— Вот так разлагается наш спортсмен и первый красавчик на деревне! — Кир в своем репертуаре. Наводит на меня камеру. Трясет стопкой. Улыбается так, словно застукал звезду за грязным занятием. Наверное, пилит очередную сторис. Обычно мне плевать на его выходки, но сегодня завожусь на ровном месте.

— Убери!

— Ладно тебе, Тох, — запрыгивает на диван из-за спины, закидывает одну руку мне за плечо и выводит фронталку на наши пьяные рожи, — мы в прямом эфире, — выдавливаю улыбку, пока Лабук исполняет, а когда гасит экран, хватаю его за грудки, — э-э-э, Тох! Ты чего?!

— Еще раз решишь взять телефон и похайпить за счет меня, вдарю.

— Да че такого-то?!

— Нихера. Достал уже.

— Это из-за нее, да? — усмехается, поправляя ворот футболки, и окидывает меня презрительным взглядом. — Опять рожу подрехтуешь за девку?

— Пацаны! — резко подрывается Фил, когда я уже замахиваюсь, чтобы осадить друга, который, сука, путает берега. — Вы чего?! Спокойно. Иди в угол, нашкодивший, — силой выталкивает Лабука с дивана, и сам мастит зад на его место, — реально достал, Кир. Убери камеру и втягивайся, — кивает на кальян, хватает свою трубку и вдыхает дым. Сижу в напряге, перебрасываясь с Лабуковым злобными взглядами. Понимаю, что он не виноват, но хочется зарядить кулаком по его ровному носу.

Из-за Лизы уже попадал под такой замес. Тогда он получил по роже заслуженно. Наращивал три зуба. И мне не жаль. Когда увидел зашуганную Кирьянову, все разумные функции заблокировало. Никто не имел права ее трогать. Только я. Со своей доблестной целью наказать падших. Даже у лучшего друга не было прав на вступление в игру. Свист ненависти в голове усиливается, и я гашу яркие вспышки алкогольным топливом. Лабук отходит от нашей стычки через пять минут и начинает рассказывать о своих сексуальных подвигах. Смешит. Мне нравится, что он не раздувает из мухи огромного слона. Быстро забивает болт на ситуацию. И после той драки ни разу тему с Кирьяновой не поднимал. Только сегодня плеснул дерьмом в лицо. Мне от воспоминаний рожу припекает. Мысленно швыряет в гостиную. Ведет от принятого на душу. Вроде физически расслабляет, а вот морально придавливает. Появляется идиотское желание увидеть Милые ушки. Вдавить в сетчатку глаза картинку, где она сосется с другим. Я же должен радоваться, что не сломал девчонке психику? Но аморальный эгоист во мне злорадно улыбается. Не рад…

— Продолжаем вечеринку! — Кирилл присвистывает, тянет меня к выходу, чтобы выбрать жертву на ночь из имеющегося арсенала на танцполе. После выпитого в голове мутно. С координацией совсем херово, но я выползаю вместе с парнями из кабинета. Смеюсь над дебильной шуткой Лабука и толкаю его в плечо. В этот раз он шлифует мое в ответ. Спотыкаюсь. Чувствую преграду спиной. Хочу галантно извиниться, только фитиль радости гаснет, когда вижу перед собой парнягу Кирьяновой. Сжимаю кулаки, ведомый удушающим чувством ненависти. Готов сорваться с цепи в любой момент, но… Взгляд падает на Лизу. Она стоит в паре шагов от меня. Глаза огромные. Румянец яркий. Весь вид кричит об испуге. Не все равно тебе на него? Оскаливаюсь. Коробит всего знатно. Состыковываюсь взглядом с преградой между мной и Лизой и подаюсь вперед.

— Ты бы видел, как Тоха свой коронный нападающий выдал? — улыбаюсь, слыша голос Лабукова, и щурюсь от солнечного света, который бьет по глазам, проникая через щель в занавеске. Автобус плавно движется вперед. Мы уже достигаем черты города. Я ерзаю на сиденье, вытягиваю ноги дальше и зеваю, мечтая оказаться в своей кровати на ортопедическом матрасе. Мне нравятся наши выезды на соревнования.

Во-первых, все напряжение, которое отравляет мягкие ткани, скапливаясь в них на протяжении нескольких месяцев, уходит. Идёт на благие цели. Я наслаждаюсь выплеском дофамина. Раскатываю языком сладкий вкус неминуемой победы и прикрываю глаза от кайфа.

