Григорий слушал Ивана вполуха, постоянно морщился и потирал спину. Жена его Ольга тоже как будто подрастеряла былое воодушевление, с коим на радостях о долгожданной встрече с любимым родственником выбежала сегодня из дома.

– А автобусы туда ходят или еще что-нибудь? – со смутной надеждой прервал Ивана Григорий. – Может, попутка какая. Хлеб-то им возят?

Иван с огорчением покачал головой.

– Приезжает машина раз в неделю по четвергам, так это с той стороны. Оно, конечно, с ними бы вам можно, если договориться. Но опять же… Надо садиться на электричку и ехать еще две станции в сторону Зеленежска, там выходить и на автовокзал. Не доходя до кассы, магазинчик будет, такой маленький, вот его хозяин и возит. Я его водителю как-то помогал машину чинить, вот и разговорились.

– А как же вы сами? – участливо спросила случайного попутчика Ольга.

Признаться откровенно, Иван истосковался по собеседникам. С местным людом бывшему военному спецу поговорить было особенно не о чем. Серый народ. Неграмотный. Опять же: пить он не пил, хозяйством не занимался. Все больше охотой да рыбалкой, да и то, в основном, один. Брал с собой разве что любимых собак. Любителей-попутчиков не терпел, а с мужиками становился стеснительным и молчаливым.

– Можете и со мной, – немного подумав, предложил он Григорию с Ольгой. – Так, пожалуй, будет вернее. Только мне посылки дождаться надо. Сказали: придет вечерним поездом. Переночуем у бабы Клавы – она только рада будет, совсем слепая стала. Ну, поможем маленько по хозяйству в качестве благодарности, а утром и тронемся. Вместе-то оно веселее. А кого вам в той деревне надо-то?

Убедившись, что разговор Ольга с незнакомцем завела надолго и что в ближайшее время никуда они не тронутся, Григорий тяжело опустился на перевернутое ведро, оставленное кем-то у сарая, служившего пунктом приема-выдачи почтовых отправлений. У него ужасно который день болела спина и голова. И ноги. Отвык со своей сидячей работой столько ходить, да и годы не те. Старость не радость.

– Нет, сберкассу там давно закрыли и фельдшерский пункт перевели. Куда? В соседнее село. Там дворов больше и рядом федеральная трасса. Так что не пройдет и десяти лет, окочурится наша деревенька. Разъедется последняя молодежь, и останемся мы одни.

Иван по привычке причислял себя к пенсионерам, хотя по всем меркам жил он неплохо. С его повышенной военной пенсией здесь можно было считать себя богачём. Из-за этого же в самом начале своего пребывания ему пришлось немало потрудиться, и как бы знать, чем закончились бы все его мучения с местным населением, если бы не тетка Варвара, соседка, взявшая над ним «женское» шефство: та быстро распугала всех назойливых гостей, любящих выпить и закусить за чужой счет, а потом еще и помянуть грубым словом радушного хозяина али прихватить у него чего-нибудь подходящего, в порядке моральной компенсации за унижение так сказать… А то, может, спился бы вместе с ними. Как многие его друзья, оставшиеся без дела.

Ольге не терпелось встретиться со своим двоюродным братом и его женой. Сашка – тогда еще будущий полковник – рано уехал из родной семьи, поступил в военное училище. Потом жил где-то на севере в совхозе, за которым пряталась, как водится, часть специального назначения. После трех поездок в «горячие точки» он был комиссован, вышел на пенсию и исчез в неизвестном направлении вместе с женой и маленьким сынишкой. В семье Ольги на этот счет ходили разные слухи. Говорили даже, что Сашка по пьянке, в белой горячке убил жену и сына, а потом повесился сам. Но Ольга не верила.

