Императрица кивает, разрешая переставить стол.

Офицеры охраны ставят его около кровати и наследник поднимается повыше, чтобы лучше видеть происходящее представление. При этом он опирается на руку, кривя от боли губы. Ему всего восемь лет, но, к боли он уже привык за эти годы и переносит ее стоически.

— Внимание! Внимание! Чудеса начинаются! Кто не поймет — тот к фокуснику обращается! — обращаюсь я к наследнику и императрице.

Вскоре сделанная из плотного, раскрашенного в зеленый цвет, картона лягушка подпрыгивает сама на полметра вверх. Ее я несколько раз переделывал, добиваясь особой прыгучести и теперь она неутомимо прыгает по столику и даже запрыгивает к наследнику на одеяло.

Ребенок с восторгом подхватывает ее дальней рукой и пытается рассмотреть, как все это происходит вместе с матерью, но, естественно, никаких веревок или нитей не находит на самой лягушке.

Императрица смотрит на меня здорово вопросительно, ей подсказывает уже знакомый камер-юнкер:

— Ваше величество! Уже проверяли игрушку! Только личная сила Сергея ее приводит в действие!

Императрица недоверчиво смотрит на него и так же переводит глаза на меня, но, я уже раскручиваю лопасти маленького сиреневого вертолета и своей силой поднимаю его наверх к очень высокому потолку.

Откуда он так же плавно опускается на кровать наследника, вызывая у того непроходящий восторг. О постоянной боли ребенок уже забыл и это здорово.

После этого показываю работу мельницы, хотел ее покрасить в красный цвет, но, хорошо что вспомнил — Александра Федоровна сильно не любит этот цвет революции. И покрасил в желтый цвет картон.

Фокус с картами я показывать здесь не стану, не та обстановка, поэтому у всех на глазах сворачиваю в самолетик лист белой, плотной бумаги и запускаю его через всю комнату. Один из офицеров охраны поднимает его у дальней стены и запускает мне обратно, но, я потоком силы даю ему приземлиться рядом с наследником.

В одной руке у цесаревича лягушка и вертолетик, поэтому он вытаскивает из-под одеяла вторую руку и пытается взять самолетик. Там у него мелькает раздутый локоть из рукава широкой ночной рубашки и гримаса боли снова появляется на лице цесаревича.

Он и забыл о своем состоянии, вытащил распухшую руку и поэтому сразу же вернулся на землю, где он больной, страдающий постоянно ребенок.

Ну что же? Пришло время мне выйти из скрыта и предъявить императрице свое умение.

Иначе я могу больше не попасть во дворец так легко и не приблизиться к возможному центру решения Империи.

— Ваше императорское величество, вижу, что цесаревич болен и страдает! Могу вылечить его руку за одну минуту! — этим предложением я много чего обрываю в прошлой жизни и вступаю на еще неизведанную тропу будущего.

Да, моя фраза не так чтобы сразу зашла в сознание онемевшей императрице, однако, стоящий сбоку камер-юнкер заметно насторожился. Как только я отошел от показа фокусов и предложил что-то новое.

Что там творится на лице у Распутина — да кто его ведает? Он у меня за спиной находится, и я даже поворачиваться в его сторону не хочу. Привел фокусника показать в царскую семью называется!

А фокусник оказался очень себе на уме и уже перехватил все внимание на себя с почтенного, уважаемого тут всеми Старца.

— Ваше императорское величество! Я могу снять отек с руки цесаревича за одну минуту только с применением своей силы!

Вообще шикарное предложение для измученной матери цесаревича.

Ну, уж спорить о том, есть у меня сила или это только видимость — мне кажется, что больше нет никакого смысла.

Сила однозначно есть, а вот ее пределы — никому не известны.

Потом вижу, что она пока смотрит на меня с опаской, а Пистолькорс положил руку на кобуру, показывая, что он за мной присматривает в реальном времени.

— Для этого мне даже не придется касаться цесаревича! Совсем!

— Откуда вы это знаете? — вдруг выдыхает императрица.

Я удивленно смотрю на нее и не сразу понимаю, о чем она спрашивает.

