Лежали в засаде тихо, даже не чесался никто, и не сопел. За такое вмиг от десятника огрести можно. Засада, она тишину любит. А уж словенский народ, столетиями воевавший в лесах, болотах и скалах, в засадах толк знал. Он, собственно, только так от сильных врагов и спасался. Можно было пройти мимо спрятавшегося в траве воина и увидеть, только наступив на него. Лесной житель мог так долгими часами лежать.

Обоз охраняла полная сотня. Плохо! — поморщился Любим. Не дураки франки, поняли, как тут воюют. Ну, ничего, сотня так сотня. И по сигналу ротного впереди и сзади упали рослые деревья, перекрывая путь намертво. Засвистели стрелы и дротики, повалились на лесную травку первые убитые франки. Но паники у них не было. Мигом перебросили щиты на руку и встали плотным кольцом, выставив вперед копья. Обозные мужики повалились на землю, закрыв головы руками. Им пропадать ни за грош не хотелось вовсе. Он люди не воинские.

Франки, уловив, откуда сыплются стрелы, двинулись вперед. Полная сотня германцев — большая сила, лесовикам не по зубам они. Любим свистнул и начал отступать, а с ним и его воины, постреливая для порядка.

Франки, разъяренные нападением, пустились догонять, благо за кустами лес был сосновый, широкий и светлый. От дерева до дерева — десяток локтей, а иногда и больше. Потому-то франки и сунулись за ними. На полсотни шагов вперед в том лесу все видать. Была бы чаща еловая — нипочем бы франки не пошли туда. Это же смерть верная. Два десятка их осталось у телег, а остальные двинулись за проклятыми вендами, которых и было-то десятка три, вооруженных одними лишь копьями. Франкам в строю такой враг не соперник.

— На! — молодой парень из соседней с Любимом веси азартно выстрелил из лука, и попал удачно, прямо в живот. Франк открылся ненадолго, и теперь вот поплатился за это. Рана в брюхо, да еще и от стрелы, что наконечником в падаль сунули, всегда огневицей заканчивается. Долго от такой раны помирают, плохая это смерть, тяжелая.

— Не балуй, Хлад, — рыкнул Любим. — Ты сюда не с девками на Ярилу поваляться пришел. Стрельнул, и беги.

— Да ладно! — озорно блеснул зубами парень. — Я же попал. О-ох…

Хлад осел на землю с замершей на лице улыбкой. Его голову чуть не надвое развалил топор, брошенный здоровенным рыжим детиной с двадцати шагов. Близко, совсем близко подошли франки! Любим запетлял, как заяц, укрываясь за деревьями, и правильно сделал. Совсем рядом в рыхлую хвою воткнулся железным острием франкский дротик — ангон, и он припустил со всех ног. Рыжий франк наклонился на бегу и, вытащив топор из рассеченной головы убитого, с ревом погнался за бывшим десятником. Да только где ему! За спиной у воина щит, и пояс воинский с тяжелым ножом. Не догнать ему голого по пояс словена в лесной чащобе. Нипочем не догнать!

А тем временем два десятка франков, оставшихся у обоза, уже добивала основная сила Любимовой роты. Воинов и обозных дорезали и оттащили в сторонку, а телеги повернули назад. Тут потайная тропа была, в объезд завала, тщательно укрытая от чужих глаз воткнутыми в землю кустами. А зерно еще пригодится. Они его в лес родичам отвезут, что на дальних заимках прячутся.

Любим оторвался на сотню шагов. Он бежал легко, быстро, едва касаясь земли носками. Он держал путь прямо к сторожевой башне. Они укроются там, где франки их не возьмут, и потом вернутся назад. Ведь остатки сотни и дальше пойдут по лесу, чтобы попасть обратно к своим. Они не должны уйти отсюда, и тогда богиня Морана получит обильную жертву. Нет для нее жертвы желаннее, чем кровь врага. Сам Большой боярин Горан, который командовал всеми малыми отрядами, доволен будет. Надо только на следующую башню весть переслать. Пусть тоже дорогих гостей ждут, вдруг франки решат на Новгород пойти.

В то же самое время. Юг Словении.

