— Ваше величество! — в комнату забежала служанка. — Его светлость прибыть изволили!

— Забери юную королеву, — резко встала Мария, став собранной и деловитой. — А потом придешь сюда. Мне нужно расчесать волосы. И скажи, чтобы накрывали стол. Я скоро выйду.

Самослав зашел в небольшую уютную горницу, где служанки, привезенные Марией из Бургундии, заметались, как угорелые. В мгновение ока на столе была расстелена скатерть, еще через мгновение перед князем поставили бутыль и кубок, а еще через два удара сердца с кухни принесли холодные закуски. Впрочем, в этом ничего удивительного не было, князя сегодня ждали. Потому-то с кухни доносились умопомрачительные запахи курицы, начиненной ароматными травами из Прованса. Там, на юге Галлии, их знали бесчисленное множество и выращивали с римских времен.

— Само! — обворожительно улыбнулась Мария минут через пятнадцать, когда служанки закончили свои хлопоты с ней. Она успела переодеться, а ее волосы были украшены золотым обручем с камнями. На обнаженной груди королевы тускло сиял кулон с выбитым профилем того, кто сидел сейчас перед ней. — Здравствуй! Как прошел твой день?

Князь вздрогнул и поднял на нее недоумевающий взгляд. Он никогда и ничего подобного не слышал здесь. В этой эпохе женщины не задавали мужьям таких вопросов. Это было просто немыслимо. У женщин был свой круг интересов, и они почти не пересекались с делами мужей. Эта фраза была до боли знакома ему по прошлой жизни. ТАМ он слышал ее часто.

— Ты действительно хочешь это знать? — испытующе посмотрел на нее Самослав.

— Конечно, — уверенно сказала Мария. — Ведь твоя жизнь — это и моя жизнь тоже.

— Тогда слушай, — усмехнулся Самослав. — Сегодня я заседал с боярами, в последний раз перед войной. Осталось совсем немного, и каждый из них должен знать совершенно точно, что он будет делать через шесть недель, когда сюда придут франки. После Мартовского Поля Дагоберт двинет свои войска на наши земли. С ним пойдут алеманны, бавары и тюринги. С юга через Альпы на наши земли двинутся лангобарды. Большая часть герцогов придет во главе с королем Ариоальдом. Возможны нападения словен с севера, лютичей и бодричей. Тебе придется уехать на восток, в Братиславу, и укрыться там, пока все не закончится. Война будет тяжелой и меня, возможно, убьют. Ты довольна? Я не слишком испортил твой ужин?

— И ничего ты мне не испортил. Это все я и так прекрасно знаю, — спокойно ответила Мария, которая не изменилась в лице. — Но ты кое в чем ошибаешься. Ты не погибнешь, если только не совершишь какую-нибудь глупость, как мой невероятно отважный, а потому покойный муженек. Ты умен, а значит, останешься жив. Теперь о важном. Первое! Франки не возьмут Солеград и Новгород. Они в Галлии у каждого городка месяцами топтались, потому что каменные укрепления брать толком не умеют. Я, знаешь ли, выросла в Бургундии, и представляю, что там за крепости. Да они с твоими городами и рядом не стояли. Второе! Половина франков будет перебита в лесах, потому что, если я хоть что-нибудь понимаю в людях, то все дороги будут завалены стволами деревьев, а твои подданные очень ловко бросаются всякими острыми деревяшками. А еще они пускают стрелы, смоченные отваром чемерицы или еще какой-нибудь ядовитой дряни. Третье. Размер армии — это ее слабость. Я не сильна в войнах, но такую прорву народа надо чем-то кормить. Один воин съест в день три фунта зерна, а то и все четыре. Боевой конь съедает фунтов двадцать овса. Если Дагоберт приведет сюда пятьдесят тысяч войска, то сколько же им нужно еды хотя бы на неделю? Да я даже чисел таких не знаю…

— Продолжай, — выдавил из себя князь, который рассматривал Марию, как какое-то диковинное существо. Он явно знакомился с ней заново.

