— Тебе нужно поесть. Если ты нездорова, ты не сможешь забеременеть и выносить моего ребенка.

При этих словах челюсть Катерины напрягается, и она медленно откладывает вилку.

— Итак, — осторожно произносит она. — Я не просто твоя жена. Я племенная кобыла.

Во мне поднимается волна гнева, но я тщательно подавляю его, методично пережевывая пищу и мысленно считая до десяти, чтобы не накричать на свою новую жену. Я сглатываю, поднимая глаза, чтобы встретиться с ее вызывающим взглядом.

— Ты можешь думать все, что хочешь, — спокойно говорю я. — Я женился на тебе с определенной целью, Катерина. Мне нужен сын. У тебя есть возможность дать его мне, и ты это сделаешь. Или ты будешь нести ответственность за последствия.

Ее глаза сужаются.

— Лука не позволит тебе причинить мне боль.

— Лука знает условия нашего брака. На твоем месте я бы не слишком полагался на его защиту. — И с этими словами я возвращаюсь к своему завтраку, игнорируя то, как ее щеки бледнеют, а глаза расширяются.

На самом деле у меня нет никакого намерения причинять боль Катерине. Но на данный момент, похоже, есть небольшой страх, что это может иметь далеко идущие последствия. Я надеялся быть добрым к ней, сделать нашу совместную жизнь как можно более приятной. Но я не пожертвую своим собственным покоем, чтобы это произошло.

Она прогнется или сломается. Я способен находить удовольствие в любом варианте.

Она хранит молчание на протяжении всего завтрака, всю дорогу, пока мы не садимся в машину, чтобы отправиться в мое поместье. Даже тогда она смотрит в окно, пока мы едем, игнорируя дверь, которую я держу открытой для нее, и оставаясь упрямо тихой, пока машина не заезжает на кольцевую подъездную дорожку перед моим домом, водитель заглушает двигатель и выходит, чтобы открыть наши двери. Только тогда, когда я вижу, как ее глаза слегка расширяются при виде моего дома, я вспоминаю, что на самом деле так и не рассказал ей о своих детях.

Я открываю рот, чтобы сказать ей, когда мы выходим, но, верные своему обыкновению, я вижу, как они бегут к нам, прежде чем я успеваю заговорить. Они обе несутся по дорожке к подъездной дорожке в вихре платьев и светлых локонов, пока не видят Катерину, стоящую рядом со мной, и обе резко останавливаются в нескольких футах от меня, выглядя внезапно шокированными и застенчивыми. Ольга спускается по тропинке позади них, запыхавшись и свирепо глядя.

Когда я бросаю взгляд на Катерину, ее лицо снова становится бледным. Она смотрит на моих дочерей, такая же потрясенная, как и они, ее рот слегка приоткрыт.

— Виктор, — тихо говорит она, тяжело сглатывая, и я тянусь к ее руке. Я чувствую, как она вздрагивает от прикосновения, но я не отпускаю. Вместо этого я собственнически обвиваю ее пальцы своими и веду ее вперед, к двум девочкам, которых Ольга загнала в угол и которые подозрительно смотрят на Катерину.

— Катерина, это мои дочери, — медленно произношу я, глядя на них, а затем снова на нее. — Аника и Елена. Девочки, это Катерина. Теперь она будет жить с нами, и я ожидаю, что вы будете очень доброжелательны к ней.

Елена выглядит так, как будто хочет заплакать, но глаза Аники сужаются, когда она смотрит на Катерину.

— Она собирается стать нашей новой мамой? — Обвиняюще спрашивает она.

По упрямому выражению лица моей дочери я вижу, что она плохо это воспримет. Возможно, мне следовало познакомить их с этой идеей до того, как я привел ее домой, устало думаю я, уже оглядываясь назад, видя, где я допустил ошибки. Ольга, без сомнения, подробно расскажет мне о них позже. У меня возникает внезапное желание опуститься на колени и взять свою дочь на руки, успокоить ее и пообещать, что Катерина не заменит им мать, но я знаю, что это делу не поможет. Девочкам нужно принять ее, если мы хотим, чтобы в доме был мир. И я не знаю другого способа, кроме как быть строгим по этому поводу.

