- Позор! - повторил Фудзикава. - Вы опозорены, я опозорен, вся японская армия, весь японский флот на Гавайях покрыли себя позором. И знаете, почему?
Разумеется, все знали, почему. И Симицу знал. Но никто не произнес ни слова. Складывалось впечатление, будто, если не говорить об этом вслух, то ничего и не было.
Но полковник Фудзикава не постеснялся раскрыть глубину их падения.
- Из-за американцев - из-за американцев! - мы потеряли лицо. Они бомбили Оаху, торпедировали наш корабль. Почти все бомбардировщики сумели сбежать. Это позор. Это унижение. Самое настоящее унижение.
Весь полк как один покаянно склонил головы. Симицу тоже поклонился, но не переставал думать, в чём он-то виноват? Что мог сделать с бомбардировщиками пехотный капрал, кроме как спрятаться и надеяться, что его не убьёт? Ничего.
Командир полка продолжал:
- Капитана рыбацкой лодки выловили после того, как он заметил американцев и те его потопили. Из-за того, что он не заметил на тех кораблях дальние бомбардировщики, он покончил с собой. Командующий ПВО не сумел сбить ни одного самолета и тоже покончил с собой.
Вот, теперь, полк действительно испугался. Сеппуку - это единственный способ избежать позора после поражения. Уйти из жизни не только почетно, это намного лучше, чем жить под осуждающими взглядами окружающих. Но как далеко может зайти подобная форма искупления грехов?
- Рядовым выстроиться в два ряда лицом друг к другу, - приказал Фудзикава. - Шевелитесь, бесполезные вы болваны!
Солдаты перестроились. Все уже поняли, что будет дальше. Будет неприятно, но могло быть и хуже. Фудзикава сам решит, когда всё закончится.
- Сержанты и капралы, встать лицом друг к другу.
Симицу не позволил себе проявить страх. Он через это уже проходил. А кто не проходил? Ну, кроме офицеров. В отличие от рядового состава, считалось, что офицеры - порядочные люди.
Когда Симицу повернулся лицом к капралу Киёси Аисо, командиру другого отделения того же взвода, то он заметил, что его лицо тоже ничего не выражало. Этот капрал служил уже очень давно, ему уже было в районе сорока лет. Но обветренная кожа и бугрившиеся под гимнастеркой плечи говорили о том, что с годами он становился только крепче.
Фудзикава прокричал:
- Теперь вы будете бить друг друга по лицу! По очереди!
Капрал Аисо был старше, значит, ему бить первым. Симицу приготовился. Аисо влепил ему пощечину. Несмотря на готовность, Симицу покачнулся. В голове загудело. Он помотал ею, пытаясь прийти в себя. Лицо Аисо не выражало ровным счётом ничего.
Он встал по стойке смирно и замер в ожидании. Симицу ударил его по лицу. Голова Аисо дернулась в сторону. Он тоже замотал ею. Симицу замер.
- По той же щеке или по другой? - вежливо поинтересовался Аисо.
- По какой будет угодно. Разницы нет, - ответил Симицу.
В этот раз Аисо ударил его левой рукой, удар пришелся с правой стороны. Левая рука старого солдата оказалась такой же крепкой, как и правая. Симицу тоже поинтересовался, куда может ударить. Аисо лишь пожал плечами. Симицу был правшой и ударил его той же рукой.
Обычно сержантский состав бил только рядовых, чтобы те не тормозили и всё делали как надо. Сегодня досталось и им. Между рядами ходили офицеры.
- Сильнее! - кричали они. - Жестче! Кто тебя учил так бить? Какой из тебя солдат?
Как бы ни старался Симицу держать концентрацию, лицо Аисо двоилось перед глазами. Он надеялся, что в глазах старого солдата выглядел точно так же. Всё его лицо горело. Во рту ощущался привкус крови, он не был уверен, что из носа не текла кровь или сопли. Возможно, всё сразу. Аисо старался не бить его по ушам, Симицу отвечал тем же. Это не означало, что удары туда не попадали. Ладонь Симицу начала ныть от постоянных пощечин.
Он не знал, сколько это будет продолжаться. Рядовые начали падать. Офицеры подходили к ним, били ногами и ругались. Никто даже не думал притворяться, не в этот раз. Лишь когда даже полированный сапог не мог поднять бойца на ноги, его оставляли лежать на земле.
