Теперь Ася видела его хорошо: те же изгвазданные джинсы, только вместо защитной куртки растянутый серый свитер, над правой бровью и на скуле две багровые ссадины.

– Ты зачем сюда пожаловала? – Белобрысый слегка качнул сетку на себя. – Пожалела? Пожалела, ясный перец, поверила тому, что я тебе впаривал. Да ты… дура ты полосатая, я ж в стельку был, не видела?! Добренькая нашлась, ядрена корень… цыц, Пестрый, хвост оторву!

Асе показалось, что сейчас он снова, как в прошлый раз, сорвется на крик, но нет – его голос остался спокойным.

Пару мгновений они молчали, глядя друг на друга в упор.

– Слушай, – белобрысый вдруг зло сощурился, – а может, у тебя с мужем не того… он как, долг-то свой супружеский исправно выполняет? – Он захохотал.

Она почувствовала острую, невыносимую боль и едва удержалась, чтобы не застонать. Никогда в жизни ей не было так больно – словно внутри поворачивали огромный ржавый гвоздь.

Ася резко отвернулась. Она почти бежала, не разбирая дороги, не видя ничего вокруг из-за застилающей глаза плотной пелены слез. Позади раздались быстрые шаги.

– Стой. Погоди.

У нее закружилась голова. Она еще немного прошла вперед и остановилась.

– Ну, прости, – он обошел ее сбоку, заглянул в лицо, – слышь, прости меня! Я… сам не знаю, что говорю. Это от страха, наверное. Сейчас, думаю, протру глаза, погляжу за ограду, а там нет никого. Со мной такое бывает… иногда… Ну, хочешь, на колени встану?

Ася улыбнулась сквозь слезы и качнула головой. Белобрысый осторожно провел пальцем по ее щекам, собирая влагу.

– Простила? Тогда не плачь больше. Тебя как звать-то?

– Анастасия. – Ася тихонько шмыгнула носом.

– Настя, значит, – задумчиво проговорил он.

– Ася, – поправила она.

– Нет, Настя, Настена. Так по-нашему, по-русски, и не спорь со мной.

– Не буду.

Позади пес загремел цепью, жалобно и тоскливо поскуливая. Белобрысый улыбнулся.

– Ну-ка крикни ему: «Фу, Пестрый». Не бойся, громко крикни, он послушает.

– Фу, Пестрый! Фу! – звонко прокричала Ася. Наступила тишина.

В следующее мгновение белобрысый подхватил ее на руки и понес.

Прижимаясь щекой к грубой шерсти его свитера, Ася точно во сне видела голые колючие кусты боярышника вдоль тропинки, ветхую калитку в ограде, горкой сложенные отсыревшие поленья во дворе, настороженную морду пса.

Протяжно заскрипела дверь вагончика…

…Как мало, оказывается, мы знаем о самих себе. Заблуждаемся, думая, что все у нас прекрасно, как у людей. И вдруг – молния, шок, неумолимая догадка, озарение…

На самом деле ее счастье обитало здесь, в этой убогой, низенькой тесной комнатенке с самопальной железной печкой в углу, единственным, занавешенным газетой окном, с лампочкой без абажура на потолке. И звуки здесь были особенные, сливающиеся в единую, странно завораживающую симфонию: гулко капающая вода из прохудившегося умывальника, жалобный стон диванных пружин, пьяный голос в отдалении за окном, равномерно и беззлобно выкрикивающий бранные слова…

…Мобильник, глухо завибрировав, разразился веселым мотивом.

– Классная мелодия. – Он протянул руку, взял со стола Асину сумочку. – На, держи.

– Это «Шутка» Баха. – Она улыбнулась и нажала на кнопку.

– Мам, ты скоро? – прямо в самое ухо оглушительно и недовольно проговорил Степка.

– Не совсем, милый.

– А ты где, на работе?

– Да. – Хорошо, что в вагончике царит полумрак, и не видно, как кровь приливает к щекам от стыда.

– Тетя Кристя придет к нам в гости?

– Нет, Степушка, тетя Кристя сегодня занята. Ты не скучай, я уже выезжаю.

– Пока. – Телефон отключился. Ася сунула его в сумку.

– Сын звонил.

– Тебе пора, наверное.

– Пора. – Она резко выпрямилась и соскользнула с дивана. Быстро оделась, закрутила волосы в тугой жгут, щелкнула заколкой.

– Алеша!

– Что? – Он лежал, не шевелясь, заложив руки за голову, и внимательно наблюдал за ней. Она приблизилась к дивану, опустилась на корточки.

