Понимающего с одного взгляда-намека настроение товарища Сталина Лаврентия точно не придется вести постоянно в ручном режиме и тратить на это неблагодарное дело свое лишнее время. Которого и так всегда не хватает для государственных дел. Даже любимый фильм про Чапаева посмотреть в сорок шестой раз совсем некогда.

— Ну что, как на новом месте? Устроился? Наметил, кого на ликвидацию?

— Хорошо все, товарищ Сталин, только, работы очень много. Сутками не сплю. Список у меня с собой, — и Берия оставляет пару листов бумаги на столе перед Вождем.

Неотложное дело идет первым, все остальное потом.

Тот внимательно просматривает его и ставит свои отметки напротив фамилий, кого совсем на минус умножить, кого пока оставить работать. В ручном режиме контролирует работу органов, как обычно.

Негромко совещается с новым наркомом про тех, кого может узнать по фамилиям и расспрашивает про остальных, кого не знает.

Берия отвечает на вопросы подробно и обстоятельно, вызывая у Вождя заметное облегчение.

— Насколько с понимающим человеком проще работать. Ежов меня просто бесил последнее время, — жалуется он Берии.

— Что же произошло с Лекарем? — вспоминает Вождь через какое-то время, — Разобрался окончательно?

— Коба, много чего необъяснимого на самом деле. Кажется, я все-таки ошибся. Он на самом деле оттуда, — и Лаврентий показывает куда-то вверх и замирает на пару минут.

Специально вину на себя берет, не хочет напоминать Вождю, что сам только привел Лекаря, а решение по нему Вождь принял самостоятельно. Принял, и ошибся, как это уже хорошо понятно. Но, кто тут хочет товарищу Сталину настроение испортить?

Только не Лаврентий Берия!

— Докладывай тогда, почему так думаешь!

— Про его способность к лечению ты и сам знаешь. Он знал и мог предсказать много разных событий. Что-то мы смогли проверить, что-то поймем со временем. Но, именно то, как он перебил сорок два вооруженных сотрудника НКВД и ранил еще шестерых — это за пределами человеческих возможностей. Никак иначе объяснить его неуязвимость у меня не выходит.

— Совсем никак, что ли? — Сталин явно недоволен словами своего лучшего помощника.

Понимает, что признание таких способностей за Автанадзе ведет к признанию ошибочности его решения.

— Совсем никак, товарищ Сталин, — отвечает Лаврентий и замолкает.

— Ладно, выкладывай, что накопал, — Вождь снова произносит слова с заметным акцентом.

— Слушаюсь. Он смог разделаться в конвойными в машине, это на самом деле не говорит ни о чем особенном. Хотя, он уже был в наручниках, а они все крепкие парни. Ладно, потом он ушел от них, через примерно десять минут один из конвойных позвонил в дежурную наркомата и объявил, что Автанадзе смог сбежать. Правда, оружие с бесчувственных тел он забирать не стал. За такое время он не мог никуда далеко уйти. Была сразу же объявлена тревога по всему городу, его описание внешности отправили на все вокзалы и автостанции. Было задержано около шести сотен внешне похожих мужчин такого же возраста до выяснения во всем городе. Пока печатали нужное количество фотографий и развозили их по городу. Но, он пропал и нигде не светился, пока его бывшая подруга, которая наш сотрудник, не подсказала, где он может быть. Группа задержания поехала туда и, точно, нашли его, сидит в ресторане, ест и пьет за троих.

— И что там случилось?

— Да непонятно опять. Наручники он не дался надеть, сотрудники НКВД попытались его заломать, однако, у них не получилось. Стрелять нельзя, они это знают, а справиться вручную не вышло. Он им как-то очень быстро легкие удары просто ладонью раздавал и здоровых мужиков уносило с ног. Бились с ним, пока старший группы не разрешил Автанадзе ехать без наручников.

— Так, значит, старший и виноват в том, что случилось в наркомате? — выносит свое мнение Вождь.

