- Прости! – все, что смогла выдавить девушка из себя в ответ.

- Да за что же простить-то? Ты чего, сестренка, кто тебя обидел? Неужели Деймон? – Елена обеспокоенно забегала глазами по лицу Кэтрин.

- Нет… нет, он никогда меня не обидел бы… просто мне так не хотелось замуж всегда. Елена милая, пообещай, что никому не скажешь?

- Да что же случилось? Кэтрин, неужели ты хочешь сбежать?

- Умоляю, только не говори никому, скажи только, что я зашла к тебе и сказала, что хочу сбежать, но ты меня отправила домой, а я тебя якобы обманула и все равно сбежала. Скажи так, я не хочу, чтоб они винили еще и тебя. А если совсем им ничего не говорить, подумают еще, что я пошла в лесу гулять, и со мной там что-нибудь произошло.

- Да одумайся же ты! Ну, чем тебе плохо житье с твоим мужем? Он тебя любит и всегда заботится о тебе… а ты наделаешь ошибок. Я, разумеется, готова всегда тебя поддержать, но ты пойми: то, что ты делаешь – это очень серьезный необдуманный и нехороший поступок.

- Нет, Елена, я все решила. Так что очень тебя прошу: не выдавай меня! Я и тебе не скажу, куда я направляюсь, но буду писать, обещаю!

Кэтрин поцеловала сестру в лоб и скрылась в дверях. Елена осталась в ужасном замешательстве. Она вспомнила их разговор тогда, в лунную ночь, вспомнила то, что она сказала Кэтрин: она боялась этого более всего, но теперь это случилось. Елена закрыла лицо руками и заплакала.

На следующий день она никому не сказала ни слова о сестре. Лишь через два дня Елена заявила, что Кэтрин написала ей письмо (она, на самом деле, написала его сама), чтоб она о ней не волновалась, что она сбежала, но куда, оставила в секрете. Елена так сделала, потому что думала, что если б она рассказала на следующий же день, то Кэтрин могли поймать на одном из вокзалов или речных портов.

Через две недели Кэтрин была уже Италии. Дорога была нелегкая, но добралась она благополучно. Девушка сняла себе маленькую комнатку в небольшой гостинице на берегу моря. Хоть сам номер не отличался изысканностью и уютностью, вид из него был потрясающий. Кэтрин распахнула окно, и в лицо ей подул соленый теплый воздух. Она ощутила вкус свободы, о которой так мечтала.

Вечером она отправилась в дом какого-то именитого итальянского капиталиста. На этом вечере ее никто не ждал, но Кэтрин была не Кэтрин, если бы не сумела за пару часов очаровать почти каждого второго присутствующего. Она подошла к фуршету, чтобы взять бокал шампанского, но почувствовала легкое недомогание, перерастающее почти в тошноту. Она присела на софу и интенсивно начала обмахиваться веером. Когда она начала подниматься, то потеряла сознание и упала обратно, но этого никто не заметил.

Через неделю подобного каждодневного состояния, у Кэтрин не осталось сомнений в том, что она забеременела. «Боже, только вот этого мне еще не хватало! До чего я дура! Как я теперь «такая» буду? Куда мне идти?» - думала она, стоя у зеркала перед сном. Ее вовсе не беспокоило, что Деймон не знает ничего об этом, ее лишь волновало, как ей теперь в свете появляться, да и не побегаешь теперь, как она обычно любила.

Позже она отправилась в Лондон, но пробыла там недолго – всего десять дней. Денег у нее осталось мало, а откуда взять еще, был проблемный вопрос. Внезапно вспомнила она про письмо тетушки Лиз, что та очень просила Елену и ее приехать в Россию. «Стоп! А вдруг в первую очередь меня именно там и ищут?» - подумалось ей. Тогда Кэтрин отправила письмо сестре с просьбой прислать ей приличную сумму денег. Когда пришли деньги, она поняла, что более не может просить, ведь это попросту нахлебничество.

Кэтрин всегда отлично играла в карты, а от дяди Василия она научилась еще и жульничать. Она вскоре стала частой гостьей в игральных клубах, откуда частенько выходила в выигрыше. Кэтрин всегда знала, когда следует остановиться, потому что азарт не захватывал ее целиком: она осознавала, что это исключительно ради денег. Так на будущее она скопила себе неплохую сумму и смогла расслабиться. Театры, музеи, выставки и прочие светские мероприятия теперь распахнули для нее свои двери. Кэтрин всегда появлялась элегантно одетая, с дорогими духами и роскошными прическами. С мужчинами девушка общалась осторожно: уже не позволяла себе прежней распущенности, делала все так, чтоб ее флирт был подспудным и незаметным. За месяц ей сделали предложения около двадцати покоренных ею мужчин. Она всем отказывала. Но когда Кэтрин поняла, что скоро ее живот будет сложно скрыть, уехала в Париж.

