Письма (всего семь) я от тебя получил, ну а отписываю лишь пятое, сама знаешь, Ленуся, что времени у меня свободного не так много, как в твоем распоряжении. Но ты не обижайся, а продолжай писать так же часто, у меня на душе от этого становится радостней.

Значит, вы купили диван-кровать "Ладогу", а клопы в нем заводиться не будут? Со следующей получки ты сможешь купить стол и пару стульев к нему, тогда твоя мечта сбудется. Деньги я здесь никуда не трачу, постараюсь за питание в этом месяце не платить (проведу по бухгалтерии так, чтобы все сошлось), и вырученную сумму вновь вышлю тебе. Ты почему-то не пишешь, закончила ли вставлять себе зубы, привыкла ли к ним, не болят ли, постарайся меньше ими кусать твердое, а то ты любишь орехи грызть… Не забудь сменить в марте паспорт, а то придется за просрочку платить штраф.

Деньги я тебе посылал с доставкой на дом, заплатив всего за пересылку 2 руб. 50 коп. А то, думаю, пойдешь получать крупную сумму и, не дай Бог, потеряешь по дороге или еще какая неприятность случится. В следующий раз снова так буду посылать. Только ты, пожалуйста, на виду у всех их не держи и квартиру открытой не оставляй.

Ну что тебе еще написать? Теплеет у нас. Мороз упал до семи градусов, уже ручейки потекли. Лес здесь хороший, лучше, чем в Тагиле-4. Думаю, что тебе здесь понравится. Приеду – поговорим более подробно обо всем. Ты, предчувствую, засыплешь меня вопросами, как прокурор; будешь допрашивать всю ночь. Ты только приготовь хорошую бутылочку красненького: ведь нужно не только 8-е Марта, но и наш десятилетний юбилей отметить.

Как тебе нравятся новые платья, хорошо ли пошили? Приеду – наверное, не узнаю тебя, – с новыми зубами, покупками. Кстати, ты случайно не поправилась? Ленчик, сильно толстеть тебе не нужно, старайся больше двигаться.

От родных, значит, писем нет. Я им отсюда тоже послал письмо, но ответа еще не получил, еще напишут, надеюсь…"

34.

Подготовка к торжественному юбилейному мероприятию – банкету – действительно отняла у Игоря немало сил и времени. Те, кто веселятся, празднуют и отмечают, вряд ли думают об устроителе сего приятного мероприятия: им хорошо, и ладно. Но вот когда чем-то не угодишь, тогда уж, конечно, к ответу требуют исполнителя: почему, мол, такой-сякой, не постарался, не угодил, не предусмотрел?! Со временем, конечно, Драйзеров-старший поймет, в какую кабалу, в какую холуйскую зависимость попадал он со своей интендантской должностью и постарается уйти на пенсию досрочно, но пока, по молодости, он со своей добросовестностью, порядочностью и дисциплинированностью был просто незаменим на ней на радость генералам и прочим начальникам, обожающим прекрасно и сытно сервированный стол … В общем, замотался, запарился Игорь, а потому на семь Лениных писем успел ответить лишь на пять, да и то пятое посылал с задержкой. Тут уж пришла очередь поволноваться Лене. Не дождавшись ни письма, ни денег (и без того хрупкое, непрочное женское терпение лопнуло), она решила "бить в колокола": отзовись, мол, отзовись! Драйзерова вдруг впервые всерьез осознала, как сильно она зависит от Игоря. Именно в материальном отношении. Ей даже стало жутковато, страшно от мыслей, что он может просто от нее уйти, бросить ее, оставить. Причем Лену волновало не столько само расставание с ним, сколько потеря в его лице источника финансирования. Эта болевая мысль и сквозила в тревожном послании мужу и параллельно – начальнику части, с головой выдавая автора: не супруг дорог, а его средства.