Потом до меня доходит смысл вопроса, и я поясняю с большой уверенностью:

— Я вылечил уже не одну сотню умирающих людей! Так что с болью цесаревича справлюсь!

Вот это здорово сильное заявление, как я вижу по лицам императрицы и камер-юнкера.

Сотни вылечил своей силой? Да еще умирающих?

На это, конечно, на самом деле не очень похоже, когда я кручу лопасти или заставляю прыгать бумажную лягушку.

А чего скромничать, я ведь не вру ни разу! И должен побыстрее создать правильное впечатление о себе, раз уж вылез с такими предложениями.

— Как это будет выглядеть? — спрашивает постоянно страдающая из-за сына и поэтому часто безутешная мать.

Для нее с мужем — это самая главная точка боли в жизни, страдающий неизлечимой болезнью наследник.

— Очень просто. Я возьму один предмет из моего саквояжа и подержу его над локтем цесаревича немного времени. После этого опухоль с кровоподтеком пропадут, а я сильно устану.

— Какой предмет вам нужен? — тут вмешивается Пистолькорс, решивший помочь императрице, видя, что она находится в растерянности.

— Один из тех камней, они являются усиливающими линзами для моей силы, — объясняю я и вижу, что императрица колеблется, как и камер-юнкер.

Зато цесаревич, не переживая ни секунды, тут же задирает рукав сорочки и кладет ее на одеяло, готовый к лечению.

Он хорошо расслышал мои слова и теперь искренне надеется, что дядя сделает такой же фокус с его рукой.

— Как мы можем быть уверены в том, что вреда Алексею не будет нанесено? — глухо спрашивает Александра Федоровна, пристально изучая мое лицо.

— Моим словом и делом я могу это доказать сразу. Вы же убедились, что сила у меня имеется? Ведь все, что вы могли видеть здесь, не сможет повторить никто из сейчас живущих людей. Так что я не обманываю вас, я и правда могу вылечить цесаревича. От того, что его сейчас мучает.

Однако, императрица не может решиться на такое действие без мужа, и я ее хорошо понимаю.

— Если опухоль не спадет, а цесаревичу станет хуже, пусть господин камер-юнкер прострелит мне голову за дверью, — негромко говорю, глядя в глаза Пистолькорсу.

И добавляю:

— Я могу подождать с лечением, пока не приедет император. Но, зачем лишнего страдать цесаревичу? Тем более, лечение его императорского высочества — это совсем не все, зачем я пришел во дворец. Мне необходимо много о чем поговорить с вами и вашим мужем, моим императором.

Немного особой верности престолу будет подпустить не лишним, как мне кажется.

Эти мои слова показывают, что я сказался фокусником и проник в дворец преднамеренно и с каким-то далеко идущим планом. Однако, приходится выкладывать правду-матку понемногу, чтобы объяснить свое появление здесь.

— Мама! Разреши дяде фокуснику полечить меня, — вдруг раздается голос слабый от волнения цесаревича, — Мне так надоело лежать в постели целыми неделями. И боль никогда не кончается.

— Вы обещаете чудо? — вдруг спрашивает меня камер-юнкер, видя, что мать совсем потерялась от моих слов.

— Клянусь, что уберу опухоль с локтя цесаревича.

— А с колена? — продолжает спрашивать меня он же.

— Да, и с колена тоже. На это у меня сил хватит, — уверенно отвечаю я.

— Ваше величество! Думаю, что Сергей может помочь Алексею! Я уже видел творимые им чудеса и могу ответственно заявить — так не сможет никто! Сейчас я позову дежурный взвод, он оцепит эту комнату на всякий случай! — предлагает Пистолькорс императрице.

Это правильно, подстраховаться никогда лишним не будет.

Второй офицер по его команде убегает поднимать охрану дворца, я пока возвращаюсь к стене комнаты и сажусь на кресло.

Вижу гневный взгляд Распутина, прожигающий дыру на моем лице, пожимаю плечами и говорю в ответ:

— Так нужно было, Григорий Ефимович! Ты уж не сердись на меня, дело у меня очень важное и всей страны касается. Поэтому мне во дворец необходимо было попасть! Поэтому и пришел к тебе. А цесаревича я сейчас вылечу от ушибов, ничего у него болеть не будет!