Жители деревни Скородумовка думали быстро, да делали долго. Начнет кто крышу крыть, и так присматривается и эдак, ходит вокруг избы, приглашает соседей, хочет, чтобы крыша получилась красивая, высокая. Уже отложенная солома сгниет, а хозяин никак за работу не возьмется.

Были скородумовские добродушными и приветливыми. Иной раз так ругались, что за несколько верст было слышно. Случалось это не каждый день, но на неделе непременно несколько раз.

Ближнему помочь никогда не отказывались. Если что из соседней избы в свою перетащить нужно, тут же прибегали. Скородумоские считались смекалистыми и смышлеными, на улице воздух мешками хватали и домой несли, чтоб в избе свежим дышать. Хитрыми не были, все делали по-простому. Придет одна соседка к другой:

– Дай ложку, – подумает и продолжит, – а к ложке лепешку. К лепешке пшена немножко, еще чугунок, да новый горшок, а чтоб нести было сподручней налей в него щец погуще. Как, еще не варила? И чугунок не мыла? И горшок у тебя занят, собрала в него сметану? Я тебе помогу, горшок себе заберу, назад верну старый и уже без сметаны. Соседка, чего метлу схватила, иль избу подмести решила?

Однажды по деревне проходили нищие и очень ругали скородумовских.

– В других деревнях нас привечают, за стол сажают, целую сумку кусков накидают, а у вас только кукиш в нос суют, – сказал белобородый дедушка.

– У самих мало, – надулись скородумовские.

– А чего у вас много, того и дайте. Нехорошо нищих ни с чем отправлять, не по-людски.

– Мышей много, этого добра навалом.

– Дайте с каждой избы нам по мышке, на том и сладим, – хитро прищурился старичок.

Скородумовские начали думать, зачем нищим мыши, что они с ними сделать хотят, и сколько норушек старики унесут из деревни. И додумались до того, что заморские купцы за золото скупают мышей и отправляют их в дальние страны. Нищие послушали деревенских, головами покачали:

– Много мы видели в мире странных и чудных людей, но таких как вы, еще не встречали.

Старички пошли в другую деревню, а скородумовским пожелали:

– Пусть будет у вас мышей дважды постольку.

Деревенские не обратили внимания на их слова. Весь вечер и ночь они были заняты ловлей мышей, чтобы отнести их на ярмарку. Рано утром кто с корзинкой, кто с горшком, укутанными полотном, чтобы норушки не разбежались, отправились в путь. В дороге подсчитывали, сколько денег получат и на что потратят. В мыслях скородумовские уже возвращались домой в обновах с подарками для родни. Но на ярмарке, как только они открыли корзины и горшки, торговки заверещали, принялись прятать товар, покупатели бросились врассыпную. Все кричали и ругались. Опозорились скродумовские на всю округу. С тех пор начали говорить: зачем в избе кот, если скородумец в гости придет. Деревенские долго слушали насмешки и только вздыхали: сами виноваты. А слова нищих не припали даром.

Три года в Скородумовке страдали от мышей. Пришлось в каждой избе по несколько кошек держать. Сами больше не ловили.

Жили в Скородумовке два товарища – Влас и Протас, похожие, как родные браться. Глаза голубые, носы вздернутые, конопатые, а вихры непослушные. Влас и Протас друг без друга не могли и минутки побыть, а вместе непременно дрались. Парни любили меряться силой. Соседи были недовольны, говорили, что от их драк земля трясется, посуда со стола падает и разбивается, молоко выплескивается из кувшина. Влас и Протас обещали бороться в полсилушки, но как утром встретятся, ударят друг друга в плечо, сразу забывали о своих словах. Каждый думал, что другой его сильней стукнул. Как-то раз по деревне, хромая, шла бабушка Евлаша и всем, кого встречала, рассказывала, как лежала на печке, вдруг та подпрыгнула, будто норовистая кобылица, старуха свалилась на пол и ушибла ногу. Женщины, услышав это, пришли к друзьям и так раскричались, что Влас и Протас зажали уши. Соседки стыдили парней и размахивали руками, ненароком пребольно задевая Власа и Протаса то по уху, то по носу. Когда деревенские, наконец, успокоились и разошлись, Влас, задрожав, прижался к другу и сказал:

– Сдается мне, Протас, что самое страшное на свете – встретиться с рассерженной женщиной. Ты смотри, сколько оплеух мне надавали.

