Но цоколь был пуст.

– В самом деле! – изумилась Прилепа. – Его нет.

Они продолжили прогулку и очутились в Английском саду. Английский сад состоял из одного большого газона, на котором росли купы высоких деревьев и разноцветных кустов.

– Но трава слишком высока, – сказал Миловзор. – Значит, Овца ещё не объявлялась.

«Трава в самый раз, чтобы в ней целоваться», – подумала Прилепа.

Она осторожно приподняла подол своего платья, опустилась в траву и обняла Миловзора.

Они расположились под кустом суданской розы, чьи воронкообразные цветы сияли голубизной, и для начала, как и собирались, обменялись поцелуями. Но вдруг Миловзор спросил:

– Что значит «в самом деле»? Ты что имела в виду?

– В каком смысле? – опешила Прилепа.

– Когда мы проходили мимо цоколя, ты сказала «В самом деле, его нет!» Что ты имела в виду?

– Что его нет, – сказала Прилепа.

– Но я твержу тебе об этом вот уже сколько времени, – удивился Миловзор.

– Что я и увидела своими глазами, – сказала Прилепа.

– А я-то думал, – огорчённо произнёс Миловзор, – что, узнав от меня новость, ты поверишь мне на слово не меньше, чем своим глазам. Не стоило этого говорить.

– Но ведь это правда, – сказала Прилепа.

– Хорошо иметь настоящего друга, – задумчиво сказал Миловзор.

– Тебе не нравится дружить с девушкой? – немного огорчилась Прилепа.

– Дурацкий вопрос! – сказал Миловзор.

– Чем же он дурацкий? – сказала Прилепа.

Внезапно по её щекам потекли крупные слёзы.

– Если девушку любят, то с ней не ссорятся, – всхлипывала она. – В этом нет никакой необходимости. Вполне достаточно её любить.

– Но ты мне дороже всего на свете, – уверял Миловзор.

– Нет, – рыдала Прилепа. – Ты предпочёл бы иметь какого-то там друга, потому что я глупая и верю своим глазам и говорю всё не то, и не нужны мне впредь твои нежности, если ты немедленно, сию же секунду, не пойдёшь со мной купаться.

– Ну, если так, – сказал Миловзор, – пойдём купаться.

И они пошли в огород.

Огород имел форму прямоугольника, на котором прямые и изогнутые грядки образовывали узор, напоминавший доску для игры в «мельницу». На одних грядках росли всевозможные овощи, а на других – цветы. В самом центре огорода была разбита круглая клумба. А в самом центре клумбы стояла бронзовая чаша на бронзовом основании. Эта чаша, украшенная листьями, служила купальней для птиц.

Прилепа ловко вскарабкалась на чашу, приподняла подол юбки, уселась на иссечённый край и стала болтать ногами в тёплой воде.

– Девушки – странные люди, – сказал Миловзор. – Вечно они задирают юбку прежде, чем где-нибудь сесть.

– Они боятся испачкать платье, – сказала Прилепа, – а панталоны можно постирать.

– А если бы мы, мужчины, каждый раз, прежде чем сесть, снимали штаны? – съехидничал Миловзор.

– На твоём месте я так бы и сделала, – сказала Прилепа.

Эта идея Миловзору понравилась. Он разделся, улёгся на металлическое возвышение, мягко выступавшее из воды, и позволил обрызгать себя с ног до головы, которую он положил на колени Прилепе.

Они закрыли глаза, Они ощущали воду, воздух и солнце, им было хорошо. Но тут чей-то хриплый наглый голос произнёс:

– Эй, вы!

Оба открыли глаза. В воде перед ними сидела зелёная Лягушка.

Лягушка проквакала:

– Здесь нельзя купаться.

– Жаль, – сказал Миловзор. – Почему же нельзя?

– Запрещается, – сказала Лягушка.

– Просим прощения, – сказала Прилепа. – Мы не знали, что это запрещено.

Они не знали! – съязвила Лягушка.

Каждому понятно, что это купальня для птиц. Разве вы птицы?

– Не думаю, – сказала Прилепа. – А сами-то вы разве птица?

– Это к делу не относится, – возразила Лягушка. – Сейчас речь идёт о вас.

