– Мягко стелите, – без дипломатии резанула Лена, – только сразу предупреждаю: спать я с вами сейчас не собираюсь, а пришла потому, что горе у меня: муж куда-то пропал.

На этот раз Иван действительно удивился:

– А чем, собственно, я могу тогда помочь?!

– Может, посоветуете, что мне делать? – уже мягче, голосом обреченного человека произнесла Лена. – Он у меня военнослужащий, сейчас за полтысячи километров отсюда. А я осталась одна с десятилетним сыном. Безработная и без денег. Перевели его. Должен вот забрать, когда дом сдадут, но почему-то не пишет… Может, бросил, другую нашел, как вы думаете?

– Честно сказать, мне трудно что-либо думать, а тем более советовать вам по этому вопросу, кроме одного – того самого, что вы с ходу отвергли. Как говорится, клин клином вышибают.

– Жеребцы вы все – мужики… А женились бы вы на мне, если бы вдруг муж от меня ушел? – От столь неожиданного вопроса у Ивана, казалось бы, должны были зашевелиться волосы на голове или, по меньшей мере, задергаться веко над глазом, но он даже не хмыкнул, а вполне серьезно ответствовал:

– Пока трудно определиться – время покажет. Один раз уже погорел, не хотелось бы повторяться. Однако давайте пока решим задачу-минимум. Насколько я правильно понял, ни сегодня днем, ни вечером и ни ночью спать вы со мной не будете. И в то же время хотели бы получить от меня некую сумму на житье, так?

– Я этого не говорила и не просила, – не столь настойчиво возразила Драйзерова.

– Полноте, мадам, – снисходительно произнес опытный Иван, – не все красиво, что блестит, и не все правда, что только произносится вслух – порой достаточно одного взгляда, чтобы понять, уловить, что у человека внутри, за душой. Вот и я теперь вижу, что у вас за душой, окромя переживаний, ничего существенного. Вы нуждаетесь, и я должен вам помочь.

– Вы ничего мне не должны, – опять неуверенно воспротивилась Лена, – и я вам ничем не обязана.

Но он уже ее не слушал, удалившись в дальний угол комнаты, где стоял старый-престарый комод, доставшийся, видно, хозяину в наследство от дедушки с бабушкой, и был, наверное, дорог как память о родных людях. Оттуда он извлек денежную купюру достоинством в двадцать пять рублей и, вернувшись к Лене, протянул ей:

– Это пока все, что могу предложить. В отпуске, понимаете, поистратился.

– Нет, я не возьму, – из вежливости стала отказываться Драйзерова, – у меня еще есть немного денег, а вам, наверное, уже не на что будет жить.

– Берите, берите, – Иван столь же решительно сунул ей в руку деньги, как и листок из блокнота со своим адресом, – холостяку много не надо. На выпивку просто меньше останется, так оно и лучше: сколько уже можно пить?! Так, грешным делом, и с коньков можно сойти.

– А вы разве много пьете? – удивилась искренне Лена. – А по вам и не скажешь: выглядите интеллигентно, и нос у вас не красный. – Последнее наивное признание весьма рассмешило Ивана, и он ответствовал ей сквозь смех:

– Много – не много, но, каюсь, употребляю последние пару лет, как со своей бывшей развелся.

– А зачем? – так же наивно поинтересовалась Лена.

– От скуки, вероятно. Друзья вот приходят, не забывают. Ну и соображаем помаленьку, чтоб очень уж грустно не было.

– А до развода тоже пили?

– Пил, но очень редко.

– А че ж тогда расстались?

– Давайте, милая, эту тему оставим для следующего раза… Не всегда все зависит от мужчин… Она, понимаете ли, семье предпочла служение Богу, удалилась в монастырь. Ей почему-то показалось, что там она нужней.

– Да-а, – сочувственно покачала головой Лена, – тяжелый и, главное, редкий случай. – А дети где ваши?

– А детей, собственно, и не было у нас. Десять лет вот вместе прожили, а детей не смогли нажить: не получалось у нее с родами. И по врачам ходила, и по курортам ездила, ан нет: ничто не помогало. И тогда вдруг затесалась, врезалась ей в голову мысль, что в чем-то провинилась она перед Всевышним, и решила отречься от этого грешного мира, податься, значит, в монахини.

