— А если не сможет?

— Только трахеотомия, — пожал я плечами. — Без гарантии успешного результата.

Вика спохватилась, начала доставать из корзинки разные деликатесы — сыры, колбасы, свежий хлеб из французской булочной, шоколад…

— Я к вам с подарками. Поздравить с Рождеством, Новым годом. Мама приглашает вас отметить праздники к нам домой.

А вот тут надо быть очень осторожным! У Таллей наверняка будет много гостей, в том числе университетских. Профессура всякая напыщенная. Выглядеть на их фоне «бедным родственником» мне совсем не хочется.

— Я себя еще не очень хорошо чувствую, — отмазался я. — Может быть, в следующем году?

— По вам и не скажешь, — девушка мне улыбнулась, провела руками себя под грудью. Там, где я показывал прием Геймлиха.

Где-то час мы мило болтали обо всем и ни о чем. Я пожаловался, что праздников у меня фактически и не будет — из МВД попросили открыть врачебный кабинет хотя бы на несколько дней. Ожидается большой поток пациентов. Генерал-губернатор даже выделяет на это дело какие-то деньги.

— Вы же знаете наш народ, — я допил вино, отставил в сторону бокал. А хорошую «риоху» по моей просьбе купил Кузьма. Не поскупился. Обычно он при походах по лавкам включает механизм экономии. Зачем пить вино и тратиться, если можно купить водки и спать на лестнице?

— Как раз хотела поговорить с вами, Евгений Александрович, насчет врачебной практики, — Виктория покрутила прядь волос. Фактически она уже уничтожила этими «упражнениями» сложную прическу на голове. Все развалилось и рассыпалось по плечам. Но так даже стало лучше! Черные волосы на белоснежных плечах…

— Я обсудила с маман, если вы не против, чтобы она иногда заходила к вам… к нам во врачебный кабинет… Я бы согласилась поработать с вами!

Тут нужна пауза. Не торопить и не гнать. Лучше даже слегка сдать назад. Мама хочет нас пасти? Да ради бога!

— Виктория Августовна…

— Просто Виктория.

— Вика!

Зрачки девушки расширились.

— Вы же… ты! Ты же понимаешь, что работа врача грязная, местами противная? Медсестрам приходится иметь дело с гноем, рвотой, другими неприятными… выделениями. Да и пациенты могут быть… не приведи Господь.

Девушка все еще на меня смотрела в шоке от такого быстрого и непривычного перехода на «ты». Крутить волосы перестала, начала перебирать пальчиками батистовый платочек.

— Вот смотри. Я обратился к тебе на ты — уже фраппирует, да? А представь, что привезут на прием с кровотечением женщину, которая недавно неудачно травила плод?

Этим я почти «добил» Вику. Она побледнела, схватила бокал, допила вино. Тут опять нужна пауза. Пусть все осмыслит. Я сходил на кухню за ножом и вилками, проведал Кузьму. Тот перебрался в каморку под пролетом лестницы, храпит.

Порезал сыр, закусил «риоху». Виктория все еще пребывала в сильном раздумии. Да, медицина — она не для кисейных барышень. Приехать из пансиона с музицированиями и танцами, окунуться в боль, кровь и гной — приятного мало.

— Я бы… хотела попробовать и очень боюсь подвести вас.

— Тебя! — пока наедине или во врачебном кабинете, говори мне «ты», — я развел руками. — Ситуации на приеме бывают разные. Расшаркиваться нет времени, человек может умереть, пока мы соблюдаем нормы приличия.

— Я понимаю. Да, хорошо — Вика тоже прихватила сыра, мы разломили французскую булку пополам. Прямо преломили хлеб на «тайной вечере». Тем более за окном и правда, стемнело. Я еще раз сходил на кухню, принес керосиновую лампу. Зажег.

— А кто была та… женщина? Которую я застала.

— Моя бывшая возлюбленная, — прямо глядя в глаза, ответил я. — Когда со мной случилось несчастье, она меня бросила. А сегодня заявилась просить прощения.

— И вы…то есть ты, не простил?

— Сама все видела.

Мы помолчали, попивая вино.

— Мне, кажется, уже пора, — девушка тоже посмотрела за окно. — Уже поздно, мама будет волноваться.

