Мы стали нести первые потери. Многие были ранены. Медслужба — возможно самая тяжелая из всех военных служб — не могла продохнуть от обилия работы. Стремительно передвигаясь с одного места на другое и помогая раненым, работал Моше Атлет, глубоко религиозный парень с двумя длинными локонами над ушами и вооруженный револьвером. С ним была ’’Топси”, иеменитская девушка, сопровождавшая наших ребят во время нападения на аэропорт в Луде. Они то и дело появлялись на линии огня, вынося на носилках раненых бойцов.

Но наши люди не смогли прорваться. В первой схватке мы были отброшены. Мы захватили несколько важных позиций, но не смогли прорвать оборону врага и сколько-нибудь значительно продвинуться. Мы не сломали ’’горлышка бутылки”. Книжные стратеги только покачают головами: конечно, зачем вы полезли в ’’бутылочное горлышко”, где вас ждал огонь как с севера, так и с юга? Любая армия, очутившаяся по своему невезению в таком положении, пытается выбраться оттуда. А вы, партизаны, сами полезли туда. Так неужели же вы надеялись победить?

Не торопитесь, дорогие стратеги!

Со всем своим уважением к книгам, я должен сказать, что вы не знакомы с духом солдат Иргуна.

На встрече офицеров мы подвели первые итоги. Особого успеха мы не достигли, ибо недооценили преимущества противника и мощи его орудий. Свобода передвижения была ограничена. Наши броневики не могли обойти противника с флангов и ударить с тыла. А большая лобовая атака не могла, очевидно, обеспечить прорыва. Мы должны были бы в этом случае отвести наши основные силы, оставив на поле боя лишь соединения, необходимые для удержания занятых позиций, разрабатывая тем временем другие методы нападения. Другой метод не был новым. Это была обычная тактика Иргуна — прорыв и прикрытие головных отрядов, молниеносное передвижение небольшого передового отряда, оснащенного достаточным количеством взрывчатки, и его быстрый временный отход; взрыв вражеских позиций, их захват и продолжение наступления. Еще один взрыв — отступление — снова бросок вперед.

Действовал этот метод безупречно. Все, что требовалось тогда — это мастерство, достаточное для того, чтобы разрушить стратегические объекты, бывшие целью нападения. Здесь, на яффском фронте, положение было иным. Мы должны были не только совершить нападение и разрушить ряд стратегических объектов противника, но захватить и удержать то, что смогли завоевать. Могла ли наша тактика иметь успех в создавшемся положении?

Выбора не было. Гидди передислоцировал свой отряд и затем, после кратковременной передышки, подготовился к возобновлению атаки. Тем временем артиллеристы должны были бомбардировать Яффо. Благодарение Богу, захваченный нами британский состав с оружием был очень длинным. За полдня мы вернули Яффо то, что получал Тель-Авив месяцами. Мы рассчитывали, что предварительный обстрел нарушит коммуникации противника. Настроение вновь поднялось.

Битва возобновилась с большей интенсивностью во второй половине дня. Теперь в борьбу включились саперы, доставшие канистры с взрывчаткой. В труднодоступных местах противник воздвиг оборонительные фортификационные сооружения, блокировавшие продвижение наших сил. Если бы саперы смогли разрушить их, то наши отряды проникли бы в создавшийся узкий проход и расширили бы его.

Но противник был начеку. Весь район военных действий находился под непрекращавшимся обстрелом британских танков и арабских пулеметов ’’Шпандау”. Элемент неожиданности пропал. Мы должны были платить кровью за каждую пядь земли.

На передовой мы дрались врукопашную. Алтарь Господний требовал бесчисленных жертв. Наши лучшие сыновья приносили свои жизни на пасхальный жертвенник во имя жизни нашего народа.

Сквозь грохот мортир и трескотню пулеметов стал слышен гром мощных взрывов. Сделали ли саперы свою работу? Уничтожены ли вражеские позиции? Взрыв следовал за взрывом. Прорвались ли уже наши? Открыта ли дорога для атакующих? Вскоре выяснилось, что удалось взорвать только одну позицию, тогда как главная цитадель не была затронута. Канистры взорвались слишком далеко от мощного укрепления противника. Наши саперы, действуя под ураганным огнем противника, сделали все, что было в их силах. Мы снова потерпели неудачу.