– А мне больше! – вдруг завопил Протас, – меня за ухо хватали, а тебя нет! – и принялся мутузить товарища.

Но, заметив, что женщины возвращаются, причем каждая теперь держала в руках метлу, жердь или грабли, друзья убежали в лес и, облюбовав себе полянку, начали на ней бороться.

С тех пор после трудового дня и пока не темнело, Влас и Протас торопились на свое местечко, чтобы выяснить, кто сильнее. Посмотреть на них приходили девушки и парни, иногда старики.

– До чего же в нашей Скородумовке тоскливо, – сказала однажды синеглазая Феклуша. – Никаких развлечений. И на Власа с Протасом надоело смотреть. Все время одно и то же. По-другому что ль бейтесь!

– Ага, – согласился Влас, вытирая мокрый лоб, – теперь удар держать будем, чур не уклоняться.

– Не уклоняться, так не уклоняться, – пробасил Протас и огромным кулачищем стукнул Власа в грудь. Тот даже не пошатнулся, отвел руку назад и со всей мочи ударил товарища. Силачи постояли, удивленно замечая, что вершины сосен закачались, облака над головой начали играть в салки, и рухнули на землю.

– Кто? – спросил Влас.

– Победил? – закончил Протас.

Старичок Терентий, опираясь на палку и держась рукой за больную спину, доковылял до парней и дребезжащим голоском возвестил:

– А никто! Одинаково вы сильны, милки.

– Быть того не может, – Влас поднялся, – чую, я сильней.

– Нет я, – встал Протас, – давай дальше биться.

– Вы с детских лет выясняете, кто сильней, – крякнул дед Терентий, – да силушка ваша неразумная, на глупые дела направлена. Вот зачем вы в речку Дурмановку огромный камень бросили, русло перегородили, озеро разлилось, хорошую землю затопило.

Силачи переглянулись, захлопали голубыми глазками, почесали мощными руками льняные затылки, пожали широченными плечами.

– А для смеху.

– Для смеху, – передразнила парней Феклуша, – а нам от вас одно горе, жизни девичьей не видим. Чего вы в деревню чужих ребят не пускаете? Девушек у нас много, а парней раз, два и все.

– А мы чем тебе не парни?

– Вы не в счет, у вас одна забота – драться, – не унималась Феклушка. – А нам охота с парнями посмеяться, хороводы поводить, спеть и сплясать. Из-за вас Скородумовку женихи стороной обходят. Прошлой осенью ни одной свадьбы не справили-и-и.

– Чего они нас боятся, – удивились Влас и Протас – иль мы поперек дороги становимся? Только пускай сначала с нами на кулачки побьются.

– Да ты, Влас, прошлый год своим кулачком медведя напугал, – хихикнул дед Терентий.

– Не хотел я его обидеть, – оправдывался Влас, – собираю малинку, а из кустов медведь лезет, ну я ему в лоб!

– А ты, Протас, чего не хвастаешься, как быку рога обломал и самого об землю едва до смерти не зашиб.

– Это я со страху, – вытаращил бесхитростные глазки Протас. – Иду по лугу, солнышко припекает, бабочки порхают, а тут с горки мчится глыба черная, с красными глазами, из ноздрей дым как из трубы, а рога – во! Так и хотят меня пропороть, я за них и ухватил. А уж как бык в небо взлетел, да об землю шлепнулся и не знаю.

– А мы все одни да одни, – ныла Феклушка.

– Ага, ага, – подхватили девушки, – сваха к нам ехала, ехала, да не доехала. Кто лошадь вместе с телегой назад отнес, а сваху на верхушку ели посадил?

– Мы!

– А зачем?

– А просто.

– Вот что ребята, – сказал дед Терентий, – Шли бы по свету, может, где ваша силушка богатырская пригодилась бы.

Влас и Протас переглянулись.

– И, правда, будем богатырями.

– Богатыри, – хихикнула Феклушка, – босоногие. – Где доспехи богатырские, кони длинногривые?

– Нету.

– Вот как добрые дела сделаете, когда люди вас не ругать, а благодарить станут, тогда и будете богатырями называться, – сказал дед Терентий.