Только наполовину понимая, Дауни встала и нерешительно направилась к двери, поблагодарив его за терпение, с которым он слушал.

Она слишком поздно вспомнила, что не попросила разрешения посетить побережье.

— До свидания, профессор, — сказал старик. Он не смотрел на нее. Он сел, очень прямо, очень неподвижно, в старомодное кресло с высокой спинкой. Дауни производил впечатление короля, у которого осталось только достоинство, чтобы поддерживать его.

Негритенок стоял в коридоре снаружи. Его глаза были большими от страха или, возможно, волнения. Он почти побежал в своем беспокойстве, чтобы проводить ее во двор.

Машина, на которой она приехала, уехала. Вместо этого двое солдат подошли и встали по обе стороны от нее. Они сделали знак своими пистолетами, чтобы она подождала у двери. Вскоре за портиком остановилась армейская разведывательная машина.

Солдаты дернули головами, показывая, что она должна войти в него.

Молодой офицер отдал ей честь. — Мы отвезем вас обратно, мисс, — сказал он на ломаном английском.

Водителю часто приходилось съезжать с дороги, когда мобильные колонны с ревом приближались к Балебу. Там было несколько полугусеничных и несколько легких танков. Их экипажи были в боевом снаряжении, но они стояли в своих машинах. Они явно не ожидали серьезной стрельбы.

Ворота разведывательного комплекса были открыты, но снаружи стояла бронированная машина, и повсюду были группы солдат в шлемах. Дауни отвезли прямо в ее покои, где патрулировало еще больше охранников. Молодой офицер, сопровождавший ее, вежливо, но твердо указал, что она должна оставаться в своей комнате до дальнейших распоряжений.

Военный переворот, организованный Салимом, был основан на трех действиях — закрыть все пограничные дороги и порты, взять под контроль столицу и обеспечить безопасность разведывательного учреждения.

Разведывательная операция, конечно, была формальностью, благодаря Жанин Гамбуль.

Первая подсказка Флемингу о том, что происходит, пришла от Абу Зеки. Двое мужчин поссорились во второй раз. Абу с гордостью сказал Флемингу, что уничтожение таблиц с уравнениями ракет было бесполезным, потому что перфолента была неповрежденной. Он продолжал хвастаться силой и мощью, которыми его страна могла бы обладать с помощью защитных устройств, которые мог бы разработать компьютер.

— Мы уже овладеваем этой силой. Даже сейчас войска полковника Салима берут на себя нашу защиту.

— От президента? — спросил Флеминг.

— Президент — усталый, дряхлый старик. С ним покончено.

— А «Интель»?

— Они берут верх над «Интелем», — ответил Абу Зеки. Он увидел, как Флеминг бросил взгляд в сторону пустого сенсорного отсека. — Если вы ищете девушку, то ее нет в здании. Она находится под нашей опекой.

Флеминг поспешил из здания и побежал в жилой район. Перед дверью в покои Андре стояли двое вооруженных охранников. Он попытался протиснуться между ними, но они не сдвинулись с места.

— Они вас не впустят; боюсь, они вам больше не доверяют, доктор Флеминг, — произнес знакомый голос.

Он резко обернулся. Кауфман медленно шел к нему, ухмыляясь. — В любом случае, девушки здесь нет, — продолжал немец. — О ней заботятся. Тем временем мадемуазель Гамбуль желает вас видеть.

— Где? — проворчал Флеминг. — И когда?

Улыбка Кауфмана исчезла. — Сейчас, — сказал он. — Ты пойдешь со мной. — Он повел его к своей машине.

Они поехали к дому Салима. Там не было солдат, и никто из слуг не встретил их, когда они поднимались наверх. Кауфман открыл дверь и жестом пригласил Флеминга войти. Дверь закрылась, и он остался один.

Он обошел знакомую комнату, где впервые встретил Салима, а затем вышел на балкон. Прошло несколько мгновений, прежде чем он перешел в дальний конец, где вокруг стола стояла какая-то плетеная мебель. На столе стояли бутылки виски и стаканы. Он чувствовал, что ему нужно выпить.

Его подход к столу привел его мимо солнцезащитного экрана и рядом с шезлонгом. Он невольно издал потрясенный вздох.

