– Как ты, брат?

– Вроде всё обошлось, говорят, что важные органы не задеты, сейчас будут делать операцию.

– Ух, сучка! – со злостью закричал Серега на Шенон.

Веревки с неё сняли, руки застегнули наручниками. Её грязное и потемневшее лицо пылало ненавистью, ночная рубашка была вся изодрана, она была почти голая. Я снял тельняшку и надел на неё, при этом она кусалась и дергалась. Сколько злобы было в этой леди, из красавицы она превратилась в ведьму. Руки за спиной, в кровавой тельняшке, с растрепанными волосами, – такой она предстала в лагере аэропорта. Доехали без приключений. Захват города прошел почти без сопротивления, самые сильные бои были во дворцах и в казармах. Местная милиция сдалась без боя. Правительственные здания и коммуникации были взяты почти без сопротивления за десять – пятнадцать минут.

Наша небольшая колонна въехала в лагерь. После проверки БТР повернул к штабу, а санитарная машина направилась в санчасть. Теперь мы в безопасности, задание выполнено. В эту зимнюю ночь я по-новому взглянул на панораму Кабула, меня тошнило от чужбины. Над городом висели серые тяжелые тучи, где-то поднимался дым от пожара, это горели армейские склады, всё было чужое и надоевшее. Хотелось скорее уехать отсюда и забыться. Шел снег, температура опустилась ниже 15 градусов.

Нас встретили тыловики и штабисты. Начались расспросы:

– Как там в городе?

– Взяли его в окружение.

Заместитель Федулова, майор Зимин, снял наручники с Шенон, её отвели в баню, выдали новую полевую форму. Нам налили по полкружки спирта, дали закусить хлебом с салом и чесноком. Спирт выпили залпом, я только сухость во рту почувствовал, а простая русская закуска показалась мне деликатесом. По телу пошло тепло. Свои вещи мы занесли в палатку тыловиков и пошли в санчасть, где Толику делали операцию. Дежурный врач сказал, что все в норме.

В колонне возвратившихся машин были первые жертвы. Убитые лежали в приемном покое, накрытые простынями, пропитанные кровью. Спирт снял с нас напряжение, стрессовое состояние прошло, мы уже ничего не воспринимали. Помылись в бане и переоделись в нашу форму, только ботинки остались афганские.

Тишину разорвали двигатели транспортных самолетов. Высадились два батальона 103-й дивизии воздушно-десантных войск (ВДВ). Солдаты грузились в автомобили и отправлялись в Кабул.

Стали пребывать отдельные машины со штурмовиками «Вымпела». Приехал Федулов, он привез тело Амина и нас вызвали на опознание. Амин лежал на носилках возле медицинского пункта. Было видно входное отверстие пули под глазом. Как потом выяснилось из допросов пленных солдат, майор Феррадж, увидев тело Дженаде, сделал контрольный выстрел из пистолета. Зачем он это сделал, никто не узнает, так как он сам погиб во время захвата.

В этот же день приземлился самолет из Чехословакии, прилетел новый президент и группа врачей из московского госпиталя. Кармаля сопровождали несколько человек в гражданской одежде. Вся группа проследовала в штаб «Вымпела», среди наших военных было несколько генералов, началось формирование командования 40-й армии. После короткого совещания генералы и новый президент убыли в Кабул. Колонну сопровождали БТРы. В этот же день Бабрак Кармаль выступил по местному радио и телевидению. Он объявил о свержении Амина в результате революционного переворота. С помощью дружественного советского народа Кармаль обещал навести порядок, остановить братоубийственную войну, привести страну к процветанию. Командующим 40-й армии был назначен генерал Юрий Тухаринов. Афганская армия пыталась оказать сопротивление, но все расположения воинских частей в Кабуле были блокированы советскими войсками. Попытку взлететь на аэродроме в Бачраме пресекли наши десантники, выкатив на взлетную полосу орудия в готовности расстрелять прямой наводкой самолеты ВВС ДРА.

Лагерь в аэропорту был переполнен военными и техникой. Первым рейсом в Союз отправляли раненых и погибших. Тело Амина, завернутое в ковер, было отправлено семье для захоронения.

