— Агрессия пройдет.

— Точно? — она подошла к нему и села напротив.

Александр отвернулся. Губы его дрогнули, будто бы он хотел что-то сказать, но не решался.

— Выздоровевшие есть?

Александр покачал головой.

— Что, вообще нет?

Вновь он покачал головой.

— Ты меня очень обнадежил.

Алиса села глубже и откинулась на стену. Посмотрела в окно.

— А много тех, у кого, как ты сказал, прошла агрессия?

— Сейчас их количество снизилось до десяти процентов. Но это от того, что заболевших в последнее время выявляется намного больше. А выздоравливают… да, давай будем называть это именно так, в прежнем количестве. Меня иногда затапливает паника от попытки осознать размеры этой катастрофы.

— Может через полгода выздоровевших станет больше?

— Только на это и остается надеяться. Но что делать до этого? Таких людей может стать настолько много, что попросту не получится их изолировать. Не стоить же концентрационные лагеря и тысячами запирать за колючей проволокой? Это недопустимо. Да и как тогда среди них выявлять тех, кто… выздоровел? Как их спасать?

— В смысле?

— Не обращай внимания. Я так устал, что толком не соображаю, что несу.

— Может тебе отдохнуть?

Александр невесело засмеялся в ответ.

— Понятно, — протянула Алиса — Раз ты меня навещаешь, значит мое состояние… стабильно? — она решила сменить тему разговора.

Александр кивнул.

— Значит можно и других посетителей мне организовать?

— Ты хочешь увидеться с родителями?

— Я не об этом. Мне бы хотелось… пообщаться с кем-то, кто вылечился.

— Это исключено, — Александр резко выпрямился. — Надеюсь ты никогда не узнаешь, почему. В смысле, на собственном примере.

Некоторое время они молчали.

— Что такое “Служба изучения феномена изменения личности”? — спросила Алиса.

— Откуда ты знаешь это название? — воскликнул Александр. — Я тебе никогда не говорил его.

— Скоро сам узнаешь, откуда, — ответила Алиса, скосив глаза на нависшего над ней мужа. Процент готовности увеличился на несколько сотых процента. Мгновение спустя надпись исчезла. — На собственном примере…

Пискнула дверь и Александр, встрепенувшись, направился к ней.

— Я завтра зайду, так же как сегодня, после обеда, — сказал он, обернувшись. С Алисы он перевел взгляд на стол. — Книги принесу. Загляну сегодня в книжный.

Алиса не ответила. Дверь за Александром закрылась, щелкнул замок, а она продолжала сидеть. И так и сидела до самого ужина. Хлопнула дверца на окошке, но она продолжала сидеть, отвернувшись к окну.

Почему же на этот раз ей не хотелось кидаться на Александра? Неужели из-за успокоительных. Да, когда их действие заканчивается, ей становится настолько тревожно, что волком выть хочется. Но неужели без них она бы опять накинулась на мужа? А если проверить?

Она повернула голову и посмотрела на полку на двери. На подносе стояли несколько тарелок и стакан. Если не поужинать, и печенье не есть, и утром не завтракать и… тогда Александра просто не пустят к ней. Ну или он сам не придет.

Ужиная, Алиса просматривала события того утра, когда Александр вдруг показался ей каким-то биороботом. Тому, что всплывающие перед глазами картины, повторяющиеся когда ей надо, замирающие, или даже прокручивающиеся в обратном порядке, были полны надписями, она даже не удивилась. Надпись о подготовке к инициализации была в то утро почти постоянно. И днем тоже. Проценты были в районе пятидесяти, если не считать скачков. Что ж, еще пару недель у Александра есть.

Вернув поднос на полку в двери, Алиса села на койку и продолжила просматривать воспоминания. Ей стало интересно, что она может увидеть в надписях у других людей. Она начала с того дня, когда видела Жеку впервые. Хотя впервые ли?

