– Я пойду, – тем временем сказал капитан, – я бы всё же рекомендовал вам отдохнуть.

– Да, капитан.

Дверь закрылась, а Ксения осталась стоять, сжимая блокнот в руках. Она боялась открыть его, и если бы тот не содержал записи, необходимые не только ей, попросту отправила бы его в измельчитель мусора, чтобы не смущать себя.

Наконец, вздохнув, она всё-таки приоткрыла блокнот – будто для того, чтобы проверить, не приснился ли ей давешний цветок. Цветок не был сном. И на соседней странице красовался другой, выведенный несколькими точными движениями – Ксения как наяву представила, как тонкие пальцы капитана небрежно чертят его. С одной страницы на другую перебегала изогнутая, как крылья космического Ветра, веточка плюща.

*Канцлер Ги. Баллада

Какое-то время Ксении молча стояла, глядя на пересекающую бумагу извилистую линию и пытаясь осознать, как следует её понимать. О ком пытался сказать ей Орлов, она не знала, но мысль о том, что граф может быть так смертельно предан кому-то ещё, сводила её с ума. Затем она ударила кулаком по столу, пытаясь собрать и себя саму, словно пальцы, в кулак. Что делать теперь – она не знала. Мгновенно исчезло всякое желание идти на тренировку или в рубку – куда-нибудь.

А ещё через минуту в дверь снова раздался стук, и Ксения едва не взвыла. «Если это Орлов – я убью его», – пообещала она себе, сама не понимая до конца, откуда в ней эта злость. Ведь Орлов ничего ей не обещал.

Ксения встала и, распахнув дверь, увидела перед собой командира звена, с которым пила вчера.

– Что вам нужно? – спросила она, даже не пытаясь скрыть злость.

– Вы всё ещё не протрезвели. Мне, очевидно, не стоило так рано приходить.

– Нет уж, говорите сейчас, – Ксения отошла в сторону, освобождая проход, – прошу вас войти.

Звеньевой вздохнул.

– Госпожа Троекурова… – сказал он, шагнув внутрь. – Вчера у нас у всех вскружилась голова. Я не прав.

– Может быть. Что с того?

– Поведение Астафьева – моя вина. Я, как офицер, должен был проследить за порядком в звене. Так что, если вы не можете примириться с этим, смею сказать, случайным конфликтом – вы должны стреляться со мной.

– Геройство делает вам честь, – Ксения увидела лежащий на столе блокнот и поспешила захлопнуть его, – но я не вижу вашей вины. Астафьев проявил неуважение лично ко мне и к капитану корабля.

– Госпожа Троекурова… Вам знакомы такие слова: «Всё, что делается на корабле – остаётся на корабле»?

Ксения наклонила голову вбок, предлагая продолжать, хотя этой великой мудрости не слышала никогда.

– Я бы и вовсе добавил, что делается за стенами спальни, пусть останется в ней. Это не должно интересовать никого.

– Очень любопытный подход, – сухо произнесла Ксения.

– Подумайте о нём. Может быть, он немного успокоит вас, и вы, по крайней мере, станете не так метко стрелять. Что бы ни произошло вчера, Астафьев – хороший человек.

Звеньевой ушёл, а Ксения в самом деле стала думать о том, что тот сказал. Она думала об этом, пока допивала чай, и затем – когда бесцельно бродила по кораблю, не желая садиться за штурвал, и стояла на корме, вглядываясь в черноту неба, усыпанную далёкими крапинками звёзд. Даже на мостике она продолжала думать о том, что сказал ей звеньевой.

«Что случается на корабле – то должно остаться на корабле».

Это был небольшой, но всё-таки шанс. О ком бы ни пытался сказать ей капитан, этот кто-то, скорее всего, был далеко – иначе пилоты сплетничали бы не о Ксении, а о нём. Путешествие могло продлиться ещё год, а то и больше того. Кто-то из них мог не вернуться из этого странствия вообще. Или же всё могло измениться десятки раз за этот срок.

Сейчас Орлов, очевидно, был уверен, что для него существует только та, кто остался на Тауроне, но…

Ксения покачала головой, пытаясь отогнать от себя искушающие мысли, но уходить они не хотели. Она не видела никаких причин уступать неведомой возлюбленной, которая не смогла последовать за своим партнёром – разве что этого не захотел бы сам Орлов.

