Степаныч сопроводил Моисея до самых подмостков и крикнул:

– Принимайте артиста! Кузнец высшего разряда!

С машины послышались радостные возгласы, и несколько рук протянулись навстречу Моисею.

– Я сам ещё могу! – хмуро буркнул тот и неожиданно легко заскочил на открытый кузов.

– Ух ты! – непроизвольно вскрикнула какая-то женщина. В возгласе чувствовалось явное восхищение. Моисей повернул голову на голос и… замер. Перед ним в белом легком платье, в белой косынке, озарённая майским солнцем, словно видение из его снов, стояла Анна Сергеевна. С первого взгляда Моисею даже показалось, что время никак не отразилось на ней: всё то же молодое лицо, тонкий профиль, серо-зелёные глаза, чуть припухшие манящие губы, стройная молодая фигурка, высокая грудь. Это позднее – было время – он разглядел и морщины у глаз и в уголках губ, и серебряные нити в тёмно-русых волосах, и – даже – скрученные в узлы вены на ногах. А в тот момент он только и смог, что удивлённо выдохнуть:

– Ты?..

– Миша… – беззвучно прошептала Анна. А может, это он не расслышал в шуме и гомоне праздника, лишь догадался по губам. Если бы не окружение, они бы бросились навстречу друг другу. Ситуация не позволила поддаться первому порыву.

Кто-то уже успел сунуть в руки Моисею огромный молот из папье-маше. Молодой паренёк, назвавшийся Сашей и секретарём комсомольской организации, кричал Моисею в самое ухо (видать, ему уже объяснили, что кузнец настоящий и поэтому ни черта толком не слышит):

– Моисей Наумович! Вы не переживайте. Ничего репетировать не надо. Просто бейте молотом по наковальне, – и он пнул настоящую наковальню, установленную на грузовике. – А Колька вроде того будет вам заготовку подавать, – и комсомолец показал на молодого широколицего паренька, голого по пояс, с настоящими кузнечными клещами. Паренёк белозубо улыбался, радуясь жизни.

Моисей слушал и бессознательно кивал, а сам в это время во все глаза смотрел на Анну, нетерпеливо ожидая, когда уже этот молодой вожак закончит свои наставления. Однако Саша не отставал:

– Вы на остальных, Моисей Наумович, внимания не обращайте. – На грузовике, кроме нескольких женщин в белых одеждах, среди которых была и Анна Сергеевна, находилось ещё с десяток юношей и девушек. – Они тоже участвуют в инсценировке. Но ваша роль главная – вы кузнец, вздымаете тяжкий молот и куёте ключи счастья. С той стороны тоже есть кузнец, и у него тоже есть помощник и наковальня. – Только теперь Моисей заметил, что проходящая вдоль всего грузовика от кабины до заднего борта декорация делила кузов пополам. Он попытался разглядеть, что было изображено на фанерных щитах, но вблизи сделать это было трудно, практически невозможно.

Саша поймал взгляд кузнеца и с радостью бросился разъяснять: было видно, какое удовольствие доставляло ему всё происходящее вокруг. Ещё бы! Это был первый Первомай, когда ему, только что назначенному комсоргу завода, поручили организовать молодёжный агитгрузовик. Он и песню подобрал, и инсценировку, и декорацию придумал, и художников привлёк. И даже с женской капеллой «Думка» договорился. Поначалу их руководительница наотрез отказалась: «Зачем мои девочки как идиотки горло драть будут на вашем грузовике? Там и без того музыки и лозунгов хватит – из всех динамиков польются. Нас никто не услышит». – «Услышит! – убеждал Сашка. – Мы запишем ваше исполнение в студии на радиостанции. И когда наша колонна выйдет к трибунам и оттуда прокричат: “Да здравствуют труженики легендарной “Ленинской кузницы”! – из всех репродукторов зазвучит “Мы кузнецы…” в исполнении “Думки”. Что на это скажете?» Старая, тощая, высушенная временем и жизненными тревогами бывшая певичка императорской оперы, а потом баронесса… да неважно теперь, какая баронесса, просто Тамара Спиридоновна, музыкальный директор известной киевской женской капеллы, широко раскрытыми глазами, словно впервые увидела, посмотрела на юного мальчишку, светящегося от энтузиазма и собственной значимости. Подумала: «А что, этот и впрямь сможет» – и согласилась.

