Со стен на франков обрушился ливень стрел. Мечущиеся в ужасе люди сбивали друг друга с ног, и топтали своих же товарищей. Щиты больше не могли никого спасти, ведь стрелы били со всех сторон, деловито, аккуратно и точно. Так, словно словенские воины делали какую-то работу, скучную, но нужную. А гибнущие франки ничего не могли им сделать в ответ. Это было форменное избиение, почти что казнь. Не прошло и получаса, как пространство между ворот оказалось по пояс завалено мертвыми телами и стонущими ранеными, а княжеские воины в немалом изумлении смотрели на дело рук своих. Они себе такого и представить не могли.

— Куда же мы их всех денем, боярин? — выразил общую мысль сотник Милан, а Стоян растерянно посмотрел на него в ответ. Об этом в плане князя ничего сказано не было.

— Может, все-таки перемирие объявим? — почесал он голову. — Вдруг заберут своих-то? Клятву на мече дадим, что стрелять не станем.

— Мертвых забирать не будем, — решительно сказал Дагоберт, лихорадочно поблескивая воспаленными глазами. С того штурма прошло уже два дня, и он не спал ни минуты, проводя время в одиночестве. К нему и не пускали никого. Король беспробудно пил и бил морды слугам. И вот теперь он немного пришел в себя.

— Пусть у них там моровая язва начнется.

После такого удара король словно постарел лет на десять. Молодой, пышущий здоровьем мужчина осунулся, а около углов рта залегли горькие складки. Он крепился изо всех сил, кожей ощущая недобрые взгляды своих воинов. Король у франков — это вождь. А если он потерял воинскую удачу, значит, неугоден такой вождь старым богам. Так думали многие, даже те, кто регулярно ходил в церковь. Это было впитано с молоком матери, и лишь столетия веры в божественность власти длинноволосых королей еще удерживали воинов от бунта.

— Нас на копья взденут, ваше величество, — выразил общее мнение герцог Вандалмар, а остальные поддержали его согласным гулом. — Надо договариваться с вендами. Не годится добрых воинов собакам и воронам оставлять, словно падаль. Не по-людски это, они храбро бились.

— Хорошо, — с каменным лицом ответил Дагоберт. — Вот ты туда и поедешь. Сихарий уже один раз с ними поговорил, едва жив остался.

— И поеду, — глядя ему прямо в глаза, ответил герцог. — Воин воина всегда поймет.

— Что у нас с едой? — спросил вдруг Дагоберт, уходя от внезапно ставшей неприятной темы.

— Плохо, — коротко ответил другой герцог, Хайра, высокий и худой на вид. Но вид его был обманчив, герцог был искусным бойцом. Герцогство Дентелен, что было на севере Франкии, давало только таких воинов, суровых и не избалованных щедрым южным солнцем. — Венды на наши обозы нападают. Чтобы зерно сюда провезти, по четыре сотни воинов в сопровождение даем. Да и то людей теряем много. Они нас из засад, словно оленей бьют, а потом в башнях своих прячутся. А мы, король, и знать не знаем, что с этими башнями делать. То ли сидеть около них, пока они там от голода не сдохнут, то ли зерно в лагерь везти. Так мы это… зерно везем, потому что вперед них с голоду сдохнем. Уж больно у них там рожи сытые.

— В округе еще хуже, — хмуро поддержал его Арнеберт, герцог Бордо. — Воины несколько раз бочонки с отравленным медом находили. Но хвала святому Мартину, пили сами, и не делились ни с кем. Два десятка потеряли всего.

— У меня несколько человек от Антонова огня сгорели, — хмуро продолжил Хайра. — Ноги в какую-то ловушку попадают, а пока вынем, ниже колена вместо мяса клочья кровавые висят. Дрянная смерть, мой король.

— У меня воина граблями убило, — хмуро сказал Вандалмар.

— Да неужто граблями? — удивились все. — Как это так?

— А так, — пояснил тот. — Открываешь ты в избе дверь, а на тебя грабли летят и к ним чурбак привязанный, для тяжести. Грабли острые и в дерьме конском измазаны. Ходит такой человек несколько дней, а потом его ломать начинает. Того воина дугой выгнуло так, что он хребет себе сломал(1). А стонал так, что аж зубы выкрошились все. Колдовство это злое, почтенные! Всеми святыми клянусь, колдовство!

— Уходить отсюда надо, — хмуро сказал кто-то. — Не будет удачи, если колдовство…

— Никуда мы отсюда не уйдем! — резко оборвал его Дагоберт. — Мы не трусы. Город почти взяли, нас хитростью остановили. Я от лазутчиков сведения получил. Тут пять сотен всего стоит.