Наконец, полковник Фудзикава презрительно прокричал:
- Довольно!
Капрал Аисо вскинул руку для очередного удара. Симицу уже было неважно, ударит он или нет. После стольких пощечин, ещё одна ничего не решит. Однако Аисо остановился. Он закачался. Изо всех сил он старался удержать равновесие. Ему явно не хотелось упасть на глазах собственного отделения. Учитывая, что почти все они остались стоять, упасть для капрала означало потерять лицо.
Ему казалось, что он уже его потерял. Ему даже хотелось опозориться. Тогда больше не пришлось бы испытывать это противное чувство.
- Идите, умойтесь, - приказал Фудзикава. - Вы отвратительны. Ваш внешний вид позорит японскую армию.
"И кто в этом виноват?" - мелькнула в голове Симицу вялая мысль. Но он никогда бы не сказал этого вслух, даже если бы янки принялись потрошить его кривым ржавым штыком. Дисциплина важнее всего. Поклонившись капралу Аисо - тот ответил таким же поклоном - Симицу постарался переключить своё внимание, или то, что от него осталось, на подчиненное ему отделение.
Все уже стояли на ногах. Кто из них падал, он не понял. Спрашивать Симицу не стал. Упавший терял лицо. Весь полк его потерял. Весь гавайский гарнизон его потерял. Зачем дополнительно унижать отдельного солдата?
Выпрямившись и высоко подняв головы, они вернулись в казарму. Там они выстроились в очередь к умывальнику, чтобы умыть лица, прополоскать рты и почистить окровавленные гимнастерки.
- Я думал, у меня голова отвалится, - не без гордости произнёс Сиро Вакудзава.
- Все так думали, - сказал Симицу. Бойцы дружно закивали. Капральское звание обычно освобождало от подобных проявлений насилия. Но не в этот раз. Он был весь избит, как и остальные. Никто не мог сказать, что он остался в стороне. Никто не мог сказать, что он сумел избежать наказания. Сегодня, он такой же, как все.
- Если американцы снова явятся, мы будем готовы, - сказал ефрейтор Фурусава.
- Разумеется, будем. Кому захочется снова всё это переживать? - Вакудзава умудрялся сохранить веселое настроение даже после побоев.
- Что американцы намерены делать? - спросил кто-то. Симицу в это время умывался, холодная вода и обжигала и освежала, поэтому он не знал, кто именно спрашивал. Солдат продолжал: - Они не могут устроить ещё один такой же налет. Фурусава прав. Мы их размажем.
Симицу отошел от мойки, фыркая, словно кит. Он помотал головой, разбрызгивая повсюду капли воды, что в очередной раз доказывало, насколько ужасно он себя чувствовал.
- Если американцы снова явятся, это будет уже не одиночный налет, - сказал он. - Они бросятся сюда всей толпой, как разъяренные псы и попытаются отбить Гавайи обратно.
Несколько бойцов его отделения снова кивнули. Те, кто из-за побоев сделать этого не смог, сказали коротко:
- Hai.
Обязанность по написанию отчета по нападению американцев на японский гарнизон Оаху легла на плечи коммандера Мицуо Футиды. Сам он отнесся к этому не просто как к обязанности. Прежде чем сесть перед чистым листом бумаги, он посоветовался с Минору Гэндой. Гэнда был одним из немногих, с кем Футида мог говорить прямо.
- Не так уж всё и сложно, - сказал Гэнда. - Они поступили так, как мы меньше всего от них ожидали, вот и всё. Нельзя быть готовым к тому, чего не ждёшь.
- Это-то как раз понятно, - ответил Футида. - Но что мне писать на остальных сорока девяти с половиной страницах?
Улыбка Гэнды здорово омолодила его.
- Убедите генерала Ямаситу и капитана Хасэгаву, что этого больше не повторится.
Футида поклонился, не вставая.
- Domo arigato, - сказал он, приправив свои слова максимальным сарказмом. - Лучше не стоит. Если подобное повторится, нам придется покончить с собой. - Он не шутил, по крайней мере, частично. Весь гарнизон погрузился в болезненную оргию самоистязания. Если американцам снова удастся их провести... прольется очень много крови.