— Я думаю, ты и без советов глупой женщины догадаешься, что франки не должны найти тут ни зернышка, а их обозы должны быть перебиты из засад. Ваши леса очень плохо подходят для нормальной жизни, а вот для засад — просто замечательно. Так что, мой дорогой, никуда я отсюда не поеду и прекрасно пересижу осаду в Новгороде. Меня Любава научила играть в преферанс, а эта игра, я тебе скажу, отлично помогает скоротать время. Мы играем по полушке вист, и я очень надеюсь, что до осени все закончится, иначе Любава разденет меня догола, и тебе придется заново дарить мне все драгоценности. А потом, когда пожелтеют листья, Дагоберт потащит остатки своего войска назад. Ему придется в очень короткое время устроить какую-нибудь новую подлость. Например, ограбить богатый монастырь или убить родного брата. Иначе голодные лейды поднимут его на копья. Уф-ф! Я закончила.

— Да что тут происходит??? — князь смотрел на Марию, выпучив глаза. Он сжал голову ладонями и потер виски. — Ну, ладно, про нашу будущую тактику ты могла и от Любавы услышать. Ей муж рассказал. Но про монастыри и короля Хариберта я попрошу объяснить поподробнее.

— А тут как раз все очень просто, — обворожительно улыбнулась Мария. — Знать обложила Дагоберта со всех сторон. Он прыгает, как ярмарочный плясун на канате, и вот-вот свалится и свернет себе шею. У королей мало денег и земель, и с каждым годом становится все меньше и меньше. Он пошел на тебя войной, чтобы получить и то, и другое. А еще он мечтает наложить лапу на твою соль и на твою торговлю. Скорее всего, у франков не получится одержать победу, хоть и у них намного больше сил. Я почему-то подозреваю, что ты не полезешь в лобовое сражение, а измотаешь его войско и сразишься тогда, когда это будет удобно тебе самому. После этого поражения Дагоберт останется совсем без денег и будет вынужден грабить монастыри, а заодно убьет брата Хариберта, чтобы забрать себе его казну и земли. У него просто выхода не останется. — Мария ненадолго задумалась. — Хотя, нет… Хариберта он убьет в любом случае. При поражении его убьют из-за нужды в деньгах, а в случае победы потому, что никто Дагоберту и слова поперек сказать не посмеет. Точно! Хариберт не жилец, и его сын Хильперик тоже.

— С ума сойти, — совершенно искренне сказал князь. — Мои поздравления. Хоть Приказ для тебя создавай. Иностранных дел.

— Я всего лишь женщина, — Мария обвила его шею руками. — Зачем мне какой-то дурацкий Приказ? Ко мне приехал любимый мужчина и еще не сказал ни одного ласкового слова. А я королева, между прочим. Вы хотите впасть в немилость, герцог Само?

— Ну, уж нет! — князь притянул ее к себе и начал целовать. — Королева милосердна, ведь правда? Она простит меня за это преступление?

— Возможно, — мягко освободилась Мария. — Я подумаю над этим, ваша светлость. Не исключено, что вы будете сегодня прощены, но вам придется сильно постараться. Я приму решение утром.

Они лежали в кровати, совершенно обессиленные. Постель была смята, а одеяло из драгоценного меха и вовсе улетело на пол. Впрочем, сейчас до этого никому не было ни малейшего дела. Мария прижалась к нему разгоряченным телом, а он чувствовал бешеный ритм ее сердца. Никогда еще Самославу не было так хорошо с женщиной. С той, которая его по-настоящему понимала, с той, которой были так близки его мысли… Мария шептала:

— Regia Solis erat sublimibus alta columnis,

clara micante auro flammasque imitante pyropo,

cuius ebur nitidum fastigia summa tegebat,

argenti bifores radiabant lumine valvae.

— Как красиво звучит старая латынь, — сказала она с грустью. — Почему сейчас так писать не умеют? Почему язык стал какой-то грубый, отдающий деревней. Тут же каждое слово словно из под молота кузнеца вышло.

— Да, — согласился князь. — Овидий хорош. — И он процитировал по-словенски:

— Солнца высокий дворец поднимался на стройных колоннах,

Золотом ясным сверкал и огню подражавшим пиропом.

Поверху был он покрыт глянцевитой слоновою костью,

Створки двойные дверей серебряным блеском сияли.

— Мне так нравится это стихотворение, — порозовела Мария. — Оно мое любимое. Но я не знаю, что такое пироп. И никто не знает, кого бы я ни спрашивала. Так обидно…