«Здравствуй, дед Мороз.

Пишет тебе мальчик Захар сорока лет. Раньше я был хорошим мальчиком, а теперь, наверное, не очень. Я всегда просил у тебя разные подарки – и дорогие, и попроще, и всегда что-то получал. И ты всегда, всегда дарил мне НЕ ТО! Так что среди всех моих жизненных разочарований ты – самое главное.

Без уважения,

Захар».

****

Пингвин поискал глазами кнопку звонка, но её не было. Тогда он отломил сосульку, наросшую на ручке, и долбил, пока дверь не распахнулась.

Стоящий на пороге снеговик процедил сквозь угольки:

– Ага, новенький. Шеф про тебя говорил. Не вовремя ты. Меня Сеней звать, а тебя?

Не дожидаясь ответа, Сеня ткнул в него кривой веткой.

– Чего встал, примёрз, что ли? Проходи, сейчас я тебе всё расскажу.

Пока они шли, снеговик действительно успел рассказать многое.

– Обычно всё катится, как по лыжне. Контора получает письма: «Дорогой дедушка Мороз, я был хорошим мальчиком, подари мне, пожалуйста, железную дорогу» или «Дет мароз, я хачу лего звизда смерти». Шеф письма читает и подарки генерирует… Ты в курсе, что такое «генерирует»? – покосился он на пингвина.

Пингвин кивнул.

– Я на сухогрузе ходил, помощником электромеханика. Ты в курсе, что такое сухогруз?

– На кой снегопад мне такое знать? – захохотал снеговик.

Он бодро, не оглядываясь, шлёпал вперёд.

– С подарками ясно, – сменил тему пингвин, – а как с желаниями? Если в письме, к примеру, написано «хочу мира во всём мире»?

– А никак, – пожал ветками снеговик. – Ты представляешь, сколько подарков надо, чтобы обеспечить этот самый «мир во всём мире»? Не? Вот и я тоже не представляю. Но точно больше, чем зимой снега бывает. Мы, даже если с конкурентами объединимся – ну, с йеллопукками всякими, бефанами и сантами клаусами, всё равно столько не осилим.

– «Мы» – это кто?

– «Мы» – это я и снегурка, помощники деда Мороза. Письма вскрываем и шефу подносим, подарки выносим и упаковываем, ну и самое снежное – «ёлки» проводим. Я тут давно, а напарницы постоянно меняются. Редко кто больше одного сезона держится! Я ведро почесать не успеваю, а они уже замуж выскочили и в декрет ускакали. Впрочем, не беда: у шефа внучек столько, что на сто лет вперёд хватит. Представляешь, какая у него личная жизнь была?

Пингвин покачал головой.

– Вот и я не представляю, – признался снеговик, – Не жизнь, а прям ледниковый период. Только похоже, что Саня – теперешняя снегурка – не из таких. Сейчас сам увидишь.

Сеня толкнул прикрытую дверь и провозгласил:

– Добро пожаловать в контору деда Мороза! – И добавил уже не так торжественно: – Не пойму, на кой снегопад тебя взяли. Мы и сами отлично справлялись.

Медленно поворачиваясь, пингвин осматривал просторный зал с высокими окнами.

В центре стоял огромный стол, покрытый грудами писем как ледяное поле торосами. Под ним валялось пять маленьких коробочек, завёрнутых в подарочную бумагу.

Одно из окон распахнулось, и в комнату влетел альбатрос. Он разжал когти, выронив несколько новых писем, и снеговик проводил его ледяным взглядом. На полу, прижимаясь ухом к заиндевевшей двери с табличкой «Дед Мороз», сидела снегурка.

– Новенький? Я Саня, – кивнула она пингвину.

Снегурка выдёргивала из пачки бумажные салфетки и рвала их на кусочки, а кусочки складывала в кучу. Судя по высоте сугроба, пачка была на исходе.

В конторе царила тишина. Не слышалось ни «Ёлочки», ни «Джингл беллз», только Саня изредка шмыгала носом, а из кабинета деда Мороза доносились звуки, которые можно было принять за шелест шоколадной фольги, чирканье спичек и позвякивание бутылки о стакан.

Пингвин вопросительно посмотрел на снеговика.

– Понимаешь, – Сеня запнулся. – Как ты сказал, тебя зовут?

– Мог бы и сам сообразить, – вмешалась Саня. – Скорее всего, Петя.

