Литмир - Электронная Библиотека

– Знаешь, а я не выпускала тебя из виду. Читала газеты… Конечно, говорила о тебе с Джузеппиной… – Она замолкает. – Знаю о твоем сыне. Toutes mes condoléances[4].

Воспоминание о Винченцино – как пощечина.

У него есть семья, есть жена. Прошло больше двадцати лет, почему он разговаривает сейчас с этой женщиной?

Потому что любил ее больше всего на свете.

Иньяцио отступает назад и… чувствует аромат духов Камиллы – свежий, настойчивый аромат гвоздики, который навсегда связался с ней.

От этого аромата кружится голова, он неумолимо затягивает Иньяцио в прошлое.

– Камилла? Что происходит? – От аркады к ним направляется дама в бордовом платье, недоуменно разглядывает их обоих. – Я испугалась, что тебе стало плохо. Нигде не могла тебя найти…

Камилла качает головой. Она краснеет, руки ее заметно дрожат, а перья веера нервно трепещут.

Он знает, что она ищет оправдание. Удивительно, но он помнит все ее жесты.

– Я встретила старого друга, и мы разговорились, – наконец говорит Камилла, натужно улыбаясь. – Мадам Брюн, позвольте представить вам месье Флорио, брат моей подруги Джузеппины Мерле. Мадам Брюн – жена адмирала Брюна, сослуживца моего мужа.

Иньяцио кланяется и целует руку мадам Брюн.

Мой старый друг…

– Вернемся, вы не против? – Мадам Брюн машет в сторону бального зала. – Здесь так холодно…

Только тогда Иньяцио замечает, что Камилла дрожит. Машинально он предлагает ей руку.

– Да, давайте вернемся, – твердо говорит он.

Поколебавшись, Камилла берет Иньяцио под руку. Ее пальцы скользят по ткани его сюртука, как будто нашли свое место, свой привычный дом.

Вместе они входят в бальный зал. В зале жарко, воздух тяжелый от запаха пота, смешанного с ароматом цветов и одеколона гостей.

Маленький оркестр играет вальс.

Иньяцио сжимает запястье Камиллы, смотрит ей в глаза. И в блеске ее глаз вновь видит то, о чем совсем забыл: желание чувствовать себя живым и ничего никому не доказывать.

– Идем.

– Но…

– Идем.

Тон Иньяцио не допускает возражений. Это голос человека, привыкшего повелевать.

Камилла, опустив глаза, следует за ним, растерянная и покоренная.

Иньяцио крепко держит ее в танце. Расстояние между ними не нарушает светских условностей.

– Я не права. Ты изменился, – тихо говорит Камилла. – Раньше ты не был таким решительным.

– Я был совсем мальчишкой.

Каким же глупцом я тогда был! – добавляет он про себя.

– Ты не нес на себе столько ответственности, как сейчас. У тебя яркая жизнь, она приносит тебе удовлетворение. Хороший брак.

Камилла замолкает. Он кружит ее в вальсе, слегка прижимая к себе. Их тела вспоминают друг друга, узнают друг друга. Она опускает глаза.

– И все же тебе было очень нелегко, n’est-ce-pas?[5] И я не… Единственное, что я могла, это написать тебе. Но у меня не хватило смелости это сделать… когда ты потерял сына.

Иньяцио вдруг вспоминает.

Джованна. Их ссора.

Он едва не сбивается с ритма, гнев теснится у него в груди.

– Да, я получил твои письма. Они были для меня большим утешением.

Иньяцио чувствует, как хрупка реальность, как прошлое теснит настоящее. Каждая фраза, каждая минута, каждая капля чувства, разделенного с той женщиной, поднимается в нем яростью, которая может разрушить все.

Еще один круг. Он снова прижимает Камиллу к себе, на этот раз крепче. Теперь их тела соприкасаются.

– Иньяцио… – Камилла пытается отстраниться.

Он прикрывает глаза, как от боли, и, кажется, ему и вправду больно. Она это понимает, потому что чувствует то же напряжение, тот же страх.

– Ничего не говори… – Его дыхание касается ее уха.

Под броней одежды струйки пота скапливаются меж лопаток, стекают по спине.