Во-вторых, у меня есть веская причина свалить из дома, в котором легче подохнуть, чем жить. Родители гавкают, как ротвейлеры, уже несколько лет подряд, не снимая табличку «не залазь, убьет».

Терплю их взаимную «любовь» лет так с тринадцати. Своих психов сдерживаю в клетке, чтобы матери хуже не сделать. Она у меня особа сверхчувствительная. Добрая. Слишком. Красивая, как модель с обложки журнала. Миниатюрная. Хрупкая, как физически, так и душевно. Ее оберегать нужно, а не топить, как делает отец. Их первый скандал был ударом по солнечному сплетению. Меня пополам согнуло, когда услышал батин рык и мамины всхлипы. Стоял и не понимал, что делать. Слушал их взаимные претензии и охеревал. Казалось, попал в какую-то параллельную вселенную, где любящие родители превратились в одичавших монстров.

Я не лез в разборки.

И сейчас не лезу.

Когда маячу на горизонте, отец затыкается и сваливает на любимую работу, а я отвлекаю маму, как могу. Разговор об их ссорах не завожу. Не потому, что сопляк, а из-за страха услышать правду. Меня всего ведет от одной мысли, что они разойдутся. Мама не выдержит. Она же в своем Вите видит настоящее божество, и крики ее больше похожи на зов помощи.

— Приехали, Тох! — Кирилл толкает меня в плечо, вынуждая открыть глаза и вернуться в реальность. Разминаю мышцы шеи, пока пацаны с шумом вываливаются на улицу, сгребаю спортивную сумку и вытаскиваю задницу на свежий воздух. Возле «СПАРТАКа» припарковано несколько тачек. За волейболистами приехали родаки. Скольжу взглядом по каждому госномеру и проглатываю горечь. Виктор Алексеевич в очередной раз забыл о моем существовании.

— Антон, — Иван Александрович останавливается около меня и кивает на их Порше, — садись. Довезем.

— Чего завис? — Кир ухмыляется, подталкивая меня к машине. — Погнали!

Лабуков Иван Александрович не только отец моего лучшего друга, но и наш тренер в придачу. Вне спортивного зала адекватнее человека не найти, но на поле, как только сетка закрепляется, в нем просыпается настоящий зверь. Если хоть одна из десяти подач провалена, то удары отрабатывает вся команда. Лабук старший гоняет нас так, будто мы воевать идем, а не в волейбол играть. Кто бы мог подумать, что час назад Иван Александрович на весь автобус прорычал: «Завтра собираемся, гоблины! Почую хоть от одного перегар и в маты закатаю!». Мастер речи, иначе не назовешь. И ведь реально закатает. Проверено на практике.

Снова пробегаю взглядом по уезжающим тачкам и иду к Порше. Все лучше, чем тащиться на такси. Едем в тишине. Кир пытается завести разговор, но после семи дней путешествий и опустошения галлона с энергией речевой аппарат требует отдыха, как и тело. Хотя бы сна животворящего. Оказавшись у родного подъезда, хлопаю по крыше Порше, провожаю авто взглядом и шумно выдыхаю. Джипарь предка стоит на своем месте. Ничего хорошее его присутствие дома в такое время не предвещает. Сжимаю лямку от сумки, захожу внутрь здания и вваливаюсь в лифт, игнорируя лестницу. Обычно тренирую свою дыхалку и мышцы, спускаясь и подымаясь до квартиры на время. Сегодня измотан и физически выжат. Пока лифт движется наверх, откидываю голову назад, утыкаясь затылком в стенку, и отсчитываю секунды.

Створки разъезжаются, и я лезу в карман штанов за ключами. На площадке пусто. Пахнет выпечкой. Наверное, соседи что-то мутят. Желудок моментально реагирует на раздражитель и шумно урчит. Надо было все-таки с пацанами по шаурме вкинуть. Пока вожусь с ключом, в обзор попадает денежное дерево в огромном горшке. Кто его сюда поставил?

Замок щелкает, и я захожу в квартиру.

Не вовремя…

— Да пошла ты! Сил уже нет, Лёль! Ты, как одурманенная! — доносится с гостиной крик отца. Рефлекторно сглатываю. Размякшие от расслабона мышцы вновь натягиваются. Опускаюсь на корточки, чтобы развязать шнурки на кроссах. Даю себе пару минут на дзен. Не помогает.