И снова июль 631. Словения.

Половина герцогов ушла два дня назад, уменьшив войско короля Ариоальда ровно вдвое. Король пил горькую, но и вино уже заканчивалось. Они разорили множество мелких деревушек, но добыча была ничтожной. Проклятые венды ушли в свои чащобы и увели скот. А гоняться за вендами в их же лесах — увольте! Это удовольствие на любителя. Тут мимо куста не пройти, того и гляди ядовитая стрела прилетит. Воины гибли каждый день, а знать не снимала доспехов даже в собственном лагере. Каждая яма с зерном, где венды по своему дикарскому обычаю хранили зерно, была скопищем ловушек. Такое вот зерно… Ни одной такой ямы еще не взяли, чтобы хоть одного воина не потерять. То волчья яма, то дротик из-за куста, а то и проклятый обруч с острыми зубами, который рвал ногу на лоскуты. Ни один поход в жизни короля не шел так скверно. Это было какое-то непрерывное кровавое болото. И воины уже начинали роптать. Город, набитый золотом и солью, сдаваться не собирался. Его защитники, словно издеваясь, бросали объедки со стены, зля воинов-германцев своими сытыми мордами.

— Войско князя в дне пути, ваше величество, — дворцовый граф из Павии коротко поклонился. — Уйти не успеем, они на конях.

— Значит, будет биться, как мужчины, — сплюнул на пол король, запуская руку в нечесаные космы. Голова болела с похмелья, аж сил не было. И король, едва сдерживая отвращение, влил в себя пол кубка вина. Отпустило вроде, а боль стала тупой, и даже какой-то далекой.

Непорядок, надо привести себя в достойный вид, думал он. Негоже королю перед воинами неподобающе выглядеть. Граф вышел, а Ариоальд расчесал деревянным гребнем волосы и густо смазал их маслом из лампы. И красиво, и вошь масла не любит. Ай, сволочь! Король почесал место укуса. Надо себе тоже рубахи из шелка купить. Говорят, вши в них не живут. Ариоальд вышел на улицу и вылил себе на голову ведро холодной воды. Он пойдет готовиться к битве. Все лучше, чем ждать подлой стрелы из-за кустов. Хорошо, что хоть бавары на помощь подошли. У герцога Теодона сильная дружина. Аж завидно!

Два войска выстроились друг напротив друга. Пехота в центре, а тяжелая конница — по флангам. Дружина герцога Теодона, закованная в доспехи новгородской работы смотрела на тех, с кем придется сегодня скрестить мечи. Тяжело было на сердце у воинов. Многие из них вместе залетные шайки на границе били, да и выпито вместе немало было. Особенно, когда его светлость изволил в Ратисбону пожаловать. Целый бочонок с собой привозил и герцогским дружинникам отдавал. Те его с княжеской охраной приговаривали. Э-эх! Вот так вот война людей в разные стороны разводит. Скоро вцепятся друг другу в глотки те, кто еще недавно за одним столом сиживал.

— Сотники, ко мне! — проревел Теодон, и командиры сорвались с места, чтобы получить последние указания. Назад они возвращались слегка озадаченные, если не сказать хуже, и вызывали к себе десятников, которые тоже расходились по своим местам с видом полнейшего недоумения. Но, приказ есть приказ.

— К бою! — проревел Ариоальд, и его лангобарды заревели, потрясая оружием. Они давно ждали этого. Воинам надоело умирать от коварных ловушек, отравленного меда, или просто от поноса, напившись дурной воды. Длиннющие бороды германцев были тщательно расчесаны перед боем, впрочем, как и их волосы. Такая неописуемая красота непременно должна была привести безбородого врага в трепет.

— Щиты на руку! — проревели на той стороне поля. — Лучники! Товсь!

Ряд пехоты словен укрылся большими щитами и опустил головы, оставив лишь узкую щель для глаз между краем щита и шлема. Левая нога, укрытая железной пластиной поножей, выставлена вперед. Щит стоит крепко — плечо, кисть и колено крепко прижаты. Ослабишь его, и первый же удар выбьет воину передние зубы. Все стоят так, как привыкли на сотнях изматывающих тренировок. И только сердце бьется чуть чаще, чем обычно. Воин — он ведь не железный. По бокам от княжеской пехоты стали наемные бойцы из Семи Племен. Все с добрыми копьями, шлемами и щитами. Им, собственно, этим самым оружием и заплатили. А еще, когда закончится война, в их земли пойдет дешевая соль… Четыре тысячи воинов пришли сюда и встали напротив лангобардов.