– А вы пытались остановить ее, уговорить не делать этого? Ребенка ведь в конце концов можно было и усыновить-удочерить, взяв из сиротского Дома.

– Да в том-то, дорогая, и соль, что не сам по себе ребенок здесь важен был, а возможность самой родить или не родить. И если не смогла, то посчитала себя виновной перед Господом и решила до конца дней искупать эту вину… У нее ведь до меня поклонников было, если верить ее словам, – море. Уж даже не знаю, почему она тогда остановила выбор именно на мне, простом лаборанте. Я в лаборатории научно-исследовательского института работаю… А насчет отговаривать… Год назад предпринимал такую попытку, ездил в ту пустошь, где ее обитель. Еле-еле удалось выхлопотать свидание с ней (все отказывалась), но при состоявшемся потом разговоре жестко заявила, что решение приняла твердое и бесповоротное – в семью она больше не вернется. – Иван тяжело вздохнул и отошел к окну, всматриваясь куда-то вдаль. По всему было видно, что воспоминания доставили ему душевную боль.

– Извините, если что не так, – сказала смущенная Лена, – я, наверное, уже пойду. Большое спасибо, что выручили. Когда вам вернуть долг?

– Когда сможете, – спокойно ответил Иван, – а, впрочем, я вам их дарю. Делать подарки приятным женщинам – доставляет мне удовольствие.

– Нет, нет, – запротестовала Драйзерова, – я обязательно вам верну деньги, как только отыщется муж.

На что Иван иронично улыбнулся: мол, в том-то и прелесть подарков, что преподносят их мужчины одиноким женщинам, рассчитывая на взаимность в будущем, а не на их возврат при помощи других мужчин.

– А если не верите, – в подтверждение сказанному добавила Лена, – я готова оставить вам свой адрес. Есть у вас листок бумаги, ручка? – Произнеся это, она как бы раздвоилась. Одна половинка нашептывала ей на ушко: "Не делай глупостей, не давай адреса ему, у тебя же муж… Сколько можно изменять?!" Но другая подталкивала, требуя: "Обязательно дай. Смотри, какой он хороший: деньгами помог, из-за несложившейся не по его вине личной жизни страдает. Да и где сейчас твой муж? Небось, насмехаясь над незадачливой супругой, нежится с другой в постели. Вот и молчит, не пишет – все ласковые слова расточает любовнице… А так, глядишь, обеспечишь себе надежный тыл на случай семейного краха." Доводы второй половинки оказались убедительней, и Лена быстрехонько вывела на бумаге свой домашний адрес.

– Вот это мне нравится, – с удовольствием констатировал Иван, становясь обладателем этого ценного листочка, – мы начинаем понимать друг друга. Мне не деньги нужны, а общение с такой прелестной, восхитительной особой, как вы.

– Провожать не надо, – предупредила Драйзерова, – нас может увидеть сын, он уже, наверное, пришел из школы и дожидается меня.

"А я ведь тоже грешница, – размышляла она по дороге, – как и его бывшая супруга. С той лишь разницей, что ребенок у нас все-таки есть… Но вот чтобы отказаться от всего на земле, нет… На такое бы я не решилась. Лучше умереть молодой, но не обрекать себя на вечные мучения и терзания при жизни. Все равно святыми нам уже не стать – так пусть уж лучше грех на земле, чем рай на небе. Туда мы всегда успеем. Впрочем, не рай мне – ад обеспечен, это точно. А мне, собственно, тогда уже будет все равно, все едино: в раю ли бесплотной прозябать, либо на сковородке вечно чадить… Но где все-таки Игорь, куда он пропал?!"

35.

Игорь появился к обеду на следующий день. Причем решил не сразу объявиться (здрасьте, мол, я приехал на побывку); а поиграв в инкогнито. Позвонил в дверь и тут же стремительно поднялся со второго на четвертый этаж. Оттуда, прячась, наблюдал за реакцией открывшей дверь жены. Та в недоумении пребывала на площадке, стараясь понять, в чем дело.

– Сынок, обратилась она внутрь квартиры, – ты же слышал: нам звонили, да?

– Звонили, – подтвердил вышедший на площадку Славик. – А что, никого нет?