– Влад, не слушай маму. Она просто не в духе, – усмехнулся мужчина, продолжая вести машину.

– Я бы была в духе, если бы не кое-кто!

– Я же уже извинился. Что ты ещё хочешь от меня?!

– Извинениями последствия не уберёшь!

– Пожалуйста, не ссорьтесь, – прошу я.

– Я, по-твоему, знал, что что-то поменяется?

– Нет, ты не знал. Ты никогда ничего не знаешь…

– Нет, ну ты посмотри… Плетётся, будто ему никуда не надо, – возмутился мужчина скорости грузовика впереди.

Он включил «поворотник» и резко крутанул руль влево.

– Игорь… – крикнула женщина.

Приближающаяся фура.

Оглушительный гудок.

Нашу машину сминает, как лист бумаги…

Больно.

Мне очень больно.

Не могу пошевелиться…

Я стою возле покорёженной машины.

Папа, мама…

Почему столько крови?

Люди на трассе останавливаются и бегут в мою сторону. Водитель фуры сидит на обочине, запрокинув голову, пытаясь остановить кровотечение из носа. Двое пытаются взломать капот, чтобы заглушить двигатель нашей машины. Ещё двое выбивают остатки стекла и вскрывают двери.

Я наблюдаю, как они вытаскивают маму. Она похожа на стекающее с рук тесто. И вся в крови.

Мужчина извлекает из покорёженного салона тело сестренки, решив поначалу, что это игрушка. Когда понимает, что это ребёнок, матерится от испуга и пытается нащупать пульс.

Тщетно.

Маленькая кукла безжизненно висит у него на руках.

Чувства нереальности переполняют атмосферу.

Почему никто не видит, что я здесь стою?!

Подъехала полиция.

Полицейские без толку слоняются, пытаясь что-нибудь выяснить у столпившихся людей.

Наконец, удалось вскрыть водительскую дверь.

Теперь отец, мать и тело сестренки лежат на обочине.

Да почему меня никто не видит?!

Тут я обернулся и обнаружил, как моё собственное тело извлекают из груды металлолома.

– Мальчишка ещё жив, – крикнул мужчина.

– Мальчик жив.

– Жив…

– Живой… – понеслось по «сарафанному радио».

– Ему нужно сделать искусственное дыхание.

– Его нужно привести в сознание.

– Его нельзя трогать! У него может быть внутреннее кровотечение! – понеслись советы из толпы.

Двое полицейских бегали туда-сюда, стараясь усмирить граждан.

Подъехала скорая.

На моих родителей они даже не взглянули.

– Владик, – слышу я мамин голос и оборачиваюсь.

Мать держит на руках здоровую сестрёнку. Рядом с ними улыбающийся отец.

– Пойдём!

Куда это?!

Мне сказали, что я жив!

Я не могу!

В конце концов, как же…

– Владик… быстрее… – торопит отец.

Я смотрю на них, на своё тело, которое заталкивают в машину скорой. Снова на них…

Они исчезают прямо в воздухе.

Что за ерунда?!

Вон же они лежат, закрытые чёрной клеёнкой.

Как они могут раствориться в воздухе?!

– Быстрее, быстрее, – торопит фельдшера мужик, который нёс меня на руках.

– Заткнитесь, пожалуйста, и не мешайте! – настойчиво огрызается фельдшер, приоткрывая моё веко и кричит медсестре:

– Лариса! Едем.

В машину запрыгивает женщина лет тридцати пяти и захлопывает дверь. К моему телу подключают пикающие аппараты.

– Пульс очень слабый, – хмуро сообщает фельдшер.

– Что делать? – интересуется медсестра.

– Что, ты не знаешь, что делать? – огрызается он и добавляет уже спокойнее, – кровь останавливай.

Покосившись краем глаза на табло, врач заторопил:

– Пульс падает… Готовься делать массаж.

– Что мне делать? Массаж или останавливать кровь?

– Ты что, блин, совсем тупая? – не выдержал фельдшер.

– Не ори на меня! – рявкнула в ответ медсестра.

В этот момент аппарат протяжно запищал и выдал прямую линию. Фельдшер и медсестра замерли на секунду.

– Сердце остановилось. У нас восемь минут… – уже более спокойно сообщил фельдшер. – Готова?

– Да, – хмуро ответила медсестра.

– Готовь «грушу»… – скомандовал мужчина и крикнул водителю. – Ты можешь ехать быстрее?

