– Кто этот судья?

– Судья Ли? – Виктория неопределенно взмахнула рукой. – Льюис Ли, бывший армейский рейнджер. И с ним прокурор – тоже бывший рейнджер, Джим Кроуфорд.

– Так, может, они не будут судить его строго, он же им, получается, брат по оружию?

– Может, – ответила Виктория без особой надежды в голосе. – Но они очень добропорядочные люди. Скорее всего, они будут придерживаться высоких стандартов семьдесят пятого полка рейнджеров и накажут его со всей строгостью. Я этого и опасаюсь…

Уинтер кивнул, призадумавшись.

– И все-таки, Вик, что мы тут ищем? Мне было бы проще работать, если бы я знал.

Виктория хмыкнула.

– Не знаю. Без понятия. Все это вообще как-то неправильно. Я это чувствую.

Она надавила на бровь и помассировала ее, как будто ее мучала боль. Уинтер тем временем за ней наблюдал. Усыпанные веснушками щеки чуть надувались, пока она сражалась с собственными мыслями. Ему всегда нравились ее щечки.

Виктория вздохнула. Повернулась к нему и сказала:

– Когда мой муж вернулся из Афганистана, он был совсем другим. Это был он, но не он. В смысле, что-то в нем изменилось, в его взгляде… В нем что-то есть, и я даже сейчас это замечаю.

– Ну, так бывает в жизни, – сказал Уинтер. – Ты не то чтобы не можешь вернуться в страну, за которую сражался. Ты просто возвращаешься другим.

Виктория молчала. Она неотрывно смотрела на улицу через лобовое стекло.

– И что, выходит, Трэвис Блэйк напоминает тебе Ричарда? Поэтому ты хочешь, чтобы он был невиновен? Хочешь, чтобы я доказал, что твой муж не собирается тебя убить?

– Не знаю! Я хочу все для себя прояснить! В эмоциональном смысле тоже. Я имею в виду… Разве так бывает, что мужчина, который пришел тогда на день рождения, и мужчина, который пырнул любимую женщину ножом, завернул ее тело в ковер и выбросил в озеро, – один и тот же человек?

– Да, – ответил Уинтер. – Опыт подсказывает, что это вполне возможно.

Виктория зло прищурилась и искоса на него посмотрела.

– И он вообще-то Роджер, чтоб тебя! А не Ричард. Моего мужа зовут Роджер.

– Да, точно, Роджер, – ответил он сухо, но Виктория уже вылезла из джипа и хлопнула дверцей.

Уинтер остался в машине. Перед ним возник образ. Образ темного мужчины на темном коне, и он скачет по холмам за городом. Несется так, словно гонится за демоном. Или это демон гонится за ним. Разумеется, он мог ее убить. Вик просто позволила чувствам взять верх, вот и все.

Образ исчез, но Уинтер все сидел за рулем. И он сидел там до тех пор, пока не понял, что аромат Виктории остался вместе с ним. Разозлившись на самого себя, он выбрался из джипа и попал в прохладный денек.

Уинтер торопливо шагал по дорожкам многоквартирного комплекса, чтобы догнать Викторию. Затем она скрылась в одном доме, что стоял посередине в группе других. Уинтер последовал за ней, поднялся по лестнице на второй этаж. На двери нужной квартиры была полицейская лента, но Вик разрезала ее пилочкой для ногтей, что лежала у нее в сумочке. Она открыла дверь и пропустила Уинтера вперед.

Квартира Дженнифер Дин была именно такой, какой он ее себе и представлял. Чистая однокомнатная квартира, приметных украшений почти нет. Только рисунки в рамках на стене – там изображены лес и озеро, – которые вполне могли бы украшать номер отеля. Тарелки на кухне, одеяла на кровати, даже косметика в ванной – все это, купленное однажды в каком-нибудь обычном интернет-магазине, могло принадлежать кому угодно. Даже одежду, лежавшую в шкафу и комоде, казалось, купили таким же образом. Все эти юбки, брюки и блузки наверняка выбрали на сайте какого-нибудь универмага всего за полчаса. И нижнее белье тоже.

Лишь две вещи нарушали правило анонимности в этой квартире. Первая – это русская икона, что висела на стене возле кровати. На ней была изображена Мадонна с привычным для нее изможденным видом и неестественно взрослый младенец, вручную написанные на дереве. Возможно, Дженнифер Дин всматривалась в их лица в ночном мраке, когда лежала на этой кровати и засыпала. Вторая вещь – какая-то иностранная книга в потрепанной мягкой обложке на тумбочке. Конечно, библиотекарша читает! Но где же все остальные книги? Уинтер представил себе: вот она прочитывает одну книгу за раз, а закончив, отбрасывает ее в сторону и принимается за следующую, и так далее.