– Давайте обойдёмся без этого, – попросил пингвин.

– Без чего? – спросила Саня.

– Без дурацких имён. Мне не нравится, что меня всё время пытаются как-то назвать. Кем я уже только не был – и Петей, и Васей, и Павлом Первым!.. Какая разница, на что откликаться, возразите вы, но я чувствую, как за этими нелепыми сочетаниями звуков теряю свою идентичность!

Пингвин услышал слово «идентичность» по радио, когда ходил помощником радиста на ледоколе, и ему показалось, что именно «идентичность» лучше всего подходит для описания его проблемы.

Саня дёрнула плечом.

– Запросто, – согласился снеговик.

Обрадованный таким взаимопониманием, пингвин ещё раз осмотрел контору.

– Ты говорил, что обычно всё катится как по лыжне. Это и есть ваша «лыжня»?

– Ещё я говорил, что ты не вовремя, – напомнил Сеня.

Саня выдернула из пачки сразу несколько салфеток. Пингвин спросил:

– «Не вовремя» – это когда письма не читаются и подарки не генерируются? – Он кивнул на дверь с табличкой «Дед Мороз». – Что там происходит?

– Кризис, – холодно проронила снегурка.

– Энергетический? Творческий? Финансовый? Или среднего возраста? – со знанием дела уточнил пингвин.

Снеговик почесал ведро.

– А бывают кризисы снежного возраста?

Про кризисы снежного возраста пингвин не слышал даже в бытность свою помощником радиста на ледоколе.

– Профессиональный кризис, – Саня отбросила в сторону пустую упаковку от салфеток. – «Выгорание», если тебе так будет понятнее.

– Когда я ходил помощником буфетчицы на круизном лайнере, – задумался вслух пингвин, – у неё было что-то в этом роде. С ней даже капитан без шоколадки не разговаривал.

– Ты ничего не путаешь? У неё было именно выгорание? Или просто рыбные котлеты подгорели? – хмыкнула снегурка.

– У неё никогда, никогда не подгорали рыбные котлеты! – горячо возразил пингвин.

Снеговик было оживился, но Саня буркнула:

– Остынь. У нас в служебной инструкции написано: никакого шоколада.

– Почему? – удивился пингвин.

– Аллергия.

Пингвин закивал.

– Понимаю… Я когда-то ходил помощником моториста на банановозе… Первый раз в жизни увидел тропические фрукты – и не смог взять себя в ласты… Как вы раньше справлялись в таких случаях?

– Я здесь недавно, – дёрнула плечом Саня.

Пингвин перевёл взгляд на снеговика, но тот развёл ветки в стороны.

– Я давно, только ничего не помню…

– Амнезия? – восхитился пингвин.

– От амнезии слышу! – обиделся снеговик. – Я прошлым летом на улицу без ведра вышел. Только и успел подумать, что полная оттепель пришла… Но шеф мне другую голову скатал, так что я теперь как первый снег!

– Чистый лист, – хмуро подтвердила Саня.

– Значит, случай можно считать беспрецедентным, – подытожил пингвин.

Ему всё больше и больше нравился этот разговор. Слово «беспрецедентный» он услышал от полярников давным-давно, ещё когда ходил не на судах, а пешком под стол, но до сих пор не было повода его повторить.

– Тогда табак, – предложил пингвин. – Когда я ходил помощником боцмана на танкере, ему как раз запретили курить. Он работать не мог, пока сигаретку у меня не стрельнёт. А я не курю, вот вам и профессиональный кризис.

– Никакого табака, – отрезала Саня.

– Аллергия? – вздохнул пингвин.

– Хуже: аддикция.

Слово «аддикция» пингвин уважал, но выговорить не мог.

– А как насчёт алкоголя? Когда я ходил помощником штурмана на линкоре…

– Даже не думай! – перебила его снегурка.

– Ади… каци… я? – попытался пингвин.

Снеговик бестактно захохотал, но Саня и глазом не моргнула.

– Нет, не аддикция. Идиосинкразия.

Пингвин тихо ахнул и пошевелил губами, запоминая новое прекрасное слово.

– Ещё идеи есть? – язвительно осведомилась Саня.

Но пингвин не привык так просто отступать.

– Должно же быть что-то такое, что ему и можно, и приятно?!

– Точно! – заорал Сеня. – Письма! Он же письма любит! Чудесные письма! Их можно сколько влезет! Хоть каждый день, как сосульки!