– Да тут пробка со съезда МКАДа, – начал оправдываться водитель. Я не виноват.

– Врубай звук с сигналкой и по встречке. Тут пару минут до больницы. Можем успеть реанимировать. Позвони, чтоб нас ждали… Готова? – обратился фельдшер к медсестре.

– Да.

– Хорошо. Давай! – кивнул он.

Когда машина въехала на территорию больницы, на улице ожидали два санитара с каталкой. Фельдшер распахнул двери и оповестил:

– Всё!

– Что «всё»? – не поняли его.

– Время смерти 14:26. Можно везти в морг, – хмуро оповестил фельдшер. – Это… зафиксируй время смерти.

Его коллега обречённо таращилась вдаль, находясь в прострации.

– Ж-ж-жесть! Всего-то две минуты. Н-да! «Весёлая» смена! – с сочувствием произнёс санитар, – иди, что ль, спиртика «махани». А то совсем бледная! – предложил медсестре.

Фельдшер сидел на подножке машины, хмуро наблюдая, как тело накрывают и увозят. Достал сигарету. Закурил. Медсестра к нему присоединилась.

– Ко всему привыкаешь. К крови, к мозгам, размазанным по асфальту? Но когда умирают дети… – женщина задумчиво выдохнула сигаретный дым и медленно произнесла: – у меня сын его возраста. Страшно…

Фельдшер задумчиво затянулся, промолчав.

К курящим присоединился водила и принялся оправдываться. Чёртовы пробки. Равнодушные водилы, принципиально не пропускающие машину скорой…

Я же поспешила за телом. Подсознание мальчишки, наконец, подпустило мою сознательную часть. Я начала осознавать, что я – не Влад. Это не сон. Я в теле мальчика. Точнее, не в теле, а в Сознательной части бестелесной субстанции. Тело, как раз таки, привезли в морг. Положили на стол.

– Привет, спиртика не найдется? – зашла в морг уже знакомая медсестра.

– Отвратный денёк, да? Возьми коньяк в полке. Только чуть-чуть!

– Не жадничай, – ухмыльнулась медсестра, – тут и так грамм двести.

– Ладно, допивай, мне клиенты ещё принесут.

– Живые или мёртвые?

– Живые. За мёртвых.

– А что делаете с вещами покойников? – заинтересовалась медсестра, подтягивая коньячок.

– Возвращаем родственникам.

– Неужели себе ничего не забираешь?

– Другие забирают. Я нет.

– Чего?

– Чревато.

– В морге работаешь, а такой суеверный.

– А почему спрашиваешь? – спросил патологоанатом.

– Мать с отцом мальчишки погибли на месте. Других родственников может и не быть. Шмотки мальчишки выкинете на помойку.

– Не рекомендую забирать вещи с покойника, – посоветовал мужчина, поправив очки на носу.

– Нет, вещи не возьму. А вот рюкзак… Зачем он покойнику?

– А тебе зачем?

– Там детские книжки, игрушки. У меня сын его возраста. А с нашей нищебродской зарплатой не скоро новую игрушку куплю, – грустно усмехнулась медсестра.

– Хочешь, бери. Останавливать не стану. На кошмары потом не жалуйся, – усмехнулся мужчина, словно знал что-то такое, чего не знает она.

– Кошмар – это моя жизнь. Спасибо, ты настоящий друг! – ухмыльнулась медсестра.

– Не благодари! Я тут ни при чем.

– Ну, разумеется… – подмигнула женщина.

А я поняла, что держит мальчика.

Не тело!

– Нет! – кричу я. – Оставь рюкзак. Не забирай!!!

Бесполезно!

Никто не слышит.

Да и чёртов ледяной водоворот опять уносит…

Калейдоскопом мелькают отрывки увиденных сцен. Очень быстро. Какая-то пожилая женщина плачет. Я кладу в рюкзак мишку. В голове надоедливым молотком стучит имя: «Лена, Лена, Лена»…

Кто такая эта Лена?

Водоворот становится теплее.

Меня выталкивает из него потоком воздуха.

Я стою в своей квартире перед входной дверью.

Дверь открывается.

В неё спешно проскальзываю Я!

Закрыв дверь, прилипаю к глазку.

Облегчённо выдыхаю.

Замираю.

Медленно оборачиваюсь и бледнею:

– Бог ты мой!

– Ты меня видишь? – спрашиваю голосом семилетнего мальчика…

– Как? Как ты пробил воронку?!