Мюнхен, 2023
И толку чуть, что всех обогнала…
Не знаете ли, что бегущие на ристалище
бегут все, но один получает награду?
Так бегите, чтобы получить.
1 Кор. 9, 24
И толку чуть, что всех обогнала,
Взыскующих победы у ристалищ:
Босым ногам – толченого стекла
Не избежать…
Бегу, не зная, та ль еще
Звезда из Вифлеема надо мной
От Рождества до Пасхи замыкает
Тяжелый круг…
Мой тяжкий шар земной,
Огромный драгоценный шар земной,
Блеснув устало гранями, растает
Там, в облаках…
Из льда и мела вылеплен апрель!
Седых небес торжественная просинь
Во мгле еловой…
Лес – как колыбель,
И óденвальда смятая постель,
С зеленою каймою строгих сосен…
О, вечный круг непобедимых снов,
Ночной росы спасительная влага
Там, в Гефсимании…
На ложе горьких строф
Прокрустово —
Непобедимых строф! —
Едва ль уложишь Слово – Плоть – Живаго!..
Не лучше ль подружиться с тишиной,
Упав к ногам Предвечного.
Спаситель,
Скажи, молю, Твоя ли надо мной
Рука?..
Где я наследую несрочную весну…
Е. Баратынский
Моей души —
неясные следы,
Тот долгий день —
и теплый, и туманный…
Мерцанье
на поверхности воды
Венеции —
весенней, долгожданной…
Я начинаю снова.
Я – жива.
Вступив —
как в воды —
в медленное лето,
Где розовых палаццо
кружева:
Ажурный короб
в сполохах рассвета —
Дворец спесивых дожей…
Алый дождь,
из
«La mia speranza»…[27]Здесь Музыки
возвышенная ложь,
Тревожа злую память итальянца,
Сверкает в полночь…
Души небесной лед растаял
И – голубеет в лунном кратере.
…Иероглифика простая —
Снежинки на иллюминаторе.
Барочный образ – хрупкой, белою
Шуршащей раковиной. Может
Быть, это я?..
Еще несмелая.
Рука стальные пальцы вложит
В твою ладонь – длань Командора…
Скудельной жизни стрекозиной
Дни, ночи…
Мне привыкнуть скоро ли,
В руках твоих волшебной глиной,
Горшечник нежный, стать…
Быть может, нарушаю правила…
Из поднебесья – в омут-морок
Души твоей…
Но не лукавила,
Броней шифоновых оборок
Укрывшись…
Азиаты, скифы мы,
Но, расправляя жизни крýжевце,
Продолжим —
Завтраком у Тиффани.
И – Штраусовскими – закружимся
На Голубом Дунае…
Свиток четвертый
– Алло, Анна, где ты? Да сколько же тебя еще ждать?
– Сейчас, Януш, минуту буквально, и я внизу!
– Опять сочиняла свой детектив или стихи писала вместо того, чтобы заниматься диссертацией? – обычно терпеливый, Януш заметно нервничал и сердился.
Наверное, столик заказал для нас где-то в хорошем месте, может быть, даже в Cafe&Talk, а я, как всегда, опаздываю. Какие там академические пятнадцать минут![28] Все сорок!
– Уже спускаюсь, еще минутку!
– Хорошо, жду тебя внизу, – терпеливейший Януш, благородный граф и потомок баварских рыцарей, несколько сбавил обороты и, похоже, уже не сердился. Видимо, благозвучность моих аристократических речей вкупе с регулярно устраиваемым чтением новых стихов воздействует на него по-прежнему завораживающе.
Наконец – бедный, бедный Януш! – я собрала все вещи и покинула Lesesaal[29]; на мое место, за столиком возле компьютера, тут же образовалась небольшая стихийная очередь из других студентов, жаждущих приобщиться к знаниям.
Торопливо спускаясь, я тем не менее притормаживала на высоченных шпильках, осторожно обходя парочки и целые группы студентов, оживленно что-то обсуждающих и вольготно расположившихся на огромной лестнице университетской библиотеки, напомнившей мне Эрмитаж.
Ох, и любят господа-первокурсники эту лестницу, и я разделяю их чувства: здесь всегда сумрачно и прохладно, даже в самый жаркий июньский день.
– Heute bist Du so sexy, Anna![30] – Януш восхищенно смотрел на меня.
– Von Zeit zu zeit sollte Ich sexy sein…[31] – совершенно невозмутимо ответствовала я. Ну подумаешь, надела с утра новое платье! Это милое, но несколько провокационное лимонно-розовое платьице от Givenchy, с голой спиной, было куплено мной буквально вчера, в любимом бутике у Marion.
– Что закажем? – Януш был настроен благодушно после своего успешного доклада на семинаре у профессора Кёнига. Мы сели в машину, припаркованную прямо у библиотеки, – ох, Януш нарывается на штраф! – и поехали к Maurizio, в наш любимый ресторан сицилийской кухни.
– Голодна как зверь, честно говоря, после семинара Чичовацки… Знаешь, Януш, какая у нас тема сегодня была? Вот только не смейся: «Божественное безумие в “Крейцеровой сонате” Л. Толстого». «Die Kreutzersonate»… Motive of spiritual murder, destroy to illusion – this is the theme of Tolstoy, sex is a symptom of civilisation and madness[32], короче говоря, тихий ужас! – Практически без пауз перескакивая с немецкого на английский, от Брюсова к Блоку и наблюдая за Янушем, который обалдело таращился на меня, я уже почти смеялась, но декларировать свое игривое настроение было бы явной бестактностью, не соответствующей местным нравам.