— Пять сотен? — задумались герцоги. — Это и немного вроде. Нас-то куда больше, да и подкрепление подошло.

— Пять тысяч тут оставим, — отчеканил Дагоберт. — А остальное войско дальше пойдет. Нечего здесь сидеть. Только лишняя дурь в голове бродить начинает. Ты, Хродоберт, войско поведешь. Возьмешь своих Алеманнов и отряды франков из южной Нейстрии. Разори эту землю дотла! Руби сады, топчи поля, уводи скот, где только встретишь. Увидишь деревню — сожги! Увидишь венда — убей! Не гоняйся за князьком Само, иди на юг. Там сыщешь лангобардов и Октара с его всадниками. Веди их сюда. Чтобы к дню Усекновения головы Иоанна Предтечи(2) вы все здесь были! И найдите, наконец, эту сволочь Виллибада. Он должен был войско из Бургундии привести, а от него ни слуху, ни духу.

— А что будет в день святого Иоанна, государь? — почтительно спросили герцоги. Неистовая вера, которая горела в глазах короля, зажгла и в них яростное пламя.

— Мы, наконец, возьмем этот проклятый город! — твердо ответил Дагоберт.

Начало июня 631 года. Запад Нейстрии.

Юдикаэль, король Думнонии, вел своих воинов на земли франков. Кан — вот ближайшее графство, которое так любили грабить бретонцы. Небольшой клочок земли, омываемый океаном, до сих пор принадлежал бриттам, беглецам из-за Ла-Манша. Римляне называли его когда-то Арморика, но теперь он стал Бретанью, в честь новых хозяев. Они приплыли сюда, спасаясь от саксов, которые выдавили их предков в бесплодные пустоши Корнуолла и в горы Уэльса. Тут еще помнили язык кельтов, старинных хозяев Галлии, здесь сохранили своих богов и верность друидам. Хотя… далеко не все. Король Юдикаэль и вся знать были ревностными христианами. Впрочем, это не мешало им с упоением грабить соседние земли, когда подворачивалась такая возможность. Это было любимое занятие бретонцев последние лет сто, и никакие короли франков не могли им в этом помешать. Кельты просто уходили в свои леса и болота, и выковырнуть их оттуда не было никакой возможности. Небольшие хутора, разбросанные по всей Бретани, были так многочисленны, что истребить этот народ не удалось ни великому Хлодвигу, ни обоим Хлотарям, державшим в кулаке всю Галлию. Напротив, бретоны, разбитые франками, клялись Меровингам в вечной верности, давали заложников, а потом снова грабили их земли, как будто ничего этого и не было никогда. У бретонов была короткая память, они очень быстро забывали свои поражения.

Жадная саранча войска шла от границ Думнонии до Кана десять дней. Дым пожарищ и плач женщин — вот верные знаки войны, и на западе Нейстрии этих знаков было теперь предостаточно. По дороге встретилась парочка богатых вилл, которые добрый христианин Юдикаэль(3) разорил, не моргнув глазом. Он не велел трогать монастыри, но кто бы его послушал, ведь большая часть его армии поклонялась богу смерти Анку и фее Дахут. Кельтам плевать на угрозы христианских попов.

Снова погнали в Думнонию стада коров и овец, а в окрестностях Кана очень скоро не осталось ни зернышка. В том числе и потому, что пару недель назад сюда подошли драккары конунга Эйнара. Он тоже, как и король Юдикаэль, взял серьезный контракт. Они вместе будут опустошать западную Нейстрию, не переходя Луару. Там уже были земли Бургундии и Аквитании, а их трогать было не велено.

В то же самое время. Окрестности Брешии. Королевство лангобардов.

Четыре тысячи голых по пояс словен шли быстрым шагом, споря в скорости с конями, на которых скакал герцог Виттерих и его сотня знатных воинов. Две тысячи были наняты за соль в Семи племенах, а еще столько же Виттерих набрал в Истрии. Причем нанял он и тех, кого еще недавно сам хотел извести под корень, справедливо рассудив, что это он сделать еще успеет, а польза от этих упрямцев может быть немалая. Если силушки дурной у словенских родов много, так почему бы не повоевать сначала. Глядишь, самые буйные и сложат головы свои, принеся при этом пользу обществу. Еще несколько больших отрядов из охочих хорватов и вовсе пошли бесплатно, опустошая окрестности Тридентума, Милана и Бергамо, словно саранча. Герцог Фриульский Гразульф беспрепятственно пропустил их всех через свои земли и даже едой снабдил, от греха подальше. Тесно было в северной Италии, рядом все. Крошечные столицы микроскопических, но очень гордых герцогств, находились друг от друга в двух, иногда в трех днях пути пешей армии, а каждое из этих государств было способно выставить не больше двух тысяч бойцов из германских родов.