Конница с длинными копьями и непривычного вида щитами в виде капли, тоже построилась в две шеренги. Коням надо набрать разбег, иначе много воинов будет убито. Знатные лангобарды — отменные всадники, хорошо выученные и отважные до безумия. Потому-то и бьют они имперские войска в Италии, отгрызая у ромеев город за городом. Герцог Беневенто, что на самом юге, уже давно богаче короля, и земель у него куда больше.

Над полем проревел рог, над словенским войском взвились штандарты, а сотники засвистели в свои дудки. Словене сделали первые шаги вперед. Пошла вперед и пехота германцев. Никто не бежал и не орал, как безумный. Шли неспешно, твердо ставя ногу, и плотно укрывшись щитами. Воины берегли дыхание. Центр армии германцев заняли бавары, потому что все их войско было в добром доспехе, не уступавшем тому, что был у новгородцев. Да он и был новгородской работы, доспех этот. Деньги, заработанные герцогами Баварии на дешевой соли рекой текли назад, в Новгород, обогащая тамошних мастеров.

Взвилась туча стрел и плюмбат со стороны словен, а войско лангобардов ответило залпом дротиков. Пехотные тагмы замерли на мгновение, опустив головы, укрытые шлемами с широкими полями. Даже затылок и плечи были надежно защищены ими. Ливень дротиков прошел почти без потерь, лишь кое-где щиты вышли из строя, и воины из первого ряда спешно ушли на замену. Ряды пехоты сомкнулись, словно и не было ничего. До столкновения осталось три удара сердца, да только чудные тут дела творились… Ведь ни один баварский дротик не полетел в сторону словен, и ни одна стрела не попала в баварца. Между лангобардами и баварцами вклинилась княжеская пехота, отсекая одних германцев от других. Там было очень жарко, а вот в центре войска наоборот…

— Добран, сотню демонов тебе в печенку, это ты там? — крикнул наряженный в алый плащ баварский тысячник. На его шее висела толстая золотая цепь, а на руках звенели браслеты, которые каждый уважающий себя германский вождь обязан был дарить своим верным воинам. Словене и бавары остановились в шаге друг от друга. Никто и не думал драться, хотя вокруг них уже вовсю закипел бой. Тысячник заорал на своих. — А ну, копья подняли, в такую вас мать! Не дай вам боги, еще пораните кого!

— Руди, медведь такой! — заревел в ответ Добран. — Здоров! Отыграться решил? Я тебя снова раздену до исподнего! Дочь твоя Гертрауд как поживает?

— Глаза все выплакала, так замуж хочет, — проорал Руди. — Где, говорит, жених мой нареченный, батюшка? Задница уже, как у справной кобылы, а объездить всё некому. Когда выкуп пришлешь, скупердяй? Долго еще моей девке мучиться? Она скоро жопой лавку прожжет! Ну, сам подумай, на кой мне в доме горелые лавки?

— Как лед станет, так сразу и пришлю, — ответил Добран. — И старший сын тоже придет, пусть дети познакомятся. Хрен с тобой, крохобор проклятый! Сорок коров серебром за твою дочь(2) плачу. Это мое последнее слово.

— Согласен! — крикнул Руди через головы воинов, с жадным интересом ловивших каждое слово. — Она у меня тоже не нищая, знаешь ли! Приданое за ней даю такое, что иной принцессе впору. Ну что, делаем, как договорились?

— Ага!

Бавары, оживленно обсуждая девку с раскаленной задницей, что страдала без мужской ласки, начали перестраиваться в две колонны, ставшие перпендикулярно строю словен. Воины громко обсуждали, как и сколько раз они бы утешили несчастную девушку в ее горе, и без всякого выкупа. Колонны развернулись спинами друг к другу и образовали коридор шириной шагов в пятьдесят. Лангобарды, которые в горячке боя всего этого не заметили, вдруг поняли, что их сбоку теснят соседи. Да и не теснят, а бьют копьями насмерть.

— Вы чего это делаете, сучьи дети? — раскрыл щербатый рот немолодой воин с волосами, слипшимися от пота. — Вы же за нас вою…!