А он хотел! Ксении была уверена в этом. Едва вспоминала его жаркие взгляды – или руку Орлова на своей руке.

Конечно, самонадеянно было бы решать за него, к тому же скрываться больше не было смысла, и потому Ксения снова взялась за блокнот и начертала округлые с острыми кончиками лепестки зори, а затем осторожно подсунула блокнот под стопку других бумаг.

В тот день ответа Ксения так и не получила. После смены она с трудом уснула и всю ночь ворочалась с боку на бок. А утром, нажав на смеситель, обнаружила, что в трубах закончилась вода.

Отсутствие воды стало главным, что занимало её, когда она появилась на мостике – и по обеспокоенным лицам других офицеров она поняла, что не только её.

– Запустите сканирование пространства. Расширьте радиус. Ищите астероид, планету – хоть что-нибудь.

– Мы уже искали, госпожа лейтенант, – ответил помощник штурмана, единственный среди старшего офицерского состава, кто был так же молод, как и она сама.

– Ищите ещё. Расширьте радиус, я же сказала.

– Но мы потратим заряд…

– Да пусть наступит хоть полная темнота. Я приказала искать.

Она отвернулась, и взгляд её невольно упал на блокнот. Ксению мгновенно пробила неуместная дрожь. Она взяла его осторожно, как змею, и, стараясь успокоить себя тем, что ей просто нечего делать, пока сканирование не подошло к концу, осторожно открыла. Россыпь лепестков акации пробуждающим ветром ударила ей в лицо. Ксения тут же захлопнула блокнот, но продолжала видеть их перед собой. Она раскрыла тетрадь и быстрыми движениями принялась набрасывать вишнёвый цвет, когда услышала взволнованный голос штурмана за спиной:

– Есть вода. Астероиды, лейтенант. Вывожу на экран.

В пространстве между Ксенией и лобовым стеклом замерцала прозрачная голограмма с изображением системы двух солнц, вокруг которых парило астероидное кольцо.

– Сколько часов добираться туда? – спросила Ксении.

– Двадцать часов.

– Хорошо. Меняйте курс.

«Вода…» – новость почти не обрадовала её. В сердце продолжала жить тоска.

Астероидов достигли в смену Орлова – посреди ночи Ксению разбудил его звонок, и, торопливо натянув китель и собрав волосы в хвост, Ксения бросилась в рубку.

– Капитан! – выпалила она, едва пересекая порог.

– Взгляните, – на лице Орлова не было тем не менее и тени радости, и Ксения поняла, что дела идут далеко не хорошо. Она подошла к капитанскому месту и просмотрела строчки химических анализов на голограмме перед ним.

– Аммиак, – разочарованно озвучила она.

Орлов кивнул.

– Штурман, примите мостик, – приказал он и уже тише добавил, – нам надо поговорить.

Сердце Ксении стучало как бешенное, когда вслед за Орловым она шла по коридору в капитанский салон. Она могла лишь догадываться, что сулит ей этот разговор. Множество вариантов крутилось у неё в голове: Орлов увидел цветок? Орлов не видел его? Орлов обвиняет её в фамильярности? Орлов собирается её отстранить? Если да – то за что? Потому что, конечно же, разрисовывать служебный блокнот цветами было занятием недостойным, но, кажется, по уставу не было запрещено. С другой стороны, сегодняшний промах был куда серьёзней – скорее всего, теперь они застряли в этой бесплодной системе на несколько дней.

И едва дверь закрылась за её спиной, как Орлов повторил её мысли вслух:

– На восстановление двигателей понадобится не менее суток. Воды почти нет.

Ксении сглотнула. Волнение, ставшее её привычным спутником, когда Орлов находился подле неё, вдруг утихло – ситуация была слишком серьёзна. Но и ей нечего было сказать.

– Простите, капитан. Но это был наш шанс.

– Я знаю, – Орлов сел и побарабанил пальцами по столу. – Не знаю только, что делать теперь.

На какое-то время наступила тишина, а затем он продолжил:

– Мы ещё могли бы вернуться назад к линии Ветров. Экспедиция, конечно, потерпит крах, но что-то мне подсказывает, что это произойдёт и так. Ведь никаких Сина на много парсеков вокруг нет.