– Кто ты? – обреченно спросила Лана. Вскочила с места и испуганно отступила в угол комнаты. – Почему мне кажется, что я знаю тебя? Может, у меня галлюцинации? Может, это последствия комы?

Она съехала по стене на пол и опустила голову. А с губ сорвалось:

– Vertire et mi.

Слова повисли в воздухе, а сердце Ланы на мгновение перестало биться. Она не могла поверить, что произнесла слова на «несуществующем» языке. И так отчетливо, уверенно, словно знала его с детства. И это безумно напугало.

Тяжело дыша, Лана подскочила к портрету и бросила его на пол. Ей казалось, что она сходит с ума. И в то же время понимала, что происходит что-то странное. Вместо кадров из прошлого ее мучают обрывки каких-то других воспоминаний. Ее ли? И воспоминания ли это? От тяжелых мыслей от висков к затылку разрослась мигрень.

Какое-то время Лана сидела в углу и смотрела перед собой. Она не ощущала такой беспомощности даже в больнице, хотя тогда казалось, что это были самые ужасные дни. Вдруг вспомнилось, как, выйдя из комы, Лана впервые взглянула на себя в зеркало. Голова была перебинтована и напоминала кокон, а лицо… Это белое пятно с многочисленными шрамами, на котором выделялись испуганные глаза и опухшие губы, нельзя было назвать человеческим лицом. Как же горько она плакала тогда, сколько раз обзывала себя уродиной! А Жора, перебирая ее пальцы в своих ладонях, терпеливо говорил:

– Я буду любить тебя и такой, Ланочка! Главное, что ты осталась жива. Это такое счастье!

И мать утешала:

– Глаза остались такими же. Как у отца.

Даже тогда отчаяние было не таким сильным, как сейчас… Сейчас к отчаянию примешалось одиночество. Горькое, как полынь, цвета увядших листьев, летящих под ноги. Лану не покидало ощущение, что, несмотря на мужа, родителей и многочисленных знакомых, она очень одинока и никому по-настоящему не нужна.

Кроме одного человека.

Зачем-то перевернула портрет и взглянула на размазанные черты.

Кроме него.

Почему-то Лана была уверена, что «он» существует.

***

Вечером приехала мама. Лана была очень рада – они с мужем сидели в разных комнатах и не разговаривали. Сейчас как никогда она нуждалась в чьей-то заботе и участии. Родители жили в Смоленске и с момента выписки она еще с ними не виделась. Странно, что мама приехала в такое время без предупреждения. Хотя у нее здесь живет подруга… Кажется…

Лана бросилась открывать.

– Приветик! – Мать прикоснулась прохладными губами к ее щеке. В свои пятьдесят три она умудрилась сохранить отличную фигуру и яркую внешность. Не зная, что это мама, с легкостью приняла бы ее за старшую сестру. – Я уже подумала, что у вас что-то случилось.

– С чего бы это? – Лана помогла ей раздеться.

– Звоню-звоню, никто не отвечает. – Женщина покрутилась у зеркала и поправила ярко-желтую юбку-миди, которая очень сочеталась с белой блузой и ботинками-казаками такого же цвета. Потом пригладила светлые волосы, чуть растрепавшиеся из-за шапки.

– Жора отключил домашний телефон, – наконец нашлась отговорка. – Там какая-то поломка.

– А на мобильный почему не отвечаешь?

– Я его где-то оставила, а он на бесшумном режиме.

Мама укоризненно покачала головой.

– А Жорка почему игнорирует?

– Не знаю. – Лана пожала плечами. – Мы с ним не разговариваем.

И, не дожидаясь очередной порции расспросов, ушла на кухню. А когда вернулась в гостиную, мама уже сидела на диване и листала какой-то журнал. Очки в изящной оправе придавали ее облику строгости.

– О, спасибо! – с улыбкой поблагодарила она, когда Лана протянула ей фарфоровую чашку с ароматным чаем.

– Я не знала, сколько кусочков сахара бросить, поэтому принесла сахарницу.

– Дорогая, я давным-давно отказалась от всего сладкого, – мягко напомнила мама.

