Литмир - Электронная Библиотека

— Еще чего! Я танцую как волчок. Дело в том, что мне не нравится там соло. Как-то связывает.

— А что скажешь о Барбарито Диес?

— А оркестр «XX век»?

— А Арагон?

— Нет, что верно, то верно: мы, кубинцы, созданы для музыки и танца. Если все кончится благополучно…

— Придется это учесть.

— Не будет больше империализма…

— Не будет империализма…

— И цирка тогда больше не будет. Дрессированных зверей, акробатов, канатоходцев, карлиц, фокусников.

— Да ну тебя! Фокусников надо оставить, их ребятишки любят.

— Ладно, будут фокусники. Опустит обе руки в шляпу и вдруг достанет оттуда голубя…

— А то еще: платок сложит, а потом развернет, и получается знамя.

— И столы у них летают.

— Фокусники останутся. Я точно знаю.

— А мы их увидим?

— Нет.

— А Педрито?

— Может быть.

— Педрито и другие, такие, как он, останутся.

— Да, они останутся.

— Останутся, я верю.

Концерт самодеятельности в местной школе. Праздник открывает сеньорита Эмилиана. Она училась в Минас-дель-Фрио. Сеньорита Эмилиана объясняет присутствующим, что такого рода культурные мероприятия стали уже традицией. «Сейчас учащиеся нашей школы продемонстрируют родителям и родным свои успехи, покажут, чему они научились. Первым номером, как обычно, выступит Раулито, он прочтет стихотворение великого кубинского поэта Бонифасио Бирне».

Девятилетний малыш с челкой, падающей на глаза, выходит на середину. Он протягивает руку по направлению к знамени и под хихиканье своих товарищей чуть слышно лепечет:

Если знамя разорвано в клочья

В беспощадном бою,

Гневом вспыхнут угасшие очи —

Мертвецы на защиту встают.

Все хлопают. Певец, как взрослому, жмет Раулито руку. Дальше — сюрприз. «Сейчас вы увидите нечто совершенно небывалое, ни с чем не сравнимое, единственное в своем роде. Благодаря революции вы имеете возможность насладиться искусством артиста, прославившегося в свое время в Гаване. Выступает Мавр! Человек, изрыгающий огонь». Барабанная дробь (камнем по ящику). Аплодисменты. Матери поднимают детей повыше — это, наверное, тот доброволец с ярким платком на шее. Кто-то из малышей плачет — мне ничего не видно. Кто-то взгромоздился на табурет. Музыкальное вступление — Певец пощипывает струны гитары. И наконец появляется Мавр, низенький, смуглый, с курчавыми черными волосами. Он обходит круг, высоко подпрыгивает… До революции Мавр обходил в сезон рубки плантации, но работы не было, приходилось заниматься чем попало. Ничего не поделаешь, с голоду и огонь начнешь изрыгать! Сначала Мавр изображает забияку-парня, потом — близорукого старикашку, длинноносого (приставляет ладонь к носу, очень похоже получается) пьяницу — бредет, спотыкаясь, нога за ногу. Тут громче всех смеются, разумеется, мужчины. Страшный шум. Мавр стоит на одной ноге, другую поднял высоко вверх — ну точь-в-точь наша Белянка с поднятой лапой. Хохот. Дальше — прыжки, стойка на голове. Это трудно, рубашка сползла, обнажив шоколадный живот. Покачнулся, вскочил. Всем этим штукам Мавр выучился в прежние времена. Приходилось паясничать на голодный желудок. Публика в восторге от артиста. Певец снова стучит по ящику, выбивая барабанную дробь. «Внимание, сейчас вы увидите танец скелетины». Мавр размахивает платком. Ну-ка, вот так, сюда, а теперь — сюда. Он издает носом звук, напоминающий рожок автомобиля. Всеобщее веселье. Мавр вошел в азарт, он артист, он знает, как вызывать смех детей и аплодисменты, снова он молод и весел, звезда бродячего цирка. Надтреснутым голосом Мавр запевает: «Йе́мы-ере кумба́», «йе́мыере кумба́!» И вдруг — напряженная пауза, мертвая тишина. Только Певец выстукивает по ящику. «Смертельный номер!» Нахмуренные детские лица, сжатые ручонки, кто-то грызет палец… «Черт возьми, сейчас мы зажжем сигаретку». Мавр берет черенок от метлы. На конце — кусок пакли, смоченной в спирту. «Святая дева Макарена!» — шепчет кто-то. Мавр чиркает спичкой. Вместе с пламенем вспыхивает воспоминание: толстый Орасио, хозяин цирка, зажигает трубку с опиумом; он стоит в углу ярко-оранжевого ярмарочного балагана рядом со старым, усталым слоном, прикованным за ногу ржавой цепью. Слон этот звался Юмбо в Кабаигуане, Думбо — в Сиего де Авила, Пепе — в Артемисе и ел больше, чем все артисты, вместе взятые, включая акробатку Фину, которая рылась в карманах Орасио, пока он курил. Тот нарочно для нее клал в карманы два-три реала. Фина ощупывала карманы Орасио, и, убаюканный опиумом, он воображал, что она ласкает его. Фина, акробатка… Волнение в публике. Мавр подносит к лицу горящую паклю, открывает беззубый рот… Еще был в цирке глотатель шпаг, в один прекрасный день он умер, неизвестно отчего. Мавр дует керосином на горящую паклю. Вспышка. «Ты горишь, горишь!» — кричат дети. Двойная дробь по ящику. «Он горит, папа!» Крестьяне посмеиваются, несколько встревоженные. Мавр подносит паклю еще ближе. Кажется, будто огонь вырывается у него изо рта. Все хлопают, хлопают, хлопают! Мавр убегает. «Вот дьявол, я наглотался керосина. Не в форме». Овации. «Бис! Бис!» «Бис? Ни за какие деньги!»