Она моталась так по Европе несколько месяцев. Глубоко в душе Кэтрин уже чувствовала себя одинокой, бросившей всех, но тщательно скрывала это даже от самой себя. В один день девушка вспомнила про желание поехать к тетушке Лиз. Так она и сделала. Ведь ее там уже давно никто не должен был искать. Леди Кэтрин села на поезд в Петербург, всю дорогу она переживала, к тому же была уже на восьмом месяце беременности, и дорога выдалась тяжелой.

Но вот уже и показалась знакомая станция, а на ней люди, как сотни муравьев, бегут кто куда. «Как же здесь все изменилось! И это за три-то года!» - подумала сейчас же она, ведь последний раз была здесь, когда ей было 17, а сейчас ей уже не так долго и должно было исполниться 20 лет. На улице стоял конец апреля, а в это время семья тетушки уже начинала обычно жить в загородном поместье, туда-то Кэтрин и поехала. Как только ее фигурка возникла перед домом, то с веранды она услышала голос тетушки: «А вот и блудный ребенок явился!» Кэтрин приостановилась и поняла: «Да, она все знает, значит меня искали здесь». Кэтрин поднялась на веранду.

- Дай-ка я тебя обниму! Дорогая ты моя, глупышка! – тетушка Элизабет с силой обняла племянницу.

- Здравствуй, тетушка! Боже, как я скучала по тебе! – из глаз Кэтрин непроизвольно выкатилась слеза.

Тетушка сначала ничего не сказала, напоила Кэтрин чаем с печеньем да коротко рассказала, как ее здоровье.

- Меня искали ведь здесь, да? – осведомилась Кэтрин.

- Искали! – выдохнула тетушка, – Муж твой потерянный такой был да разбитый, он вообще почти ничего не говорил, твой отец по большей части только расспрашивал да кричал, размахивая руками. А Деймон твой только в день уезда у меня что-то спросил про твое детство, проведенное здесь, спрашивал, что я думаю вообще о твоем характере и как я к тебе отношусь. – Она остановилась, посмотрела в сторону: в лице тети читалась легкая грусть воспоминаний, – ой, дуреха, что ж ты натворила! – протянула Элизабет, – муж твой красавец, каких не сыщешь, умный чертяга, а как тебя любит! Ты вот с этим что делать будешь? – она кивнула на живот Кэтрин, – неужели совсем ничего не скажешь ему?

Тетушка сказала много, а на последних ее вопросах у Кэтрин окончательно уже печенье в горло не лезло.

- Я ничего не знаю, тетушка Лиз… я сошла с ума, я знаю все про себя. Но я так хотела свободы… - она зарыдала.

- Ой-ей-ей! Ну, началось! Ох, рева моя, иди сюда! – тетушка обняла Кэтрин и стала гладить по голове, – не плачь, оставим все это, но ненадолго, я потом все равно тебе на уши сяду – твоим наказанием буду. А пока я хочу порадоваться тому, что ты здесь. Пошли-ка я тебя уложу поспать, ты, поди, устала с дороги.

Кэтрин проспала до следующего дня. Утром она спустилась к завтраку. За столом сидела только кузина Кэролайн: она смотрела в тарелку неподвижными глазами и медленно жевала. Кэтрин с Еленой так любили ее за добрый нрав, за веселый и легкий характер.

- Кэролайн! Душечка наша! Как я рада тебя видеть! – закричала вся на радостях Кэтрин и стала спешно спускаться по лестнице в гостиную: она бы побежала, если б смогла, – Кэролайн, здравствуй! – опять крикнула она, ожидая ответа.

На полпути она остановилась: сестра лишь подняла свои стеклянные, пустые глаза на Кэтрин и сказала: «Ну, здравствуй, давно не виделись». Это прозвучало так равнодушно, что у Кэтрин ком застрял в горле. Она неспешно села рядом с Кэролайн.

- Да, давно. Я скучала так по тебе, – процедила с опаской Кэтрин, не узнавая сестру.