Василий Васильевич Инаков, недавно назначенный на должность директора «Банковского заведения», постарался донести свою мысль до просителя. Внимательно и даже как-то задумчиво выслушав последнего, он произнес:

– При всей моей уверенности в том, что вы – это вы и есть, при всем моем благожелательном к вам отношении, при всей моей вере в то, что вы – простите, – порядочный, ответственный, честный человек – это не может служить достаточным доказательством, что так все и обстоит на самом деле. Вы же отлично сознаете, что мы живем в жестком реальном мире, где ценятся, прежде всего, материальные предметы, а уж в финансовой сфере и подавно. Банки потому и стоят прочно, что могут давать в долг и потом эти долги возвращать с явной прибылью. Приведите хотя бы одно веское доказательство – я самолично прикажу тут же выдать вам кредит.

– С вещественными доказательствами у меня слабовато, проще говоря – совсем никак. Но у меня есть честное слово, есть реальная возможность заработать достаточно средств, чтобы расплатиться со всеми, кто поверит этому честному слову. А, впрочем, позвольте задать вопрос личного характера.

– К сожалению или к счастью времена рыцарского честного слова канули в Лету, теперь даже между близкими людьми существуют всякого рода расписки о получении денег. А вопрос задавайте.

– Как давно у вас с рукой?!

Василий Васильевич улыбнулся формулировке вопроса: не «что у вас с кистью», не «где вас так угораздило», а нейтрально о времени данной ситуации. Он уж давно привык к тому, что кисть его левой руки жизнеспособна, но не активна.

Все произошло в далеком шестилетнем возрасте, когда маленький Васек, скатившись со снежной горки, резко свернул в сторону от проторенного пути и напоролся на острый штырь скрытой снегом арматуры, раздробившей кости, порвавшей мышцы и нервы. Спасти кисть удалось, но функцию восстановить – нет. Теперь это была просто декоративная часть тела в виде сухого, почти детского, полусогнутого кулачка. С этим ему пришлось жить после шестилетия. Увечье приучило его за прошедшие годы и к любопытству людей, и к их склонности задавать вопросы, и к терпимости. Поэтому Василий Васильевич ответил просто:

– Зимой исполнится тридцать лет.

– Давно, – произнес незнакомец. – Должен вас покинуть. Завтра я зайду с утра, если вы позволите, возможно, я представлю вам доказательство своей платежеспособности.

Он встал, пожал протянутую руку директора банка и ушел.

Василий Васильевич подумал о том, что проситель больше не вернется, что он из тех субъектов, которые разводят богатеньких «Буратин», но все поведение просителя, его разговор, его манеры указывали и на то, что он может принадлежать к вымершему сословию рыцарей чести, рыцарей без страха и упрека. Делать, правда, в нашем мире им уже давно нечего.

Окончание рабочего дня для Инакова прошло безо всяких происшествий, он спокойно вернулся в холостяцкую квартиру, по привычке приготовил ужин, затем часа три просидел в глобальной сети и, около половины двенадцатого лег спать. Сон его был крепок и спокоен, ничто не предвещало никаких неожиданностей.

За минуту до звонка будильника Василий Васильевич Инаков проснулся в своей кровати, в своей квартире. Сбросив одеяло, он сел на кровати, готовясь встать, и ощутил некоторую неловкость в левой руке. Опустив взор, он пораженно уставился на то, чего не могло быть никогда: вместо сморщенного детского кулачка на месте левой кисти был обычная, очень похожая на правую и с таким же загаром, рука. Жар полыхнул в лицо директора банка, сердце так бешено заколотилось, что Василий вынужден был прижать правую руку к груди для успокоения давшего о себе знать мотора. Человек поднес левую руку ближе к глазам, рассмотрел сверху, снизу и с боков, убедился, что это не сон, что рука, утраченная в детстве, принадлежит именно ему – и все понял. Поэтому он наскоро позавтракал и помчался в банк.