— Мы поженились вчера, — твердо говорю я своим дочерям. — Катерина — моя новая жена, и поэтому да, она будет вашей новой мамой. Я ожидаю, что вы будете уважать ее как таковую, прислушиваться к ней и не доставлять ей неприятностей. Точно так же, как вы ведете себя с Ольгой, я ожидаю, что вы будете вести себя с Катериной.

— Мы не хотим новую маму! — Резко говорит Аника, ее тихий голос повышается. Она нащупывает руку сестры, вероятно, в поисках солидарности. Однако Елена все еще смотрит на Катерину так, как будто не совсем уверена, что она настоящая. Елена всегда была более тихой из них двоих, но теперь, когда Аника кипит от злости рядом с ней, она говорит плачущим голосом.

— Она не похожа на нашу маму, — шепчет она, ее голубые глаза начинают наполняться слезами. — Совсем нет.

Елена права в этом. Катерина совсем не похожа на мою бывшую Катю. Моя первая жена была пышной блондинкой, с большими полными бедрами, которых она стеснялась, и грудью, которая переполняла мои ладони. Она была далеко не пухленькой, с узкой талией даже после рождения наших детей. Тем не менее, она потратила тысячи долларов и бесконечные часы, пытаясь похудеть намного больше, чем должно было выглядеть ее естественное тело, отчаянно пытаясь подражать беспризорному типу балерины, на которых стремились жениться многие другие мужчины из Братвы.

Я находил ее потрясающе красивой такой, какой она была, но, как и во многих других вещах, она никогда не слушала меня. А Катерина, высокая, темноволосая и стройная, во многих отношениях противоположна моей покойной жене. Только ее элегантность была схожей, но она тоже преуменьшена, в то время как Катя любила гламур и драгоценности. Иногда я задавался вопросом, любила ли она атрибуты нашей жизни и мое положение больше, чем любила меня. В конце концов, я знаю правду об этом. Она желала этих вещей, потому что они временно восполняли то, что я никогда не мог ей дать. И с тех пор я платил за это много раз.

— Она не похожа, Елена, — говорю я так терпеливо, как только могу. — Но теперь она будет тебе матерью. Твоей и Аники, и, если нам очень повезет, у тебя скоро появится младший брат. Тебе бы этого хотелось?

Елена, кажется, обдумывает это, но Аника упрямо качает головой.

— Нам не нужен младший брат, — твердо говорит она. — Нам просто нужен ты. И Ольга, — добавляет она, подумав, и я слышу, как пожилая женщина шмыгает носом.

— Ну, девочки, — вмешивается Ольга, опускаясь на колени до их уровня. — Эта женщина теперь будет жить с нами. Ваш отец женился на ней, так что пути назад нет. Лучшее, что вы можете сделать, это быть добрыми к ней. Вам не кажется, что этого хотела бы ваша небесная мать?

Елена начинает шмыгать носом, и Аника крепче сжимает ее руку, бросая убийственный взгляд на нас троих.

— Мама на небесах хотела бы быть здесь, с нами! — Кричит она, ее голос достигает такой высоты, что я стискиваю зубы.

Если бы она хотела быть здесь, она была бы, мне хочется сердито огрызнуться, но я сдерживаю слова. Я был осторожен, чтобы никогда не позволить своему гневу на мою покойную жену просочиться в воспоминания моих дочерей об их матери. И последнее, что я хочу делать, это кричать на своих детей. Но вчерашний день был утомительным, прошлая ночь и сегодняшнее утро еще более, и мое терпение на исходе.

— Девочки. — Я добавляю в свой тон больше строгости, чем обычно, и вижу, как обе они замолкают, хотя Аника все еще смотрит на меня с вызовом в глазах. Я знаю, что она унаследовала свой характер и упрямство от меня. Елена больше похожа на свою мать, склонна молчать или плакать, когда ей грустно, но Аника набросится на нее. У Катерины будет полно дел с ними обоими. — Девочки, послушайте меня. Я выбирал Катерину очень тщательно, потому что знаю, что она будет хорошо к вам относиться.

— Ольга добра к нам, — бормочет Аника, и я хмуро смотрю на нее.

— Ольга была замечательной с тех пор, как умерла твоя мать, но она не может делать все. Ей нужна помощь. И поэтому Катерина здесь, чтобы помочь ей. Есть ли в этом смысл?

Выражение лица Аники настороженное, но она ничего не говорит в ответ, что я воспринимаю как хороший знак.