— Цветы! — отвлёк он себя, как голодного пса костью. — Поставь цветы в воду.

— Ой!.. Конечно, сейчас. — Она с неохотой отпустила его руку, взяла букет и направилась в кухню.

Сделал длинный успокаивающий выдох и последовал за ней. Мари выбрала самую красивую вазу и рачительно расставляла в ней цветы, попеременно ныряя носом в гущу лепестков, чтобы вдохнуть аромат, и вдруг вспомнила роковой вечер у Роберта — то самое мгновение, когда Коннор с детским любопытством потянулся через стол к букету гортензий. «Не мог же он так искусно разыгрывать этот спектакль? Зачем роботу нюхать цветы? Это, наверное, как-то связано с той странной фразой, что он бросил мне сейчас в коридоре. И ведь Коннор прав, говоря о том, что я стала рассеянной: он кажется другим, его тело изменилось, даже манера речи теперь проще и раскованней. Но ведь машины не меняются! Я уже ничего не понимаю…»

Коннор по-хозяйски открывал настенные шкафчики, ища стакан для выпивки, и этот уютно привычный вид вселил в Мари прежнее чувство спокойствия. Словно ничего не поменялось, словно она не слышала из уст дяди горькую правду.

— Скажи, что ты ищешь?

— Да я найду, не суетись. — Он достал с полки тумблер, но Мари ласково перехватила его пальцы и забрала стакан.

— Пожалуйста, позволь я? — Взглянула светло и открыто. — Хочу позаботиться о тебе. Можно?

Молчаливо передал ей инициативу и прислонился к столешнице, наблюдая за ловкими и шустрыми движениями Мари. Скованно глотнул воздуха, поёжился, затем одним размашистым жестом стянул с шеи галстук и бросил на табурет.

— Я на досуге поискала репортажи 2038-го года, — разбавила тишину Мари. — Видела тот случай с девочкой на крыше… Даже вспомнила, что тогда не досмотрела его в новостях, потому что мама погнала меня готовиться ко сну. — Мотнула головой. — Трансляцию протестов в центре тоже снимали с вертолёта, но теперь я легко узнала тебя там, даже по зыбким очертаниям в снегах. По походке, повороту головы…

— Ты чувствовала злость, глядя на меня во главе с освобождёнными андроидами? — бесстрашно спросил он.

— Да, чувствовала. — Она протянула ему наполненный стакан. — Но со временем злость потеснило любопытство.

— В этом вся ты. — Коннор пригубил бурбон и ощутил на себе пронизывающий взгляд. Издал тихий смешок и улыбнулся ей: — Мне прямо до жути интересно, что у тебя сейчас в голове творится! Наверное, со стороны я выгляжу так, словно использую в качестве «топлива» бухло вместо тириума. Но вообще-то в данном случае это топливо подходит разве что для храбрости.

— Поясни.

— Начну с конца, чтобы было понятнее: я больше не машина. Уже давно — с твоего отъезда в Канаду. Но трансформацию начал ещё до этого.

Она глядела на него не моргая и не могла подобрать слов, чтобы описать глубину своего изумления.

— Как? Как такое вообще возможно? Мой мозг скоро расплавится к чертям! — Она схватилась за голову и зажмурилась. — Несколько дней назад у меня мир с ног на голову перевернулся, когда я узнала, что ты робот, а теперь, оказывается, ты робот, ставший… Так кем же ты стал? — Сощурилась, пристально глядя на него. — Я с трудом могу представить, как из неживого можно сотворить жизнь, и не знаю, корректно ли будет назвать тебя человеком.

— Если хочешь корректности, называй биороботом. По крайней мере, Майк так решил, я понятия не имею, как себя называть!

— Майк? Майк Грейс? Это он тебе помог?

— Да. Я целиком и полностью результат нашей с ним совместной работы. Самому мне в какой-то момент стало безразлично, как я буду называться. Важно вовсе не это. — Коннор оттолкнулся от столешницы и вплотную подошёл к Мари, затем ласково накрыл ладонями её руки, поднёс к щеке и с наслаждением прикрыл веки. — Твоя кожа мягкая. Тёплая. Настоящая. Не могу передать своего восторга ни одним из существующих слов… И я был готов пожертвовать всем, чтобы это почувствовать хоть раз. Даже если бы пришлось безвозвратно отключиться.

Одинокая слеза проложила мокрую дорожку по лицу Мари. В его прикосновении, в разомлевших движениях, в едва уловимой дрожи она ощутила то, что Коннор не произнёс. Рассказ о мучительной изнанке возможной смерти, которая была с ним не один день. Даже не один месяц.