– Ты… скажи честно, что ты обо мне думаешь?

– Что ты больше сюда не придешь. Никогда. – Его голос звучал серьезно и спокойно.

– Глупый, – Ася ласково погладила его по прямым, светлым, как солома, волосам, – обязательно приду. Я буду часто приходить, так часто, как только смогу. И… я ведь другое имела в виду, ты же понимаешь…

– А если другое, Малыш, то я думаю, что тебя мне сам бог послал… или черт, кто его разберет? – Он поймал ее руку, тихонько сжал.

Ася почувствовала шершавое прикосновение его загрубевшей, натруженной ладони.

В окно рванулся ветер, газета зашуршала, несколько раз отрывисто гавкнул пес во дворе.

– Ты иди, – Алексей прислушался к звукам, доносящимся с улицы, – дождь будет. Вымокнешь.

– Не вымокну. – решительно проговорила Ася. – Побуду еще чуть-чуть. Хоть полчаса. Ничего страшного не случится.

– Иди, – тверже повторил он.

– Ты меня гонишь? – Она обиженно распахнула глаза.

– Я? – Алексей сел на диване, глядя на нее с тоской и безнадежностью. – Ты что, Малыш? Будь моя воля, я бы запер эту дверь и никуда бы тебя не выпустил.

«Так запри», – хотела сказать она, но промолчала, сглатывая подступивший к горлу комок.

– Нельзя, – совсем тихо произнес он, будто услышав ее немую просьбу. – Ты потом себе не простишь. И меня возненавидишь.

Ася кивнула, не отрывая взгляда от его лица.

– Ну вот, опять сопли. – Его пальцы пошарили под подушкой и извлекли на свет довольно чистый носовой платок. – Давай вытри глазки. И носик. – Алексей улыбнулся ей, точно ребенку. – Завтра придешь?

– Да, в это же время.

– Ну и ладно. – Он осторожно обнял Асю за плечи и подвел к двери. – Зонтик, надеюсь, у тебя есть?

– Есть, – она похлопала по сумке.

– Молодец. Погоди, я Пестрого подержу на всякий пожарный, а то он у меня парень суровый.

Алексей вышел во двор, поднял с земли тяжелую металлическую цепь и отвел пса в сторону. Потом помахал Асе рукой.

– Бывай, до встречи.

Дождь застиг Асю, когда она подходила к автобусной остановке. Он ливанул сразу, без подготовки, не по-осеннему обильно и яростно. Казалось, вот-вот, точно в мае, засверкает молния и грянет гром.

Тротуар тут же покрылся глубокими лужами. Утопая в них, к козырьку остановки со всех сторон бежал народ, тщетно стараясь защититься зонтиками от холодных водяных струй. Ася, хоть и была в пяти шагах от спасительного укрытия, успела промокнуть до нитки.

Подкатил автобус. Она с трудом втиснулась в салон, пробралась вглубь, к самому окну, и ухватилась за металлический поручень.

Сзади напирали еще не вошедшие пассажиры. Кто-то больно толкнул Асю в спину, так, что она, покачнувшись, едва удержалась на ногах. При этом ее сумка заехала в бок стоявшей рядом толстой тетке в кожаном пальто с капюшоном.

– Пьяная, что ли? – тотчас же громко возмутилась та. – Держаться надо, не в такси, чай!

– Простите, – проговорила Ася, поправляя сумку.

– Видать, слепая! – не унималась толстуха. – Люди ж вокруг, купи себе «Мерседес» и езди!

– Да хватит вам, – неожиданно произнес суховатый благообразный старичок, сидевший перед ними на месте, предоставленном инвалидам и пассажирам с детьми, – что вы, ей-богу, как на базаре! Девушка нечаянно оступилась, посмотрите, сколько народу вошло на остановке.

Тетка с неохотой отвернулась, продолжая бормотать что-то неразборчивое себе под нос.

Ася улыбнулась старичку:

– Спасибо за поддержку.

– Пожалуйста. Вы, между прочим, совсем мокрая. Долго гуляли под дождем?

– Нет, всего пару минут. Но хватило.

– Да, поливает будь здоров, – старичок кивнул на стекло, сплошь залитое водяными потоками. – Домой придете, сразу полезайте в горячую ванну. Испытанное средство: я всю жизнь геодезистом проработал, вечно на природе, под открытым небом. Намокнешь, намерзнешься, как цуцик, и простуда тут как тут. Только банькой и спасался. Вам ехать-то далеко?