Сама она закончила медицинское училище, потом еще курсы, поработала немного в больнице. Потом, встретив как-то свою бывшую сокурсницу, перешла в ее косметическую фирму, где и осталась. Познакомилась с Григорием. В то время он был женат на двадцатитрехлетней мымре. Жена его Света была женщиной красивой, но злой. За словом в карман не лезла. Вечно была недовольна обслуживанием, но ходила в их фирму по часам, как на работу. Ольга помнила, что поначалу удивлялась, откуда у ее клиенток берется столько свободного времени, потом прикинула, что да как, поняла: муж на работе, дети с учителями и няньками, дома – уборщики да горничные. Оставалось удивляться, как Григорий – простой с виду человек и вроде не из богатых – смог затесаться в такую среду. Разве что случайно, по глупости самой Светы, или от большой любви. Впрочем, брак Григория с первой женой долго не продержался и, передав его, как комнатную собачку своей верной приятельнице, по совместительству косметологу, Ольге, всегда умевшей «сделать» ей нужное лицо, Светлана развелась с мужем и уехала в Испанию, где вышла замуж за какого-то сеньора с домом, куском земли у моря и виноградником. Периодически она посылала Ольге открытки, а, бывая дома, по привычке заходила в салон, чтобы «освежиться», вспомнить молодость, поболтать о том о сем. Именно Светлана через каких-то своих дальних знакомых в спецслужбах и помогла Ольге найти ее двоюродного брата. Оказалось, что он закончил Духовную академию, стал священником и уехал вместе с новоиспеченной матушкой и сыном восстанавливать какой-то уж больно уникальный деревянный храм где-то в глубинах страны. Потом, видимо разочаровавшись в выборе, бросил все, несколько лет путешествовал вместе с семьей за границей, вернулся на родину и осел в богом забытой деревеньке с тремя-пятью живыми дворами от силы плюс несколько местных тунеядцев и бомжей.

Григорию вся эта история перипетий шурина страшно не нравилась, но Ольгу было не отговорить. В нее словно бес вселился: поедем да поедем.

«Живой, ты понимаешь». «Представляешь, сколько мы не виделись».

Впрочем, частично он был в состоянии понять жену. После страшной аварии, в которой погибли ее родители, Ольга осталась одна. Других родственников – в отличии от Григория, знавшего всех чуть ли не до пятнадцатого колена, – у нее не было. Общих детей бог им тоже не дал. И, возможно, вот так своеобразно у Ольги вдруг проявился материнский инстинкт. А, может, сыграл свою роль и факт, что в свой последний приезд Светлана, его первая жена, была беременна.

– Деваться некуда, придется согласиться, – шепнул Григорий на ухо жене. -Так будет надежнее. А то еще заблудимся, вообще никуда не попадем.

На том и порешили.

Иван проводил новых знакомых до двора бабы Клавы, представил их хозяйке, попросил приютить на ночь. Подслеповатая старушка охотно согласилась, попросила наколоть дров. Ольга помогла ей приготовить ужин.

Сидя вечером за небольшим столом, покрытым старой потрескавшейся клеенкой, Григорий с удивлением рассматривал маленькую, но чистую и уютную кухонку, цветы на подоконнике, разломанный мухомор перед открытым окном: от мух, как пояснила ему баба Клава.

– Да вы кушайте, кушайте. Печенье вот. Мне его внучка из города возит. Сама работает на железной дороге, вот и может бесплатно проехать на электричке. Хорошая девочка. Как у нее день свободный от дежурства, так она ко мне. Я уже ей говорю: не надо так часто к старухе ездить, останься в городе, а то как замуж выйдешь? Уж возраст подходит. Не дело одной-то. А сама радуюсь. Признаться, иногда и ем-то только при ней. А так налью кипяточку с сухариками, да и ладно. Была соседка, корову держали, так она мне молочка с утра продаст. Теплого, свежего. Уехали. Сын подрос – и уехали. Говорят, в школу поступать надо. Учиться. А здесь нет ничего.

Баба Клава отвернулась, достала из кармана фартука, надетого на покошенный тулуп, тряпочку, протерла глаза, высморкалась.

– А корову-то они резали, так она плакала. Накануне мычала. Животина тоже. Все чует. Вот и я смерть иногда чувствую. Придет она, постоит вот так рядом, посмотрит. Я ей говорю: «Мне бы только внучку счастливой увидеть, замуж ее выдать, на дитя хотя бы одним глазком взглянуть». Нянчиться-то уж это не для меня. Какая из меня сейчас нянька. Одна развалина. На погост пора.

– Ну, затянула, – перебил ее Иван. – Будет тебе. Еще поживешь. И внучат увидишь, и правнуков.