Вспоминая охотника, он снова почувствовал тот странный травяной привкус на языке. Повинуясь внезапно вернувшемуся голоду, дракон, не жуя, проглотил очередного последнего в мире коня и задумался о важности здорового питания.

«Всё-таки надо себя ограничивать, но как? Я консерватор, чтящий традиции предков, я всех обязан съедать – и охотников за сокровищами, и рыцарей, вызывающих меня на смертный бой… Впрочем, я же совершенно не ем принцесс! В принципе, можно считать, что я нахожусь на диете, исключающей употребление принцесс».

Хотя принцесс полагалось похищать и возвращать в обмен на сундук с золотом, традиции предков одобряли их поедание – конечно, после получения выкупа. Но мама-дракониха считала похищения рискованной работой и частенько повторяла сыну, что хорошие драконы выбирают менее шумные источники заработка.

«Кстати, девочек я тоже не ем, спасибо мамуле».

Умирая, мама винила в своей смерти неосторожно съеденную девочку. Всю жизнь она свято верила, что, попадая на зубы, этот незрелый продукт навечно сводит челюсти, и порядочный дракон никогда уже не сможет разинуть пасть на что-либо подобающее его статусу и размерам. Если же девочку проглотить не разжёвывая, то начнётся заворот кишок, от которого не будет никакого спасения. Потому на смертном одре она взяла с него клятву никогда не есть девочек, даже случайно.

Дракон клятву дал, потому что был любящим сыном, хотя и сомневался, что причиной маминого ухода из мира живых стала девочка. Не факт, что существо вообще относилось к человеческому роду: будучи весьма преклонных лет, мама плохо видела. Скорее всего, к погибели её привел именно возраст, а не ошибка в меню.

«Что же это получается? Я так мало ем, а летать становится всё тяжелее и тяжелее…» – дракон с сожалением взглянул на брюхо, которое двести лет назад было намного меньше, и краем глаза уловил какое-то движение.

Стоявшая в нескольких шагах девочка внимательно смотрела на него, одобрительно кивая.

– Именно так я тебя и представляла, – сообщила она, встретившись с ним взглядом.

Пока дракон пытался понять, откуда рядом с ним появился запрещённый продукт, девочка подошла поближе.

– Я надеюсь, у тебя найдётся большой бриллиант? – спросила она. – Не просто большой, а огромный?

– Ты, мелкое недоразумение, тоже пришла за моими сокровищами? – вяло удивился дракон.

Переполненный желудок не позволял впасть в неистовую ярость, погружая вместо неё в глубины рефлексии.

«Как изменился мир… Хорошо, что бедная мамочка не дожила до того дня, когда ей пришлось бы выбирать между попранием сложившихся традиций и личными принципами… Девочка – охотник за сокровищами! О времена, о нравы…»

– Ой, да нужны мне твои сокровища, – фыркнула девочка. – Я просто хочу, чтобы ты взял в пасть огромный бриллиант.

Неожиданное требование заставило дракона вырваться из плена мыслительного процесса. Он проверил языком остроту своих клыков и с подозрением рыкнул:

– Зачем?!!

– Без бриллианта ничего не получается.

– ? – настороженная недоверчивость, написанная на морде дракона, лучше всяких слов объясняла его нежелание поддерживать диалог с той-кого-нельзя-есть.

– Неужели не понятно! – девочка нетерпеливо подпрыгнула на месте. – Нам в школе задали нарисовать животное в естественных условиях, а все знают, что естественные условия для дракона – это пещера с сокровищами. Я могу нарисовать пещеру, я могу нарисовать сокровища, но дракон с большим бриллиантом в зубах у меня никак не получается!

– Тьфу! – разочаровался дракон. – Во времена моего детства школяры не беспокоили драконов по пустякам, а срисовывали картинки из книжек.

– Я хочу изобразить настоящего красивого дракона, а не перерисовывать крылатых коров!

– Обойдёшься! – польщённо улыбнулся дракон, демонстративно зевнул и улёгся, повернувшись к ней хвостом.

Девочка ничего не ответила. Но чуткий слух подсказывал дракону, что она никуда не ушла. С каждой минутой он всё больше беспокоился и через четверть часа, не выдержав, обернулся.