"29 февраля. Здравствуй, родной Игорь! В первых строках хочу сообщить, что с пятнадцатого февраля не получаю твоих писем. Что с тобой, ты же вначале так хорошо и добросовестно писал?! Почему же сейчас ты не пишешь, что с тобой, еще раз спрашиваю? Я выезжаю к тебе и на месте узнаю, в чем дело. Я здесь нахожусь, как на иголках. Посылала телеграмму – никто не отвечает. – В это время Игорь уже находился в Свердловске, в штабе тыла, куда его срочно вызвали с отчетом по службе. На следующий день он уже будет дома, но она, естественно, этого еще не знала и продолжала мучиться страшными предположениями, догадками. – Завтра еще вызову тебя на переговоры. Денег уже нет, и я так сильно беспокоюсь, как мы со Славиком будем дальше жить. Я хотела здесь устроиться на работу, но ты мне в свое время не разрешил, а теперь то место занято… Я никогда от тебя этого не ожидала. Или, может, ты куда уехал?.. Сколько можно ждать, сил моих больше нет. Славу теперь придется сорвать из школы и приехать самим, чтобы узнать, в чем дело. Но почему все же нет писем?.. Если почтальониха не перехватывает, то в нашем подъезде они не могут затеряться, поскольку я все время слежу за почтой… Здесь что-то не так. В своем первом письме ты меня упрекал за долгое молчание. Но молчание это было продиктовано как раз твоим молчанием. Сколько я тебе ни пишу – ответа нет и нет. Я не могу больше ждать. Сообщи, пожалуйста, где ты…"

Эмоции у женщин, повторимся, всегда превалируют над разумом, потому-то и в истерику чаще всего впадают представительницы слабого пола. В таком состоянии они, конечно же, склонны к преувеличению, к излишней драматизации событий. В письме командиру части Лена вообще представила все в черных тонах: получалось, что она не за последние дни, а якобы за все полтора месяца, пока Игорь находился на новом месте службы, не получила от него ни единой строчки и ни единого рубля.

За неделю до этого Лена познакомилась с одним молодым человеком, вернее, он с ней познакомился в продуктовом магазине, где она брала молоко, а он – вино. Молодой человек еще тогда пошутил, обращаясь к Драйзеровой:

– Давайте скооперируемся. Если мне будет плохо, вы меня будете отпаивать молоком, а если вам вдруг станет зябко от холодного молока, с радостью предложу вам сто пятьдесят-двести граммов вина для сугрева.

На что Лена тогда отреагировала небрежно:

– С первым встречным не пью, а такую гадость, – мужчина взял бутылку мадеры, – и подавно.

– Хорошо, – пошел на дальнейший контакт мужчина, – с вами, очаровательная мадмуазель, я готов распить не одну бутылку шампанского – целый ящик. Только скажите, где и когда, и я тут же, бросив все дела, всех подруг и друзей, прилечу к вам на крыльях пылающей страсти.

– Спасибо, не нуждаюсь, – Лена, ускорив шаг, поспешила к выходу, а он догнал ее и тут же, на ходу, настрочил в блокноте свой адрес и как к нему, страстному мужчине, добираться. Вырвал листок и насильно всунул ей в руку:

– Заходите в любое время дня и ночи. У меня сейчас отпуск, поэтому все время дома. Не волнуйтесь: хоть в настоящее время и разведен, женщин не насилую – только по согласию.

К своему удивлению, Лена бумажку не выкинула, а положила в ридикюль; в общем-то, сделала это не столько осознанно, сколько машинально, уже на следующий день забыв о ее существовании… И вспомнила о ней, когда собралась бежать на почту отправлять вышеупомянутые письма. Вот тут-то, задыхаясь от безвестности и одиночества, Лена почувствовала, как необходимо ей в данный момент общение с живой душой, пусть незнакомой, мало знакомой, но не отталкивающей ее, а напротив – стремящейся к сближению.

Иван, кто сунул ей в руку записку, жил недалеко от центра города, поэтому нужную улицу Лена отыскала быстро. И звонить долго не пришлось – он как раз был дома и открыл сразу же после первого звонка. Нисколечко не удивившись ее приходу, он принял гостью как старую, добрую знакомую, что, конечно же, в свою очередь несколько шокировало Драйзерову:

– Можно подумать, что женщины к вам приходят табуном, и вы к этому относитесь как к должному.

– Что вы, – выкрутился Иван, – таких красавиц, как вы, еще поискать надо. А чтобы целый табун сыскать, так, наверное, всю жизнь надо на это положить. Признаться, меня такая перспектива вряд ли устраивает, поэтому стараюсь обходиться скромными запросами, ну и, конечно, не упускать счастливый случай, предлагаемый судьбой, как, допустим, встречу с вами.