Кэролайн не могла скрыть своей радости и даже расплакалась. Она в душе хотела злиться на Клауса, но знала, что это глупо и бесполезно, ведь этот подарок стоил того, чтобы закрыть глаза на упрямство своего парня. «Вот чудак! Вот же ненормальный! Думать не хочу, где он лазил и как, чтоб найти то, что мы всей семьёй не могли отыскать не один год».

В свой праздник Кэролайн также представила Клауса родителям, а тот ещё утром познакомил свою девушку с мистером и миссис Майклсон. Чего, конечно, нельзя было сказать о школе: это было то место, где Кэролайн так и не решилась открыто быть рядом с Никлаусом и всячески противилась, когда он уговаривал её не обращать внимания, если ребята будут что-то лишнее болтать.

Приближалось Рождество – любимый праздник Клауса, который он любил вдвойне за то, что в рождественскую ночь родился любимый братик Кол.

В зимние каникулы Клаус и Кэролайн всё время куда-нибудь уезжали: то на лыжах за город кататься, то в деревенский дом бабушки Кэролайн на лесные прогулки и катания на коньках. Если не было настроения на прогулки и поездки, они долго сидели перед компьютером: Клаус обожал в Кэролайн то, что она не хныкала о том, что он «пришёл к ней только в компьютер дурацкий порубиться, а на неё вообще плевать», девушка предпочитала сидеть во время игры с ним и раздавать советы, куда лучше пойти и что сделать.

В утро перед Рождеством они сидели в комнате вместе с Колом и вырезали из бумаги украшения для окон. Все трое смеялись и подшучивали друг над другом. Клаус катал на себе то брата то девушку, а они в свою очередь развлекали его, осыпая огрызками бумаги, оставшейся после вырезания снежинок. Пол весь был усыпан блёстками, бумажками и различными фантиками от конфет, которые приносила между приготовлением разных блюд Эстер.

- Миссис Майклсон, давайте я помогу вам с готовкой! – весело спросила раскрасневшаяся Кэролайн, выбиваясь из рук Клауса.

- Спасибо, солнышко, не надо: вы тут веселитесь…

- Нет-нет, это не дело, – своим привычным деловитым тоном, как в школе, ответила девушка, – вы там готовите, а мы ерундой занимаемся. Так всё, ребята, давайте-ка заканчивать: идите лучше помогите мистеру Майклсону!

- Слышали? – весело спросила Эстер, поставив руки в боки, – что вам «командир» сказал? Давайте, идите.

К середине дня пришли и родители Кэролайн, в доме началась возня и беготня, которая вдруг напомнила Клаусу детство и эту волшебную и вместе с тем волнительную ночь много лет назад. Он посмотрел на Кола, помогающего выносить стол в гостиную, и с благоговением подумал о том, как братик вырос, а ведь недавно был ещё совсем крохой.

Это время было для Никлауса маленьким раем, который он и не думал терять. Молодой человек строил планы на будущее и уже серьёзно относился к отношениям с Кэролайн. Представить, что такая идиллия может когда-нибудь рухнуть, было просто невозможно, но Клаус был слишком молод, оттого не допускал в свои мысли то, что судьба до безумия превратна.

========== 11 Глава. «Запертый внутри» ==========

Работа – дом, работа – дом, пьяные выходные, а дальше всё сначала… Никлаусу казалось, что это лето после окончания школы прошло как в тумане, ему думалось, что он живёт в закрытой намертво бетонной коробке, именуемой «Большой город». События и последствия минувшего последнего учебного года были упрятаны в сознании парня подальше от области осмысления их, потому что принесли достаточно боли и разочарований.

Сейчас Клаус работал официантом в одном из нью-йоркских ресторанов, где почти каждый день ему приходилось терпеть скандалы, устраиваемые богатыми посетителями или просто теми, кому не на кого было вылить желчь и нервные расстройства и переживания. Он со временем стал просто ненавидеть свою должность, потому что задыхался без творчества, а главное жалел о том, что не поступил в Брауновский университет. На конкурс для специальности «литература и культура» он отправил то своё сочинение о Кэролайн. Конкурс Майклсон не прошёл, а один профессор из приёмной комиссии недвусмысленно намекнул парню, что рассказ похож на «безыдейные записочки мечтательного парня» и лишён концепции и идеи, хотя язык написания прекрасен и многообразен.

