— Дауни, о которой мы говорили, — нетерпеливо сказал Осборн. — Вчера вечером через Министерство иностранных дел нам передали официальный запрос. Им нужен биохимик.

— Какого черта? — спросил Джирс. Затем, смирившись: "Это ее дело, если она хочет уйти. У меня есть другие причины для беспокойства.'

— Спроси ее, — ответил Осборн. — И либо ты, либо она можете позвонить в Министерство. Не откладывайте решение слишком надолго. У этих маленьких нефтяных государств есть протокол. Не следует проявлять невежливость, игнорируя их расспросы.

— Ладно, — проворчал Джирс.

Зазвонил телефон, он схватил трубку и выслушал короткое сообщение, затем положил трубку, улыбаясь с облегчением и удовлетворением.

— Они обнаружили какие-то обломки. Расщепленное дерево и так далее. Регистрационный номер на одной детали. Это лодка, на которой уехал Флеминг, в этом нет сомнений. Пока никаких признаков тел. Конечно, им потребуется некоторое время, чтобы прийти в себя. У них не было ни малейшей надежды в аду. — В его голосе не было и тени сожаления. Джирс не оплакивал предполагаемую смерть двух коллег.

— Где были обломки? — поинтересовался Осборн.

Джирс взглянул на некоторые цифры, которые он набросал в своем блокноте во время телефонного разговора. "Они дают Виктору Сахару 7458 в качестве приближения". Он подошел к настенной карте ракетных трасс Торнесса и ткнул пальцем в точку на линиях сетки.

— Примерно там. Немного к югу от Барры и к востоку от Южного Уиста. Мелководье. Только такой сумасшедший, как Флеминг, рискнул бы сделать это в такой плохой видимости. Но флот будет продолжать поиски, просто как обычная формальность.

Некоторое время двое мужчин сидели в тишине. — Я посмотрю, не найдется ли в столовой чего-нибудь на обед, — сказал Осборн. Джирс кивнул.

Он не сделал ни малейшего движения, чтобы сопровождать его.

Это был день аномально высокой температуры для столь раннего времени года. Воздух был насыщен влагой, и туман превратился в непрерывный дождь над землей. В море видимость становилась все хуже и хуже. Даже для Западной Шотландии погода побила все мыслимые рекорды. Обычно Флеминг не обращал внимания на погоду, но теперь он обнаружил, что он странно гармонирует с мелодрамой кризиса в Торнессе.

Карабкаясь по острову, он время от времени слышал нетерпеливый вой сирены эсминца и равномерный гул медленно курсирующих катеров с дизельным двигателем. Раз или два хриплые голоса весело ругались, когда поисковые группы пытались найти хоть немного юмора в своей скучной, бессмысленной задаче.

Он сказал Прину, что ему нужно размяться, и он соберет дрова. Он ничего не сказал о возможности серьезных поисков Андре и его самого. Прин явно старался не слишком подробно расспрашивать о том, в чем заключался весь этот побег, хотя Флеминг подозревал, что человек, который был маршером C.N.D., не проигнорировал бы Торнесс или возможность того, что мужчина и девушка, спасающиеся бегством зимним вечером, могли быть связаны с этим местом и с гнусными причинами для побега из него.

Но Флеминг на самом деле не беспокоился о Прине. Уровень анархии в характере этого человека практически гарантировал, что он не будет напыщенно болтать о гражданском долге и так далее. По почти фантастической удаче они нашли почти идеального союзника.

Флеминг был гораздо больше озабочен Андре. Он подозревал, что даже ее искусственный организм, свободный от дефектов наследственности, которые были врожденными недостатками каждого человеческого существа, не могла бороться с нагноением в ранах на руках. Каким-то образом ему придется найти для нее квалифицированную помощь.

Весь тот день патрульные катера курсировали у острова. Ближе к вечеру туман рассеялся достаточно, чтобы пара вертолетов Королевских ВВС могла обнюхать окрестности. Флеминг был снаружи, когда услышал их. Встревоженный, он побежал обратно в коттедж.