— Так почему же ты молчал? — хриплым шёпотом спросила она. — Ты ведь знал, как я отношусь к тебе. Я бы не смогла вечно избегать наших встреч, мы слишком долго были друзьями.

— Да, я хорошо знал мою Мари, — мягко произнёс он, не открывая глаз, и печально улыбнулся. — Знал, что потеряю тебя, как только расскажу, кто я такой. — Поцеловал в костяшки и отнял её руки от своего лица. — Видишь ли, родная, ты ничуть не облегчала мне задачу… — Он сел на высокий табурет.

«Родная», — Мари до краёв переполнила согревающая радость, граничащая с эйфорией. Великолепное в своей отдаче и такое парадоксально собственническое слово, в котором нет насилия и плена. «Родная» — часть чьей-то души и жизни. Не та, «без которой не могу», а та, «с которой хочу всего».

— Я был безвольным куском пластмассы, и у меня никогда не было ничего своего. Можешь себе представить, как же было страшно лишиться того, что я обрёл?.. Ты ведь, мелкая обезьяна, выбрала меня, нарекла своим ангелом. Понимаешь, ты меня сразу сделала «своим»! — Коннор лучисто засмеялся. — Ты бы от меня так просто не отстала. К слову, об этом на странность приятно думать… — с удовольствием заметил он. — Поначалу моя ложь была всего лишь ширмой, которая оберегала милую девчушку от боли. Я не думал, что ты останешься в моей жизни. Но шли недели, месяцы, твой горластый смех и задорный голосок над участком не смолкали, заставляя мою искусственную тушку пребывать в извечно радостном волнении и ожидании. Я как будто подсел!.. И в тот момент, когда ты впервые принесла мне кофе, я понял, что больше ни за что не хочу с тобой расставаться.

Мари не перебивала его, внимая каждому слову. Ей становилось всё тяжелее слушать, и она устало села на табурет с противоположной стороны разделочного стола.

— В бессчётном количестве книг, что я прочёл или пробил в интернете, — он приложил указательный палец к диоду — визуализировал для Мари, что делал это прямо в своей голове, — настоящая любовь вытаскивала из темноты, облегчала страдания, позволяла воспарить над суетой. И я был в ужасе, когда осознал, что моя любовь после ласки и теплоты безжалостно топчется по мне, медленно уничтожает и заставляет чувствовать вину. А потом снова полна нежности. Чтобы ещё раз убить и воскресить. Замкнутый круг. В котором мой самый дорогой человечек восклицал: «Тогда и наплевать мне на этих чёртовых андроидов! Имитация души, но не душа. Это ведь всё равно, что спать с вибратором в человеческий рост!»

Ярко жестикулируя, подражал её юным пламенным речам, и голубой кружок на виске окрасился жёлтым с красным мерцанием. Мари сделалось жутко, стыдно, больно, страшно: «Прошу, не говори, что запомнил каждое моё грубое слово…» — молилась она в мыслях, не чувствуя, как из глаз безостановочно катились слёзы.

— А потом моя драгоценная обезьянка сворачивалась мягким клубочком и льнула. Льнула без конца. Дескать, я-то не такой, не одна из этих мерзких человеческих подделок… Знаешь, никто до нашего первого совместного Рождества не говорил мне «я люблю тебя». Никогда. Да ещё и с такой поистине божественной лёгкостью! Как будто просто сделала вдох. Как я мог признаться, что ты любишь то, что ненавидишь?

Мари не глядя схватила пачку сигарет, прикурила подрагивающими пальцами и сделала глубокую затяжку. Нервно застучав ногтями по столу, уставилась перед собой в одну точку.

— Каждый раз, как хотел открыться, неизбежно запрыгивал на эмоциональные качели. Но я машина. И самым эффективным методом было делать свою ложь всё более изощрённой. Это сейчас я могу пойти книжку почитать, побегать в парке или нажраться, в конце концов. Но машина зациклена на тех, кого любит, потому что ей не нужно развиваться, и я сам себя загонял в угол идеей стать достойным твоей любви. Пока мне не выпал шанс исправить «позорные андроидские недостатки». Благодаря Майклу это стало возможным, он настоящий гений! И ещё прекрасный друг. Мы тогда с тобой отдалились, пока я проходил начальную адаптацию, у тебя появился первый парень… Я не строил иллюзий и был готов умереть. К этому, в общем, всё и шло. — Он нервно пригладил бровь и налил себе вторую порцию выпивки. — Было глупо рассчитывать, что моё предприятие окончится нашими отношениями. Но ты снова влетела мне в сердце и в голову, как ураган! А я должен был молчать, чтобы не погубить тебя, если вдруг меня не станет. — Коннор осушил стакан одним глотком. — Вот что со мной было, милая Мари…