Еще одна консультация офицеров. Мы сидели на деревянных скамьях в одной из классных комнат коммерческой школы и подводили итоги минувшего дня. Обстрел Яффо был сам по себе успешным. В этом не было никаких сомнений. Наши наблюдатели докладывали о прямых попаданиях в места дислокации противника, повреждениях линий связи и замешательстве в рядах врага. Наша лобовая атака оказалась безрезультатной, но нам необходимо было продолжать. Битва лишь только началась. Правда, наша первая атака потерпела неудачу, но в следующей — мы добьемся успеха. Мы передислоцируем наши силы. Людям нужен отдых, хотя бы кратковременный. На рассвете мы возобновим нападение и захватим вражеские позиции.

Всю ночь напролет в штабе шло совещание. Гидди объяснил, что необходимо укрепляться на каждой завоеванной позиции, используя минные поля и мешки с песком, что смогло бы обеспечить нашим бойцам хотя бы минимальное прикрытие от ураганного огня противника, а также дать возможность приблизиться к его цитадели.

Совещание было окончено. Лагерь погрузился в сон. Намаявшиеся за день бойцы спали прямо во дворах, на улице и в полуразрушенных зданиях, спали прямо на выжженной солнцем земле. Наши ребята не были изнежены. Как часто до этого они спали на холодном каменном полу тюремных камер, прежде чем обрели право спать под не забранным решеткой небом с оружием в руках?

На рассвете пришли газеты.

В них все изображалось в черных красках. Одна газета сообщала на первой полосе о провале операции в Яффо; вторая била тревогу по поводу ’’показной атаки” Иргуна; третья сообщила о ’’бесплодном нападении” на Яффо. Все передовицы и употребленные в них эпитеты удивительно походили друг на друга.

Командование Хаганы опубликовало коммюнике, напоминавшее своими выражениями передовицы газет. И все же Хагана не ограничилась только этим. Командование Хаганы поставило в известность всю прессу, в том числе и зарубежную, о том, что для проведения операции в Яффо Иргун стянул силы, находившиеся до этого на территории всей страны. Уже одно это давало массу информации противнику.

Однако, это было еще не все. Авторы этого заявления докатились до того, что предположили, будто Иргун больше заинтересован в завоевании улицы Алленби* в Тель-Авиве, чем улицы Бастрос в Яффо.

* ’’Улицей Алленби” называют иногда избирателей Тель-Авива. В годы, предшествовавшие созданию государства Израиль, лидеры еврейской рабоче-социалистической партии в Палестине МАПАЙ настолько эффективно развили свою политическую организацию, что стали ведущей группировкой в правительстве Израиля. Эти люди всегда рассматривали Иргун как угрозу их политическому влиянию. Таким образом, пока Иргун шел на жертвы, Еврейское агентство, Хагана, а, следовательно, и правительство Израиля, разговаривали на совершенно другом языке — языке политики. Многое теперь, как, например, ’’официальное” отношение к Иргуну в его битве за Яффо, может показаться рядовому читателю невероятным.

Мы перечли заявление Хаганы и обнаружили в самом конце его угрозу: ’’Хагана не потерпит...” и так далее. Мы внимательно прочли еще раз все передовицы газет, вышедших в тот день и использовавших те же выражения, то и дело встречавшиеся в коммюнике командования Хаганы. Командование Хаганы желало нашего поражения. Там, далеко в тылу, нашлись еврейские ’’командиры” и еврейские журналисты, с надеждой ожидавшие поражения своих же братьев-евреев, которые, решив спасти этот древний еврейский город от шестимесячной осады противника, убийств из-за угла и преследований, вышли на борьбу с врагом! Здесь, на передовой, наши ребята проливали кровь за наш же народ, за его спасение и его будущее. Здесь, на фронте, мы боролись за то, чтобы наши братья, в том числе и наши клеветники, обрели, наконец, возможность мирно жить, работать и спокойно спать ночью.