«Ух!» – обрадовался Сашка, удивляясь своей везучести и пробивным способностям. Но уже через пять минут после того, как выскочил счастливый от старой заносчивой карги явно из бывших аристократок, Сашка не на шутку испугался: и как же у него получится исполнить обещанное? И со студией договориться, и капеллу записать? А главное, сделать так, чтобы, когда колонна «Ленинской кузницы» поравняется с трибуной, из всех репродукторов вдоль Воровского зазвучало:

Но молодость не умеет отступать, поскольку шкура не драная и морда не битая. Сашка, рождённый уже при советской власти, воспитанный идейно твёрдыми родителями, даже допустить не мог, что хорошее дело не найдёт поддержку у старших товарищей. Так и вышло. Поначалу Сашкино предложение повергло секретаря заводского парткома в шок. «Да ты шо! С глузду зьихав!» – закричал тот на зарвавшегося мальчишку. Но в это время в партком по случаю заглянул старый уважаемый большевик, давно уже пенсионер, но продолжающий работать на почётной должности заводского завхоза. «Остепенись! – одёрнул он секретаря. – Хлопец дело говорит. Давай лучше подготовимся и сходим в горком к первому. Мне почему-то кажется, он поддержит». – «Да, кто ж с нами будет разговаривать?» – предпринял последнюю попытку отговориться секретарь парткома. «А мы что, не коммунисты? Для чего тогда горком, если с нами не разговаривать? – возмутился старый большевик и выдал главный аргумент: – К тому ж я член бюро горкома зазря, что ли?» После этих слов секретарь махнул рукой и сдался.

И старшие товарищи сходили в горком. Неожиданно идея не просто пришлась ко двору, а получила высокую партийную оценку как «замечательная инициатива снизу». Почин ленкузнивцев было рекомендовано распространить на все остальные трудовые коллективы, участвующие в первомайской демонстрации. Теперь каждое большое киевское предприятие должно было пройти перед трибунами под свою песню. Конечно, не к каждому производству легко можно было подобрать такую. Паровозное депо выходило, например, под песню про бронепоезд, который стоял на запасном пути. Киевскому машиностроительному заводу и вовсе было просто шагать на Первомай. Завод назывался «Большевик». Любую революционную песню бери – всё будет кстати. На этот раз решили пройти под любимую «Вихри враждебные»

А что было делать Дарницкому мясокомбинату? Про советскую колбасу песен не было, так же как их не было про мясников. Кто-то особо умный предложил песню «Едут по полю герои, Красной армии герои». На него с удивлением посмотрели: и при чём здесь мясокомбинат? «Так они ж на конях едут!» – пояснил умник. Из конины, конечно, колбасу делали вовсю, но тут уж параллели были какие-то не совсем правильные: сверху могли и не понять. Стали дальше думать – ничего толкового в голову не приходило. Решили привлечь народные массы: стали проводить рабочие собрания в цехах – думайте, товарищи, спасайте честь предприятия! И вот в колбасном цехе к начальнику подошёл лучший мастер Моисей Гуревич:

– У меня жена в капелле «Думка» поёт. Много песен знает. Так она посоветовала взять «Отречёмся от старого мира!».

– Мойша, и где ж ты тут про колбасу слова нашёл? – рассмеялся начальник.

Но Моисей, подготовленный супругой, ничуть не смутился и спокойно ответил:

– Там есть другие слова, подходящие к нам. Сейчас… – и он достал из кармана брюк сложенный вчетверо листок. Ага, вот: «Мы пойдем к нашим страждущим братьям, // Мы к голодному люду пойдём…» И ещё: «Вставай на врагов, люд голодный…» А мы как раз людей кормим.

– Слушай, в этом что-то есть! – обрадовался начальник. – А кто нам эту песню споёт для праздника?

– Жена сказала, что «Думка» может спеть.

– Так они ж уже с «Кузницей» пойдут – все знают.