— Виноват, только, с него не спросить теперь. Он был в кабинете вместе с Автанадзе и погиб в перестрелке. Впрочем, в машине после посещения Кремля Автанадзе ехал в наручниках и все равно смог уйти от конвоя. Просто вырубил всех, нашел ключи и открыл браслеты. А потом уже, около ресторана, не дался. Похоже, что они все-таки мешали ему, поэтому он и устроил драку, чтобы остаться без таких украшений на руках, — размышляет нарком вслух.

— Так, дальше что?

— Допрос длился около трех часов, дали показания его охранники из наших сотрудников, его приставленная подруга тоже из наших людей, когда в кабинет пришел Ежов с парой своих мордоворотов. Он немного поговорил с Автанадзе, потом тот схватил его за горло и поднял на полметра от пола на вытянутой руке.

— Для этого сила требуется необыкновенная, чтобы на вытянутой руке человека поднять за шею, — задумчиво замечает товарищ Сталин.

— В том-то и дело, он не только Ежова поднял, но и еще поднес к окну, где затылком бывшего наркома выбил стекло. Помочь Ежову никто не смог, следователь говорит, что сотрудники не могли дотронуться до Автанадзе, как будто какая-то невидимая преграда им мешала. Ежов потянулся за своим пистолетом, Автанадзе, так же не опуская наркома на пол, отнял у него ТТ, снял с предохранителя и приготовился стрелять в конвой. Сотрудники, похоже, запаниковали, открыли первыми огонь по ногам Автанадзе, но, видя, что пули его не берут, в ходе перестрелки стреляли уже куда попало.

— Значит, все-таки не выполнили приказ? Что Автанадзе нельзя наносить никакого серьезного вреда? — прищурил глаза Вождь.

— Не выполнили, Коба. Только, в живых все равно никого не осталось, Автанадзе убил их всех. Выжил только следователь, это нам еще повезло, что он струсил и удрал из кабинета. Хорошо, что хоть он может рассказать, как все случилось. Он выскочил из кабинета и побежал собирать сотрудников, чтобы справиться с Автанадзе. Но, первые четверо, кого он нашел, забежали в комнату с оружием, началась стрельба, а потом оттуда выскочил твой Лекарь. Живой и здоровый.

— Со следователем нужно поработать. То, что он выжил — это правильно, а вот то, что струсил — никуда не годится!

— Поработаю, товарищ Сталин! — склоняет голову нарком.

— А что он устроил с Ежовым? Почему повесил его тело на решетке?

— Не повесил, товарищ Сталин. Забил табуретом голову того плотно в решетку и сломал ему череп в нескольких местах. Поэтому нарком остался висеть уже мертвым.

— И что это значит?

— Не установлено, почему именно Автанадзе так поступил. Из личных мотивов или мстил за что-то. Однако, следователь утверждает, что Автанадзе узнал наркома. Заскочившие во второй группе сотрудники стрелять начали не сразу, секунд через пять. Потом Лекарь прошел по всему третьему этажу из конца в конец и перестрелял всех сотрудников в форме, это еще двенадцать человек. Пули так же не брали его, поэтому он поднялся на четвертый этаж и продолжил стрелять там. Выжившие на четвертом рассказывают, что он время от времени переставал стрелять, меняя в это время магазины в пистолете. Красноармейцы из охраны забежали на четвертый этаж и открыли огонь по Автанадзе из своих винтовок, он их перестрелял потом первыми. Пошел было во вторую часть этажа, но, вдруг пули стали его пробивать, он получил около пятнадцати попаданий и сразу же упал.

— Что за идиоты! Могли же навалиться на него толпой и просто держать за руки и ноги? Отобрать оружие, в конце концов! Я же ясно приказал, его оставить живым! — гневается хозяин страны.

— Коба, так ведь никто не знал об этом! А те, кто знали, уже были мертвы. Как тут удержишься, когда в тебя стреляют? Понять их можно, они просто увидели в комиссариате бандита с оружием, который первым начал стрелять.

— Почему же его никто не мог пробить? Сколько по нему выпустили пуль? Посчитали?

— Да, посчитали, около пятидесяти в кабинете, потом восемьдесят на третьем этаже и сорок пять на четвертом. Это пистолетные пули, еще из винтовок шесть раз успели выстрелить те бойцы, кто охранял комиссариат внизу. Всего сто восемьдесят раз, из них пятнадцать уже пробили его защиту.