Он взял книгу и внимательно ее осмотрел. Русская.

– Достоевский, – прочитал он вслух. – “Братья Карамазовы”.

Вик, которая тем временем рылась в шкафу, удивленно на него взглянула.

– Ты как это понял? Русский знаешь?

Уинтер кинул книгу на тумбочку.

– Да просто… Прямо пахнет Достоевским, – ответил он вкрадчиво.

После он подошел к окну и глянул, что там за ним. Снег лежит на траве. За рядом деревьев виднеется дорога. Уныло как-то – не сказать, что неприятно, но вид угнетает, если ты склонен к депрессиям. А Уинтер страдал от депрессий в последние дни. Он подумал о том, что Дженнифер, совсем одна, читала здесь свою русскую книгу, молилась своей русской Мадонне и смотрела в окно – на эти унылые пейзажи. И вместе с тем она влюбилась в своего американского героя с “Серебряной звездой”.

Виктория сказала, что их роман начался в конце апреля, на седьмой день рождения Лилы. Прошло лишь две недели после того, как Дженнифер впервые приехала к Трэвису в его Большой дом. Никаких приглашений на день рождения не было, поэтому Дженнифер беспокоилась, что праздник Лилы просто пройдет незамеченным. И она позаботилась о том, чтобы школьная вечеринка была чуть замысловатее, чем обычно. Она принесла в библиотеку капкейки, украсила все в литературном стиле: бумажная скатерть, тарелки и чашки были с изображением героинь из любимой серии книг Лилы. Дети просто потрясающе проводили время, размазывали торт по лицу. Да и сама Лила с бумажной короной на голове выглядела счастливой – раскрасневшаяся, она улыбалась.

У нее была закадычная подруга по имени Гвен. Эстер Келли, мама Гвен, решила, что девочки должны поддерживать хорошие дружеские отношения, так как видела, что Лиле это необходимо, ведь ее мать умерла, а отец потерялся в своем мире горя и ярости. Эстер помогла с организацией праздника. А еще там была директор, миссис Этуотер. Она заглянула ненадолго.

Когда в библиотеку зашел Трэвис Блэйк, женщины в потрясении замерли на месте. Через пару секунд миссис Этуотер повернулась к Дженнифер с лучезарной улыбкой. Этим она как бы говорила: “Это все – твоя затея”. И не поспоришь ведь.

После встречи с Дженнифер Трэвис привел себя в порядок. Постриг бороду, оставив небольшую щетину. Погладил джинсы. Надел пиджак и чистую рубашку. Он даже приглушил ярость, что сияла в его глазах. Или, может, она просто исчезла сама. В любом случае он пришел в школьную библиотеку, мало-мальски улыбаясь и держа подмышкой несколько подарков.

Лила увидела его со своего места во главе стола. Она громко, изумленно охнула, и ее губы растянулись в букву “О”. Дженнифер и Эстер стояли рядом друг с другом и смотрели на все это, а девочка вскочила на ноги и помчалась через всю комнату, словно маленький вихрь. Она кинулась к отцу, обхватила его ноги и порывисто закричала: “Папочка!” В ее голосе слышались благодарность и восторг.

Дженнифер с привычным ей спокойствием стояла и смотрела. Вытянувшись в струнку, неподвижная, а глаза уже на мокром месте. Ей пришлось сделать глубокий вдох, чтобы не всхлипнуть. Эстер Келли так вообще отвернулась, торопливо вытирая щеку ладонью. Но затем она схватила Дженнифер за локоть и торжествующе на нее посмотрела – с уважением за то, что она сделала.

Но, как позже уверяла Дженнифер, это было свидетельство настоящей любви отца к своему ребенку. Он одолел зверя, который не давал ему спокойно жить, оставил в стороне свою ярость и даже мужскую гордость, чтобы отказаться от личной тьмы ради просьб дерзкой школьной библиотекарши.

Праздник закончился под конец уроков. Лила шла к выходу, держа отца за руку, и беспрерывно болтала. Раньше никто и не видел, чтобы она болтала, как обычная семилетняя девочка, которая отпраздновала свой день рождения и теперь готова обсуждать его вечность.