Нас тоже отправляли в Союз, Шенон летела с нами одним рейсом. Послеоперационного Толика не могли отправить, он лежал в реанимации. Мы даже не успели с ним попрощаться, сумку с личными вещами оставили медсестре. Врач сказал, что отделался он легко.

Полковник Федулов проводил нас до самолета. Шенон, пристегнутая наручниками к Володе и Сереге, шла, опустив голову.

– Спасибо, сынки, за службу, – сказал на прощание полковник и обнял нас.

– Отправьте к нам поскорее Толика, – попросили мы.

Тела погибших лежали, завернутые в солдатские одеяла, раненые корчились на матрацах, а мы, закутавшись в бушлаты, сидели возле кабины. Еще с нами летела команда из десяти человек в штатской одежде. Шенон зло посмотрела на меня и сказала:

– Недооценила я вас, Алекс, и вашу разведку, обвели меня своей непосредственностью.

– Никто еще не смог обыграть, захватить и уничтожить Святую Русь. Наша сила в братской дружбе и созидании, мы не хотим ничьей земли, а только отстаиваем свои интересы.

– Что будет со мной?

– Передадим в КГБ, они будут встречать.

– Можете меня пристрелить при попытке к бегству или дать яд?

– Яда нет, а стрелять в самолете запрещено, кто нам поверит, что с женщиной не справились. Не провоцируйте меня, раненые или люди в штатском могут знать английский язык. Помочь вам уже никто не сможет, а за Толика стоило отомстить. Не нам вас судить, получите то, что заслужили, знали на что шли, когда отправлялись в Афганистан.

– Когда вы узнали кто я?

– Еще на вилле вас опознал наш атташе.

– С вашей помощью?

– Конечно.

– Будьте вы все прокляты.

– А я вам желаю всего хорошего. Больше ни слова, Элизабет, иначе я не ручаюсь за себя. Выдержка не беспредельна. Ваша пуля могла угодить и в меня. Нет к вам ни малейшего сострадания, обещаю, что попрошу нашего генерала не мучить вас, в обмен на полное сотрудничество. Больше ничем не могу помочь, делаю это только, ценя вас как красивую женщину и сильного противника.

Шенон посчитала такое предложение уместным и молчала всю дорогу. Самолет на большой высоте промерз, мы тоже все замерзли, едва дождались посадки.

На аэродроме им. Чкалова наш борт встречала группа офицеров во главе с генералом Жевакиным, а также люди в штатской одежде. В первую очередь начали грузить раненых в санитарные машины. Возле самолета стоял автомобиль «Урал», в него погрузили погибших. Я доложил Жевакину о прибытии и передал два мешка с документами, захваченных во дворце, которые передал Федулов. Группа людей в штатском окружила Шенон, её пристегнули к двум молодым парням и увезли на черной «Волге». Я спросил у генерала:

– Что с ней будет?

– Нетрудно догадаться, заставят работать на нас, или пустят в расход.

– Так я ей и объяснил.

– Ты чего за неё беспокоишься?

– Обещал в обмен на спокойное поведение.

– Разумно. Садитесь в мою машину, поедем в управление.

По дороге Жевакин расспрашивал о подробностях операции. Когда услышал, как на спичках решали, кому стрелять, оборвал мой рассказ и сделал замечание:

– Ты командир, тебе решать, кому отдать приказ. Детство закончилось, запомни это. Тут не дружба главное, а долг и присяга, пусть бы попробовали отказаться. Никогда не грузи на себя лишнюю кровь, когда есть возможность сбросить на подчиненных. Поймешь со временем, иначе с тебя не получится хорошего командира. Это тебе урок, не назначил – делай сам, хотя в этом случае, может, тебе и на руку. Как погиб Амин, будут спрашивать наверху. Вас всех наградят, это безусловно, и вы войдете в историю этой операции. Тот, кто уничтожил объект, будет взят на заметку, как и командир группы. В данном случае это одно лицо. Ты у меня, Назимов, уже давно на примете. Отдохнете, поговорим о дальнейшей вашей службе. Вы наверняка попадете в служебную струю и быстро пойдете вверх, может, заберу к себе, хотя еще молод для моего отдела. Сделали все как надо, молодцы, выполнили задание с наименьшими потерями.