Он схватил пару зеленых поленьев, которые дымились в огне, и облил их дождевой водой у задней двери.

— Вертолеты могут пронестись здесь, — быстро объяснил он Прину. "Хотя я сомневаюсь в этом; немного сложно возиться в паршивой видимости на нулевых футах с этим куском гранита на пути. И все же нет причины возбуждать их любопытство дымящейся трубой.

Прин пробормотал что-то бессвязное и удалился в укромный уголок с непонятным томом среднеанглийских текстов для аннотирования. Он сделал все возможное, чтобы подавить свои опасения по поводу продолжающегося присутствия своих посетителей, но не оставил Флемингу сомнений в том, что он будет рад, когда они уйдут.

Андре безмятежно сидел на диване. Она вышла с Флемингом после импровизированного обеда, который соорудил Прин, и сделала несколько шагов. Усилия быстро утомили ее, и она, казалось, боялась одиночества. Флеминг отнес ее обратно в коттедж.

Он все больше и больше беспокоился о ней; она не только была физически истощена и испытывала сильную боль, но и ее разум, казалось, был более или менее пуст. Он заметил, что она, казалось, была неспособна делать какие-либо спонтанные усилия, кроме элементарных — ходить, пить и есть.

Прин достал несколько леденцов, и когда он предложил ей банку, она просто уставилась на нее, не понимая их назначения. Флеминг положил один из них себе в рот и шумно пососал, прежде чем ей пришла в голову эта идея.

Теперь, прислушиваясь одним ухом к звуку вертолетов, Флеминг сидел рядом с ней, положив руку на спинку дивана и обнимая ее за плечи. — Что ты помнишь из всего, что произошло? — мягко спросил он.

Она посмотрела на него взглядом сбитого с толку ребенка. — Все перепуталось, — пробормотала она. — Я побежала. Потом я упала. В воду.

Она попыталась сжать руки и резко втянула воздух от укола острой боли.

Флеминг встал и принялся рыться на каминной полке над почти потухшим камином в поисках ножниц, которые Прен хранил там среди множества полезных предметов. "Я не думаю, что эти тряпки, которыми я обмотал твои руки прошлой ночью, были очень хорошей идеей."

Там много нагноений. Мне придется их срезать.

С почти женской нежностью он начал разрезать материал, пытаясь ослабить его. Он наклонился над ее руками, чтобы она не могла их видеть, и быстро заговорил, чтобы помочь ей не обращать внимания на боль.

"До бега — ты ничего не помнишь?" — спросил он.

Она говорила нерешительно, не только потому, что искала воспоминания, но и в попытке не закричать от пульсирующих стрел агонии. "Там был лагерь, что-то вроде лагеря, с низкими бетонными зданиями и хижинами. Мы были там, и много других людей.'

Флеминг снял большую часть спутанного белья с одной руки.

То, что открылось, было некрасиво. — Машина? — спросил он.

"Ты помнишь машину?"

— Да, — сказала она, кивая самой себе. — Он был большой и серый.

Всегда слышался низкий гул и часто много щелчков.

Это были появляющиеся фигуры. Все было в цифрах.'

Она нахмурилась, и ее губы скривились, как будто она собиралась заплакать от разочарования. "Это цифры, которые я не могу запомнить".

— Хорошо, — сказал Флеминг. — Мы можем обойтись и без цифр. Они больше ничего не значат ни для тебя, ни для кого другого. Эти цифры были злом; они…'

Он резко остановился. Повязка на другой руке была снята легко — слишком легко. Вместе с ним появилась целая корка материи. Под ним была не розовая заживающая плоть, а зловещий пурпур некроза. Он не мог распознать гангрену, но у него было некоторое представление о сепсисе. Он обнажил руку Андре выше ее локтя. Рукав ее платья нельзя было задрать еще выше. Рука распухла, и главная артерия темнела на белой коже.

— Прихорашивайся, — тихо сказал он. "Просто подойди и посмотри на это, хорошо?"

Их хозяин неохотно отложил книгу и подошел к ним. Он посмотрел вниз, а затем резко закрыл глаза, слегка покачиваясь от тошноты.