– Видите ли, – миролюбиво сказала Прилепа. – В конце концов, я тоже сплю в Птичьем гнезде.

– Вот как? – сказал Лягушка. – Вам давно пора быть дома и высиживать ваши яйца.

Услышав такое предложение, Миловзор и Прилепа расхохотались.

– Сегодня вечером мы славно повеселились в саду! – говорили они друг другу. Перед сном Миловзор поцеловал Прилепу и даже не один раз. Потом она побежала к своему Птичьему гнезду, а он вернулся в свой Цветочный горшок. Там он улегся на спину. Но едва он улёгся, как услышал пение Прилепы. Ведь она пела каждый вечер и делала это для него.

Вот слова её песни:

«Сейчас она уснёт», – успокоился Миловзор. Но едва он сомкнул ресницы, в дверь что-то стукнуло. За дверью оказалась Летучая мышь. Нервно трепеща крыльями, она прошептала ему на ухо.

– Как только взойдёт луна, извольте быть у Чайной беседки на экстренном собрании. Явка обязательна.

И она упорхнула. Но вернулась обратно и почти неслышно, как умеют только летучие мыши, шепнула на ухо:

– Совершенно секретно!

И с этими словами она исчезла в темноте, чтобы продолжить своё ночное оповещение.

В неверном свете восходящей луны Чайная беседка казалась тенью на фоне других теней сада. Она была возведена на восьмиугольном основании и опоясана дощатыми перилами; на восьми высоких подпорках покоилась увенчанная шпилем крыша.

Миловзор понял, что приглашён в узкий круг избранных. Здесь были только солидные особы, а не какие-то там кузнечики и прочая садовая мелочь.

Наконец, из тёмной массы выдвинулся некий зверь и занял позицию перед деревянной лестницей. У зверя был один острый клык, рыжая шерсть и пушистый хвост. Это был Ласка.

– Как самый крупный из всех садовых хищников, – заговорил он, поднимая когтистую лапу, – я принимаю на себя руководство этим собранием. Положение серьёзное и достойное сожаления. Мы столкнулись с двумя проблемами, из коих одну ещё труднее решить, чем другую.

Начало не предвещало ничего хорошего, и всем стало не по себе. Ласка снова поднял лапу и заявил без обиняков:

– Садовый бог покинул наш сад. Он никогда больше к нам не вернётся, если мы, дамы и господа звери, не додумаемся до того решения, которое я имею честь вам сейчас предложить.

– Это верно, – сказал Миловзор. – Садовый бог удалился. Я сам видел, как он вскочил на ходу в подошедший трамвай. Но, может быть, он просто решил осмотреть новые зелёные насаждения перед ратушей?

– Это вопрос? – сварливо сказал Ласка. – Что ж, давайте разберёмся.

Собрание навострило уши.

– Нам сообщили, – объявил Ласка, – что Садовый бог отправился вовсе не к ратуше, а прямиком на главный вокзал.

– Как это верно! – воскликнуло собрание.

– Это так же верно, – подсказал Ласка, – как то, что сегодня в помещении вокзала прорастёт капустная грядка.

Собрание ответило глубоким вздохом.

– Садовый бог, – продолжил Ласка свои разоблачения, – подошёл к кассе дальнего следования и потребовал билет. На вопрос кассира: «Вам куда?» Садовый бог ответил: «Как можно дальше». На вопрос кассира: «Туда и обратно?» он, как нам стало известно из достоверных источников, дал нижеследующий ответ: «Ни слова о возвращении! Французская белка опять забыла заказать Овцу».

Всем присутствующим важным садовым особам было ясно, что это значит.

Дело в том, что по соседству жила Овца, которая являлась еженедельно, чтобы подстричь Английский газон. Но со временем память у Овцы ослабела, и она не помнила, когда кончается неделя и начинается новая. Приходилось каждый раз напоминать ей об этом. А это, в свою очередь, было обязанностью Французской белки, обитавшей во Французском саду, а также Английской белки, обитавшей в Английском саду, и Огородной белки, обитавшей в огороде. Все знали, что Французская белка пренебрегала своими обязанностями, и посмотрели на неё с укором.