Семеро малышей выстраиваются на сцене по росту, лестничкой. Школьный хор. Шестерых из семерки зовут Мартинес, но они вовсе не братья. Седьмая — девочка с голубыми глазами. Она объявляет номер. Девочка теребит свой халатик — страшно, хочется плакать — кругом так много людей! Мама девочки волнуется еще больше. «Сейчас мы споем «Куба, о, как ты прекрасна, Куба». Раз, два, три… Старший Мартинес опередил других и все испортил. Приходится начать снова. Улыбки, смех… Начинаем! Учительница Эмилиана дирижирует. Она знает сольфеджио, два года училась играть на фортепиано. Учитель был семидесятилетний старик, очень щепетильный. Началась революция. Фидель мужественно дрался в горах, Эмилиана бросила все и пошла в учительницы. Дети стараются петь согласно Девочка исполняет соло, остальные подхватывают припев. Теперь Эмилиана — учительница, сама зарабатывает себе на хлеб. Певец окидывает ее взглядом с головы до ног. Эмилиана краснеет. Публика подпевает. Родители Мартинесов преисполнены гордости. О, юные певуны со сверкающими в улыбке молочными зубами, мечтатели, гоняющие обручи, скачущие верхом на палочках по холмам и по полям! Вы надежда нового мира, мира Марти! Мавр подхватывает девочку на руки, Мартинесы повисают на нем, и все вместе клубком выкатываются со сцены. Антракт. Дети грызут купленные в киоске плантации Морон лепешки с гуаявой, холодные и твердые, как могильная плита. Тут же на месте приготовляют лимонад. Полная луна льет серебряный свет на темные стебли тростника, на дорогу, на школьный двор. Дети бегают по двору, играют. Все едят лепешки, пьют лимонад. Жужжат москиты, бабочки вьются вокруг фонарей.

«Внимание, внимание. Пожалуйста, все сюда!» Певец снова стучит по ящику. «Чш-ш» — прикладывает палец к губам. «Чш-ш-чш» — слышится со всех сторон. Смех, суматоха, мальчишки пищат, передразнивая сеньориту Эмилиану. Старший Мартинес кричит петухом. Кто-то кого-то ущипнул. «Тише, народец!» Мавр опять начинает свои штуки. Изображает потревоженный курятник. Подражает знаменитому волшебнику Мандрэйку. «Ну-ка, где куры-то? Наверное, в рукаве. Неправда, вот они, в ухе. Абракадабра!» Один раз у фокусника в цирке, где работал Мавр, украли голубку. Говорили, будто кто-то из циркачей съел ее. У дверей цирка валялись только перышки. И на старуху бывает проруха. «Теперь подуем, вот так. Абракадабра, у козы подагра! Раз, два! Здесь — ничего. И здесь — тоже ничего». Восторженные вопли: «Волшебник! Чудо!» Угольно-черные глаза Мавра искрятся лукавством. Конечно, он мог бы работать фокусником. Плащ из красного плюша, фрак, цилиндр, белые перчатки… «Вались, тростничок!» Мавр падает на пол как подкошенный. Построить бы здесь великолепный театр с хрустальной люстрой в фойе, с кондиционированным воздухом. Но настоящее чудо — это то, что сейчас происходит на Кубе. Маленький Раулито ковыряет в носу. Огоньки сигарет светлячками вспыхивают среди стволов. И снова аплодисменты. Мавр плавно, по-арабски кланяется. Дети шумят. «Сядьте все! — Эмилиане наконец-то удается успокоить ребят. — Дети революционеров должны вести себя прилично, Вы согласны?» — «Да, сеньорита». — «Хорошо. Сейчас мы покажем замечательный номер, вы должны сидеть тихо, чтоб всем было слышно». — «Да, сеньорита». — «Кубинская чечетка! Исполняют Лино и Лусдивина, одиннадцать и двенадцать лет». Он — в гуайабере, она — в длинном белом платье, с розой в черных волосах. Певец подтягивает струны. Начинается танец. Опустив голову, Лино не сводит глаз со своих черных ботинок, поднимающих облака пыли. Не даром он так долго репетировал. А теперь одну ногу вперед… Кружится великолепная юбка Лусдивины. Настоящая маленькая женщина! Гитара поет дикую песнь. Аплодисменты. Лино снимает перед девочкой плетеную шляпу. Первая в жизни, великая любовь. О Лусдивина, Лусдивина, я тебя люблю! Гитара стонет, стучит, замедляя ритм танца. Луна серебрит волосы Лусдивины, розу в ее волосах, белое платье. Гитара воркует. Усы у Лино нарисованы углем и бакенбарды тоже. На шее — платок. Славная парочка! «Я назвала дочку Лусдивина[32]. Чуть не умерла, когда ее рожала. Она у меня пятая. И чувствую — все равно как молния ударила в голову, ну прямо весть благая, и светится у меня внутри, и кричит. Ну, думаю, девочка, наконец-то девочка родится, надо ее назвать Лусдивина». Аплодисменты. У Лино в руке деревянный мачете. «Привет мачетерос-добровольцам!» Овации. Певец с гитарой выходит вперед.

28
{"b":"866261","o":1}