Последние такты вальса. Они кружатся все быстрее и быстрее, все теснее прижимаясь друг к другу, наконец Камилла откидывает голову назад, платье закручивается вокруг ног. Ее глаза закрыты, на лице – отрешенность, как в те моменты, о которых он прекрасно помнит, отчего его сердце трепещет.

Слеза, повисшая меж ресниц, скатывается по ее щеке. Никто этого не видит. Никто, кроме него.

Музыка стихает.

Они стоят в толпе танцующих, прижавшись друг к другу.

Гул голосов возвращает их в реальность.

Они резко отстраняются друг от друга, отступают назад. Кожа и руки горят. Их глаза не могут расстаться.

Первым приходит в себя Иньяцио.

– Идем. Я провожу тебя к мадам Брюн.

Церемонно поцеловав дамам ручки, Иньяцио прощается.

Он уходит, а Камилла все смотрит ему вслед.

* * *

Как не похож Марсель на Палермо, думает Иньяцио. Он быстро привык к пыли и хаосу, ему нравится в этом городе новизна, биение жизни, изобилие. Народы, голоса, языки – все здесь перемешивается, вьется по улицам и переулкам, варится в одном плавильном котле.

– За эти годы город сильно изменился, – замечает он.

– Деньги из колоний и стремление к новизне совершили здесь революцию, – кивает Франсуа. – Новые доки уже построены, но, говорят, порт будет дальше расширяться. Да, в этом городе есть то, чего не хватает Палермо… – вздыхает он.

– Желание перемен, – кивает Иньяцио.

Величественное здание марсельской биржи с большими колоннами напоминает греческий храм. Оно находится рядом с Канебьер, главной торговой улицей города.

В конторе все на удивление исправно. Должно быть, кто-то видел Иньяцио накануне, потому что кругом чистота, все клерки на рабочих местах. Иньяцио разговаривает с ними, знакомится с управляющим, кратко объясняет цели и задачи компании теперь, после слияния Флорио и Рубаттино.

Однако мысли его неотступно возвращаются к вчерашнему вечеру.

Он рассказывает о новых линиях, на которых будет работать компания, – это маршруты из Марселя в Америку.

В какой-то момент к нему подходит Франсуа, он заметно нервничает.

– Извини, мне придется уйти: только что сообщили, что на таможне проблемы, якобы какие-то счета остались неоплаченными. Нужно проверить.

– Такое случается сплошь и рядом! Проклятая бюрократия. – Иньяцио похлопывает зятя по плечу. – Конечно, ступай!

– Хорошо, что таможня близко. Оставлю тебе экипаж. Как управишься, сможешь на нем вернуться домой.

– Я потом пришлю его к тебе.

– Не волнуйся. Думаю, денек сегодня будет не из легких…

Иньяцио провожает взглядом Франсуа и возвращается к разговору с управляющим. Потом подходит к клеркам, знакомится. Просит принести из ближайшей кондитерской пирожные и ликер. Он знает, что за едой люди становятся разговорчивей.

После полудня он выходит из конторы, одариваемый теплыми напутствиями и широкими улыбками.

Ворота закрываются за его спиной, и вдруг он понимает, что – впервые за много лет – у него нет никаких планов о том, как провести остаток дня. Иньяцио смущен и растерян. Вокруг суета портового города: велосипеды, лошади, кареты, мужчины в черных котелках, горничные с корзинами для покупок, элегантные дамы с зонтиками. Им всем, кажется, есть чем заняться, куда пойти…

А я? – думает Иньяцио. Куда я могу пойти? Он вспоминает, что Франсуа восторженно рассказывал об одном кафе на виа Канебьер, там есть фонтан и большие зеркала, в которых отражаются посетители. Неплохо было бы также прогуляться к порту…

Или пойти к ней.

– Нет, – бормочет он, качая головой. – Не нужно совершать глупостей.

Иньяцио идет вперед, потом останавливается, возвращается назад. Случайный прохожий бросает на него недоуменный взгляд.

Все, хватит! – говорит он себе.

Он подходит к ожидающей его карете и велит кучеру везти его домой. Скрестив руки на коленях, смотрит на город невидящим взглядом. Выброси из головы эту блажь, говорит он себе, Джузеппина будет счастлива поболтать с тобой о том о сем.

вернуться

4

Прими мои глубокие соболезнования (фр.).

вернуться

5

Не так ли? (фр.)

34
{"b":"868291","o":1}