Когда Инакову доложили о приходе посетителя, он был во всеоружии. Поздоровавшись с гостем, директор без всяких проволочек, самолично, усадив клиента за стол и приказав секретарю снабдить посетителя чаем, кофе и специально заказываемыми для особых клиентов коржиками, отправился оформлять документы. Через полчаса он вернулся с пластиковой кредитной карточкой и, улыбаясь, вручил ее просителю:

– Здесь вся заказанная вами сумма. Погашение кредита в первые три месяца не должно вас волновать, это все в моей власти, а там посмотрим.

Посетитель встал, наклонил голову в знак понимания и произнес:

– Спасибо. Разрешите личный вопрос?

– Спрашивайте.

– Скажите, за предъявленное вам доказательство готовы вы заплатить миллион рублей?

– Без вопросов, – было ответом.

– Тогда я откланиваюсь, надеюсь, что раньше, чем истекут три месяца, вы забудете о назойливом просителе.

Когда за клиентом закрылась дверь, Инаков сел за стол и подумал: «Вряд ли я забуду подарок, который всегда со мной».

Тем временем проситель-посетитель, имея на руках деньги, отправился не к Сергею Сергеевичу в строительный комбинат, памятуя о выдворении его вон, а в небольшую строительную контору «Стройпригор», с начальником которого, Игнатом Бородиновичем Чаевым, он предварительно договорился и даже вчера успел с ним вместе съездить к месту предполагаемых работ. Организация, которую возглавлял Чаев, была небольшой, но ответственной по отношению к заказчикам, в ней работали мастера своего дела, трудовые люди, которые всего лишь требовали за свою работу достойную плату, не задирая цены выше высокого потолка. Когда проситель все объяснил Игнату Бородиновичу: что ему хотелось бы сделать в старом ангаре, чем он будет заниматься, – тот все понял, только предупредил, что верит честному слову просителя, но отсрочки более двух недель допустить не может: грех обижать и злить работающих людей. Сразу же были направлены к ангару несколько человек для определения объема работ, составления четкого плана их проведения, уточнения окончательной стоимости заказа. Надо заметить, что задержек оплаты работ в организации Чаева не бывало, может, потому, что сам вид руководителя, плотного и коренастого, сильного и широкоплечего, как мощный матерый дуб, внушал почтение. Лицо у Чаева было широким и некрасивым, словно вырезанным из того самого дуба, но улыбка часто озаряла это лицо, глаза светились внутренним светом и такой веселостью, что было понятно, что Игнат Бородинович не просто добрый, но, скорее всего, и смешливый человек. Правда, проситель этого не проверял.

Итак, после получения кредитных денег проситель отправился к Чаеву, перечислил на счет организации необходимый аванс, и работа по реорганизации арендованного ангара началась.

За широким офисным столом в большом кабинете сидел довольно молодой человек в состоянии то ли глубокой задумчивости, то ли прострации. Тому была весьма веская причина.

Павел Петрович Баздырев слыл удачливым человеком. По самым общим подсчетам, по мнению людей, знавших его, у него было все: интересная работа, которая вылилась в успешный строительно-дизайнерский бизнес, который он и возглавлял, солидные (не мелочь в кармане) деньги, позволявшие ни в чем не отказывать и ему, и его семейству, и его многочисленным родичам, квартиры, дома, машины, но, самое главное, чем он особенно дорожил – это его семья и его несокрушимое здоровье. Повторимся, у него было все… до сегодняшнего дня.

Он родился в столице, учился в столице, окончил строительный институт. Начав работать в фирме любимой (действительно любимой – это не фигура речи) единственной тетушки, как единственный наследник после ее внезапной смерти унаследовал фирму и возглавлял ее уже десять лет, существенно реорганизовав и расширив. Правду сказать, Павел был трудоголиком: его интересы ограничивались работой без перерыва и семьей. Он не охоч был до шумных пикников, охоты, рыбалки, широких банных упражнений, не любил и путешествий. Бывают такие люди. Женился он по большой (как он считал, взаимной) любви, и прижили они двух деток-погодков, Юлечку и Петрушку – так они их величали в семье. Теперь Юле было двенадцать, а Петру одиннадцать лет. Жена Павла, Алина, работала в школе учителем иностранных языков, благодаря ее стараниям дети прилично говорили на русском, английском и французском.