Ах, как не хватает собственного телефона! Первое, что сделаю, когда разбогатею — осчастливлю фирму Белл парой банковских чеков.

— Что ж… Я сейчас разбужу Кузьму, — надеюсь этот алкоголик успел проспаться. — Он найдет пролетку для вас и сопроводит домой.

— Для тебя! — Вика засмеялась. — Сам же предложил быть на ты!

— Точно…

Политесы — они затягивают.

— Жду тебя послезавтра — дом Пороховщикова на Арбате. Начинаем в десять утра.

Умер Павел Тимофеевич. Прямо на рождество — не приходя в сознание. Узнал я об этом на торжественном богослужении в церкви. Серафим служил уж больно с каким-то непроницаемым лицом, периодически поглядывая на меня. А ведь Рождество — это главный после Пасхи праздник в православии. Все радуются, обнимаются, дарят подарки. В основном, конечно, детям. И тут вдруг такие «гляделки».

После окончания богослужения — я отловил Серафима, поинтересовался в чем дело. Не провинился ли чем… Может, опять кто из пациентов кляузу сочинил.

— Горе у нас, — священник тяжело вздохнул. — Скончался наш доктор. Вчера ночью.

Я ахнул. Так и не сподобился к нему прорваться — только через пристава посылку собирали, письмо написали. Дескать, не волнуйся, Павел Тимофеевич, дело твое не брошено, пациенты обихожены…. Да и не пустили бы нас в инфекционное отделение. Самооправдания — чего уж там…. Тот, кто хочет — находит способ. Тот, кто не хочет — находит причину. Старая истина.

— Когда похороны?

— Даже не знаю, что делать. Дочь на телеграмму не ответила — может адрес поменялся?

— Он через пару дней… протухнет. Долго хранить нельзя…

— Ждать не будем, на третий день погребение. Все одно хоронить в закрытом гробу, — священник тяжело вздохнул. — Из канцелярии МВД уже было указание Блюдникову. В связи с тифом.

Мнда… праздник «к нам приходит», светящиеся грузовики с «Колой» едут…

На самом деле Москва была довольно неплохо украшена к Рождеству. Везде стояли елки, разноцветными гирляндами были декорированы дома, дворы. В честь торжества на центральных площадях стреляли из пушек и зажигали всевозможные свечи, пускали фейерверки. Все это создавало атмосферу праздника. И вот тут такая трагедия…

— Когда отпевание-то? — поинтересовался я. Это священник может решить и без родственников.

— Завтра. Приходите к обеду.

С утра пришлось помахать лопатой. Снег завалил дверь во врачебный кабинет, и она банально не открывалась. Пошел к дворнику, которого не было на месте. Но зато удалось возле дворницкой раздобыть лопату. Сначала копал Кузьма, потом я. А что? Отличная разминка перед тяжелым трудовым днем. Это москвичи сейчас продолжают праздновать, разговляться. А мне после лопаты, шприц с камфорой в руки, и вперед.

Откопавшись, я загрузил слугу растопкой печек, после чего Кузьма должен был подготовить гипс с крахмалом и замочить марлю. И побольше. Чую много сегодня будет поломанных — снег на улицах не убран, под ним много льда. Который тоже никто не откалывает. Протоптали дорожки в сугробах и ладно. Эх, как же не хватает рентгена. Хотя бы самого примитивного.

Я начал стерилизовать хирургические инструменты, зубные щипцы. А тут и раскрасневшаяся с мороза Вика появилась. С мамочкой.

— Я не опоздала? — спросила девушка, скидывая шубку подскочившему Кузьме. Опять строгое, закрытое платье серого цвета, волосы убраны в пучок… Понимает, куда пришла.

Елена Константиновна раздеваться не стала, прошлась по кабинету, заглянула за ширму. Потом открыла дверь в комнату ожидания, изучила, как Кузьма мешает гипс.

— Я вас оставляю, — царственным голосом произнесла профессорская вдова. — Надеюсь на ваше благоразумие. И Виктория! Уточни у Евгения Александровича про оплату.

Вика мгновенно покраснела, всплеснула руками:

— Мама! Как неделикатно!

Но это восклицание уже пошло в спину вдове.

— Евгений Александрович, простите маму! Она последнее время, как с ума сошла с этими деньгами. Только про них и говорит!