Сизый утренний туман сдуло резким порывом ветра. По утрам было еще прохладно, но приближающееся лето уже вовсю вступало в свои законные права. Топкая грязь давно засохла, и земля хорошо держала конское копыто. Авары, привычные к седлу куда больше, чем к твердой земле, ехали, слегка покачиваясь в такт коню, и трепали языком почем зря. А что еще делать, когда ты в пути уже которую неделю. Каждый воин вел с собой заводного коня, а воин побогаче — и двух. Не пройти длинный путь с одним лишь четвероногим другом. Сколько их сбивало копыто и шло под нож только потому, что не могло продолжать путь. Целый табун коней гнали за собой всадники в своих походах, иначе нипочем не дойти до врага.

Воины были одеты тепло, утренние холода еще пробирали до костей. Тут, в горах лето наступало поздно. Высокие колпаки из войлока, шерстяные рубахи, штаны и ноговицы, длинные брючины, прикрепленные к поясу завязками. А еще мягкие сапоги, подбитые снизу толстой кожей. Богатые воины ехали в расшитых кафтанах из шелка, запахнутых влево. Чоха, так называлась эта одежда. У воинов попроще и одежда была не так нарядна, без райских птиц и львов, вытканных искусными мастерицами из ромейских земель. Нет теперь богатой дани из Константинополя, а в Бургундии так делать не умели, они сами покупали такие ткани у ромеев. Потому и дороги такие чохи были, не по карману простым пастухам.

Из оружия каждый воин вез лук и два колчана стрел. Каждый имел длинный нож на поясе и булаву, притороченную к седлу. Знатные авары везли с собой доспех из пластин, шлем, который тоже из пластин был собран, и длинный меч с копьем. Но таких воинов немного было. Чуть больше сотни. И почти все они — ханская родня и нукеры, опять же родня его из младших семей. Тяжелая аварская конница — страшная сила, которой до этого противостоять могли лишь ромейские клибанарии, готы и лангобарды. Те тоже на коне бились отменно. В Испании еще жили остатки алан, почти растворившихся среди местных горцев. Те и вовсе лучшие из лучших тяжелые всадники были, закованные в железо до самых глаз.

Хан Октар вел свое войско кружным путем. Он не дурак, и лезть через леса точно не будет. Князь Само подготовит франкам горячую встречу, хан знал это совершенно точно. Октар дожил до почтенных лет потому, что всегда оценивал своих противников трезво, особенно тех, кто уже как-то раз принес беду в его племя. Авары шли по северным предгорьям Альп, сначала через земли алеманнов, потом через южную Баварию. Добыча была богатой, ведь в Алеманнии никто не ждал удара в спину. Множество мужей оттуда ушло в поход на восток. Двухтысячный отряд вез припасы и добычу на телегах, взятых у германцев, и это изрядно задерживало ход войска. Впрочем, а разве не за добычей они пришли? За телегами брели босоногие бабы, из тех, что были самыми пригожими. Их разбирали на вечерней стоянке, и уж тогда им приходилось туго. И пять, и десять воинов могло подарить каждой из них свою грубую ласку, превратив за пару недель пути дородных красавиц в бледные тени с потухшими глазами. Многие из них отказывались есть и, теряя силы, не выдерживали длинный путь. Их добивали без всякой жалости. Ведь впереди будет много других баб взамен этих.

Баварские земли авары прошли, как горячий нож через кусок масла. Здешнее войско тоже ушло в поход, а ополчение с копьями — не соперник для конного лучника. Воины убили мужчин и познали их женщин. Может, им хоть теперь повезет, и они родят настоящих воинов вместо увальней, что лежали вокруг своих селений, утыканные стрелами. Впереди были земли ненавистного князька Само, до них осталось совсем немного. А ведь хан Октар немало повоевал там в свое время, и он хорошо помнил пути в родные степи. Там множество дорог, все их не перекрыть. В предгорьях много пустошей, там не сделать засек и не устроить засад. Да и реки тут больше похожи на ручьи, пусть холодные, но мелкие. Всадники не застудят своих коней.

— Что это за дым? — хан Октар ткнул плетью туда, где над лесом поднимались черные вязкие клубы. — Посмотри!

Нукеры, ехавшие рядом, тронули пятками коней и вырвались вперед, туда, где в двух милях от этого места густо коптил какой-то огромный костер. Они вернулись вскоре, и выглядели весьма удивленными.