Иногда под закрытие ресторана за Клаусом приезжал Стефан на «еле живом» Ford года 2000, который он купил за ящик пива у какого-то пьяного директора салона сотовой связи. Сам же Сальваторе работал в отделе зоотоваров, куда его взяли из тех соображений, что он «большой клоун» и можно взять его «чисто по приколу», авось хоть продажи поднимутся, сам Стефан, разумеется, об этом не знал. И продажи действительно стремительно поднялись, потому что до весельчака-Стефа никто не умел так театрально и вдумчиво толкать покупателю кошачий корм или клетку для попугая.

На часах было ровно одиннадцать, Клаус сонно опустил голову на сложенные перед собой на столе руки: он работал так уже шестые сутки, потому что одна из коллег ушла в отпуск, персонала не хватало, и Клаус по доброте душевной опять взял на себя всю лишнюю работу. На улице шумели автомобили, нервозно толкаясь в вечерней пробке, ругались между собой прохожие. Клаусу снился «идеальный мегаполис», в котором нет ни нервов, ни тревог, где невероятные технологии украшают его сверхновое гармоничное существование, а сам Клаус добирается домой, летя по воздуху: каким образом, он не понимал, ибо во сне всё пространно и не имеет в себе логики.

- Эй, старик, поднимайся, поехали домой, – Стефан тихонько тряс друга за плечо.

- Ах, это ты, Стеф! – резко очнулся Клаус, – напугал-то, а я тут уже почти заснул. Можно я у тебя сегодня перекантуюсь, а то у меня в холодильнике мышь повесилась?

- Да не вопрос, как раз сам хотел тебе предложить: я собирался какую-нибудь комедию перед сном посмотреть, а в одиночестве смеяться скучно.

«Самый обычный, ничем не отличающийся от других вечер. Но мне же 19 лет! Мне всего лишь 19 лет! Неужели это будет длиться вечно?»

***

Холодный октябрьский вечер загнал в ресторан кучу народа, который зашёл сюда больше из соображения «погреться» нежели поесть.

- Майклсон! Чёрт подери, я долго буду орать? Заказ для пятого, восьмого и девятого столика готов, тащи сюда свою задницу, и вперёд! – шеф-повар Роберт Смит не умел разговаривать никак иначе, кроме как на повышенных тонах. Он был талантливым поваром, но на редкость оскотинившимся человеком.

- Я уже бегу, бегу! – оправдывался Ник на ходу, – я просто обслуживал двенадцатый столик.

Под «обслуживал» Клаус имел в виду свой обычай поинтересоваться у посетителей, понравилось ли им блюдо и качество обслуживания и чем он может быть ещё полезен, а кроме того спрашивал мельком о погоде и прочих мелочах. Это его неравнодушие к работе и обаяние подсознательно влекли сюда обратно снова и снова. Мистер Смит понимал, что Клаус сколотил ему новый пласт клиентуры: той, которая идёт сюда не только поесть, но и к конкретному человеку, чтобы вновь почувствовать себя нужными и одаренными заботой чужого человека – официанта. Оттого он жадно боялся потерять такого ценного сотрудника, но самому юноше ни намёком не давал об этом знать.

Взяв профессиональной хваткой разом три блюда, Никлаус бодро и осторожно направился в зал, подавать на стол кулинарные изыски и свой внутренний свет. Приближался девятый столик, а вместе с ним и тонкий, свежий аромат женского парфюма. За столиком сидел солидного вида господин и сжимал в своей руке тонкую ручку белокурой одетой с иголочки девушки, которая в ответ на его умоляющий взгляд лишь скептично усмехалась звонким голосом.

- Спасибо, – отрывисто и преждевременно бросил солидный господин, подняв бегающий печальный взгляд.

- Прошу, ваш заказ…

Клаус не успел расписать то, что входило в заказ, потому что внутри него всё сжалось, а по голове словно больно ударили чем-то тяжёлым, оставляющим глухой звон в ушах: белокурая девушка обратила на него свои насмешливые голубые глаза, губы её скривились, выдавая в своей владелице то, что её застали врасплох.