А посмотреть было на что. Тот мужчина, который выбежал из супермаркета был помечен надписью: "Процесс инициализации: 0,01 %". Его звали Сергеем Старицыным и он был программистом. Жека, точнее Евгений Аксенов имел шкалу инициализации заполненную на семьдесят с лишним процентов. В графе "профессия" значилось что-то совершенно нечитаемое, и даже частично не из букв. Единственными знакомыми словами среди них были: “связной” и “программист”. Еще несколько человек мелькнули надписью “Подготовка к инициализации”, но у них она не задерживалась надолго, хотя шкала у всех была заполнена больше половины. Это что касается того дня, когда она ехала в троллейбусе домой в тот вечер. Конечно не считая товарищей Жеки. Вик и Сеня, а точнее Виктор Молчанов и Арсений Иванов, могли похвастаться стабильными надписями о процессе инициализации. У Вика было около пятидесяти, и у Сени — почти двадцать. И у нее сейчас пять процентов.

На следующий день, когда она сбежала из дома, едва не убив Александра, и почти ничего не соображая шарахалась по улицам, а потом и по лесу, ей встретилось около дюжины человек с мерцающей надписью о подготовке к инициализации. И даже среди бездомных был кто-то. В проценты она не вглядывалась.

А вот в тот день, когда она вернулась домой, надписей над людьми было в несколько раз больше. И даже пару раз встретились те, у кого начат был процесс инициализации.

Что бы это ни было, и когда бы ни началось, сейчас процесс идет во всю. И все набирает темп.

Перед отбоем принесли стакан компота и булочку. Алиса не стала отказываться от еды — способность думать взвешенно сейчас не помешает. Хотя так же стоило бы поучиться вести себя адекватно и без медикаментов. Да, притворяться такой, какой была прежде — лучше всего. Сегодня же получилось. И Саша ей сегодня казался нормальным — она сумела за две недели раздумий убедить себя, что это он. А может это благодаря тому, что она теперь видит эти чертовы надписи? Может поэтому Жека советовал разобраться с интерфейсом? Надо было с ними уйти. Но теперь уже поздно об этом думать. Надо учиться жить с тем, что есть. И может быть, когда ее выпустят, не придется никуда уезжать.

Следующий день не отличался от предыдущего, и от всех тех, что уже остались позади. Как он и обещал, Александр пришел после обеда. Принес новые книги.

Он рассказывал о чем-то несущественном. О ее работе. Ему как-то удалось убедить их предоставить творческий отпуск на полгода, с возможностью продления. Ее коллеги думают, что она путешествует, делая зарисовки и изучая архитектуру в других странах и регионах. Рассказывал о погоде. В тот момент Алиса глянула на окно под потолком и клочок неба за ним, и вся сводка погоды высветилась поверх него.

Сейчас Алисе была в тягость компания мужа, но она ничего не говорила, понимая, что он, как и вчера, пришел максимум минут на двадцать. И что в выходные скорее всего совсем не придет. Хотя возможно он уже живет на работе. Наверняка же у него здесь есть кабинет — на вояку-то Саша совсем не похож, скорее уж на какого-нибудь начальника, пусть не самого главного. А в кабинете начальника не может не быть диванчика. А разрешают ли навещать других местных… пациентов? Вряд ли. Судя по тому, как ее сюда везли, объект режимный.

Стоп! Начальник? Сеня что-то такое упоминал на счет того, что она им нужна не просто так. Уж не из-за того ли, что ее муж здесь работает, да еще и не простым работягой?

— Алиса, что с тобой?

— Что? А, извини, я задумалась.

— Странно, — буркнул Александр и заторопился на выход.

Чуть помедлив, он наклонился и поцеловал ее в щеку и отстранился. Спустя пару мгновений послышался щелчок замка на двери. Но Алиса этого даже не заметила.

Александр приходил каждый день, и даже в субботу и воскресенье. Приносил книги и журналы. Сладости. А на пятый или шестой день принес краски, кисти и акварельную бумагу и Алиса в этот же день нарисовала сказочный пейзаж — высоченные ели, у которых она прорисовала каждую иголку. Механическая работа над очередным кропотливым рисунком всегда помогали ей сосредоточиться, но при этом выкинуть из головы все лишнее. Полка над столом, после очередного посещения душа оказавшаяся втрое больше предыдущего, заполнялась этими мелочами. А на койке, вместо казенного колючего покрывала, был ее любимый шотландский плед, привезенный подружкой из заграничной поездки. Часто перед сном Алиса заворачивалась в него так, как Наташка показывала, подвязываясь поясом от халата.