Жанин Гамбуль лежала на боку, ее голова свесилась через край, а рука безвольно свисала на пол. Ее лицо выглядело бледным, как воск, за исключением красной линии губной помады и темного карандаша бровей, а глаза были полуоткрыты и остекленели.

Первой реакцией Флеминга было то, что она мертва. Он наклонился и положил руку ей под голову, поднимая ее обратно на шезлонг. Она застонала.

Затем, когда он прижал ее руку к телу, он увидел стакан на полу. Он понюхал его: от него пахло виски.

Он уже собирался оставить ее, когда она полностью открыла глаза и рассмеялась. Она с трудом приподнялась в полусидячее положение и неуклюже помахала ему рукой.

— Ты думал, я умерла? — хихикнула она. — Как видишь, это не так. Я велела Кауфману пригласить тебя сюда. Я хотела поговорить. — С нарочитым усилием она опустила ноги на землю и неуверенно встала. — Давай я принесу тебе выпить. — Она, пошатываясь, сделала несколько шагов к столу.

Она плеснула немного виски в два стакана, а затем огляделась вокруг. — Сифона нет, — хрипло пробормотала она. — Я пила его чистым, но тебе нравится содовая, да? Салим, должно быть, держит его в своей комнате. — Ей удалось взять два стакана и, пошатываясь, направилась к двери с балкона. Флеминг стоял неподвижно, наблюдая за ней.

Она остановилась и полуобернулась. — Почему ты так на меня смотришь? — хрипло спросила она. Затем, с лукавой улыбкой: — Бесполезно строить догадки обо мне; не раньше, чем я узнаю больше о другой женщине, твоей женщине…

Она снова двинулась в путь, поставив два стакана на тяжелый буфет, покачиваясь над нижним шкафом.

Там было два сифона, но, по-видимому, было слишком сложно вытащить один из них. Вместо этого она наклонилась со стаканами по очереди и брызнула в них содовую. Флеминг, который подошел к дверному проему, не видел, как неторопливо и аккуратно она наполнила по одному стакану из каждого.

Она напевала маленькую французскую песенку о любви, покачиваясь в его сторону. Она протянула ему один бокал, а другой опустила в мягкое кресло.

— Расскажи мне все о своих подружках, — пробормотала она, глядя на него поверх своего бокала.

— Разве Абу Зеки не сказал тебе всего, что тебе нужно знать? — угрюмо спросил он.

Она хихикнула. — О, нечто совершенно фантастическое. Настолько абсурдно, что я, конечно, верю в это — и хочу знать больше. A votre sant!^[4] — Она подняла свой бокал.

Флеминг поколебался, а затем отхлебнул из своего стакана. От вкуса виски во рту ему стало легче. Он решил немного подыграть ей. Она все еще вела себя пьяно, ее речь была невнятной, а тело безвольным. Это делало ее более привлекательной, чем обычно.

— Что ты имеешь против нас? — спросила она. — Запах коммерции? Грязь, которая должна прилипать к деньгам?'

— Отчасти, — проворчал он.

— У нас не такой уж плохой послужной список в этой стране, — продолжила она.

— Здесь ничего не было, пока мы не пришли. Теперь, когда Салим взял верх, мы можем продвинуться еще дальше. — Ее глаза блестели от волнения. — Возможно, мы станем сказочными и великими, как средневековая Венеция или Ост-Индская компания. В любом случае скоро никто не сможет конкурировать с нами. Весь мир будет у наших ног.

— Или у её, — заметил он, снова отпивая из своего стакана.

Она наклонилась вперед. — Её? — повторила она. — Почему бы тебе не рассказать мне о ней? Есть что-то, что знает только она одна? Что-то, что она сделает?'

Ее глаза были устремлены на него, немигающие, злобные. У него было нелепое чувство, что она его гипнотизирует. Чтобы прервать это, он отвернулся и залпом допил остатки виски.

Когда он поставил стакан, то понял, что в напиток подмешали наркотик. Его ноги ослабли, и он не мог остановить свой разум, бесцельно блуждающий в причудах прошлого. Он нащупал стул, который не мог как следует разглядеть, и плюхнулся в него.

Гамбуль тут же оказалась напротив и встала над ним.