Лана вздохнула и устроилась в дальнем кресле у окна, где сидела до прихода матери. Накрыла ноги пледом, хотя в гостиной тлел камин. Но так было уютнее. Треск поленьев и вид безмолвного леса за окном успокаивали расшатанные нервы.

– Почему с Жорой поссорились? – прозвучал вопрос, на который она так не хотела отвечать. Как объяснить что случилось? Что муж считает ее… не Ланой? А кем? «Кости не могут так быстро и идеально срастись», – пронеслись в голове его колкие слова. Ну да, если для обычного человека это невозможно, тогда она инопланетянка! Другого объяснения нет!

– А ты почему так поздно?

Лана намеренно перевела тему, не желая обсуждать неприятный обеденный разговор.

– Я у Вали остановилась. У своей давней подруги. Не помню, говорила я или нет. Думала завтра к вам заглянуть, но начала переживать, что не отвечаете на звонки. Так что у вас там с Жорой произошло?

Видимо, маме нравится ее мучить. И пытка неизбежна.

– Ему не дает покоя мое быстрое выздоровление. Он считает чудом то, что мои раздробленные кости так быстро срослись. Чудом, в которое он не верит.

Слова кажутся стеклянной крошкой, которую она перекатывает на языке. Каждый произнесенный звук причиняет боль и заставляет нервы звенеть от напряжения.

– Что за глупости! – возмутилась мама. Поставила чашку на стол так, что несколько капель чая упали на льняную скатерть. – Как это – «не верит»?! Он же сидел в реанимации, молился, чтобы ты выжила!

– Дело не в том, чего он хотел, а в том, что я так быстро встала на ноги. Не осталась инвалидом, понимаешь? И он считает это ненормальным…

– Ну вообще-то да, это, конечно странно… – задумчиво протянула мать и отвела глаза. Лана поняла, что ее мучают те же сомнения. Для всех это кажется странным. Даже для Снежаны и Юли, которые, еще не переступив порога, смотрели на нее как на привидение. Подмечали все: какая походка, какие повадки, внешность, вслушивались в речь… И вот – даже мама сомневается. Одиночество, от которого она надеялась избавиться в обществе родного человека, только сильнее окутало коконом. Снова вернулось чувство безысходности, когда понимаешь, что против тебя весь мир, но ничего не можешь с этим поделать…

Чтобы хоть как-то снять напряжение и отвлечься, Лана предложила матери пересмотреть старые альбомы. И уже несколько минут спустя они сидели у камина, установленного в центре комнаты, и перелистывали страницы с фотографиями. Мама водила пальцем то по одному снимку, то по другому, сбивчиво рассказывая, когда он был сделан и кто на нем изображен. Бесполезно. Как бы Лана ни пыталась, вспомнить хоть какую-нибудь деталь из прошлого не получалось. Она сама была пустой страницей. Целой книгой, полной белых листов. На всех этих фотографиях – чужие лица, чужая жизнь. И сама Лана смотрела с фотографии чужими глазами.

«Неприятное местечко», – мелькнула мысль у Вайалены, когда она вышла из крейсера и ступила в грязную лужу. Плотная пелена дождя не давала как следует осмотреться. Отметила только, что здесь темно и слякотно, оголенную шею хлестнула неприятная влага.

– Разберемся быстро и просто, – как всегда самоуверенно заявила Майра, доставая свою плеть. – Пленных не берем.

– Это ты так решила? – Вайалене не хотелось вступать в спор, но нагловатый тон спутницы возмутил.

– Анлюминус сказал.

– Не уверена, что кто-то остался в живых, – засомневалась Валисса. – Кристалл обычно «косит» всех.

– Вот и посмотрим, – беспечно отмахнулась Майра, ускоряясь.

Вайалену покоробило такое легкомысленное отношение к чужой судьбе. Ассасинам неважно, сколько погибнет от их руки или от артефактов, скольким придется страдать по их вине… Им наплевать на всех, главное – выполнить приказ.

Почему она не такая, как они? Почему ей не дает покоя мысль, что из-за какого-то чертового кристалла существа на этой планете умирают в страшных муках?

– Поступила информация, что поблизости люминаанцы, – внезапно сказал Криллиус, и все замерли, переваривая услышанное.