Усевшись на большой плоский камень, девочка прилежно водила карандашом по листу бумаги.

– Я не позволил тебе!.. – взревел дракон, оскорблённый пренебрежением к его мнению.

– А я вовсе не тебя рисую. Видишь, на скале ящерка сидит? Очень на тебя похожа. А вместо бриллианта я засуну ей в пасть гальку!

Она подняла глаза на дракона.

– Я отправлю этот рисунок на пасхальную выставку в ратуше. Когда горожане увидят маленькую жалкую ящерицу, они скажут: «Вот так дракон… Мы его боялись, а он совсем не страшный!» А потом… – она сделала многозначительную паузу, – потом каждый трусливый стражник захочет вызвать тебя на бой, а каждый мелкий воришка – забрать твои сокровища. Знаешь, в нашем городе полным-полно трусливых стражников и мелких воришек… – девочка с притворной горечью покачала головой.

Потрясенный таким коварством дракон впервые пожалел о клятве, данной много лет назад.

– Я мог бы тебя съесть…

– Спорим, что после рыцаря и коня в тебе уже не осталось свободного места?!

– Откуда ты знаешь, кого я сегодня ел?

– А как этот рыцарь, по-твоему, здесь оказался? – с вызовом спросила девочка. – Нет, чтоб спасибо сказать!

– Это ты его сюда привела?!!

– Ну не то, чтобы привела… Честно говоря, он на войну ехал, короткий путь через лес спрашивал. Я и подумала, что дракон – это быстрее, чем война, и ехать совсем недалеко. Да и мне с сытым драконом разговаривать как-то спокойнее будет.

– А потом ты подсматривала, как я ел? – ахнул дракон, ужасаясь, какое невыносимо кровавое и некультурное зрелище ей довелось увидеть.

– Я совсем недолго ждала. Ты очень быстро с ними справился, – похвалила она дракона.

«Как же мало мы, драконы, знаем об истинной сущности девочек!», – потрясенно подумал дракон.

Подходящий бриллиант искали недолго. В пещере девочка критически осмотрела коллекцию сокровищ, которую начала собирать ещё драконья прабабушка.

– Ничего лучше не найдётся? – покрутила она в руках камень размером с её кулак.

– Бери, что дают, – дракон подтолкнул её крылом к выходу, – за такой камень я мог бы купить весь ваш город.

– Тоже мне, город, – пробормотала девочка. – Паршивый провинциальный городишко…

Потом она долго мучила его, заставляя то встать, то лечь, взмахивать хвостом и распускать крылья. При малейшей попытке поспорить с ней об анатомии и физиологии драконов девочка впадала в бешенство и угрожала, что нарисует своей ящерице крылья пингвина.

Когда они нашли подходящую позу, которую девочка сочла достаточно эффектной, а дракон мог в ней продержаться хотя бы полчаса, девочка достала припрятанные в кустах рисовальные принадлежности.

Дальше было только хуже. Дракон стоял, сжимая в зубах бриллиант, горделиво выгнув спину, развернув крылья и картинно приподняв кончик хвоста. Челюсти сводило, спина болела, крылья от напряжения подрагивали, хвоста он уже вовсе не чувствовал, а девочка выглядела всё более и более недовольной.

– Ты шкоро? – пробурчал он через бриллиант.

– Не мешай!.. Ещё немного… Вот так… Или вот так?..

Вдруг она схватила кисти и палитру, швырнула ими в дракона, и, зарыдав, бросилась на землю.

– Не так!.. Всё не так!.. Ничего не получается!..

От изумления дракон разинул пасть, выронив бриллиант.

– Что не так?!!

– Всё не так, – девочка подняла к нему своё залитое слезами лицо. – Вообще всё не так! У меня паршивые кисточки – потому, что они самые дешёвые… Родители не могут купить мне приличные краски – это дорого… Они вообще не хотят тратить на это деньги. «Девице надо уметь вести хозяйство, а не тратить время без толку», – прогундосила она противным голосом и села, размазывая по лицу краски и сопли.

– Твоя чешуя… и крылья…и зубы… – всхлипывала девочка, – они прекрасны!.. Но я не могуууу… – снова заревела она в голос.

Дракон малодушно подумал о побеге, но горе в девочке уже иссякло. Она высморкалась и спокойно объяснила: