Литмир - Электронная Библиотека

Упершись в своем мысленном забеге в самого себя, он старается переключить все свое внимание на внешний мир, благо есть повод – надо идти на работу. Надевает как броню свое партикулярное платье и покидает квартиру.

Снаружи холодно и ясно, хотя солнце периодически застилает облака, как знаки судьбы, которые никто до сих пор не научился читать. На душе становится легко, словно у него день рождения и ему снова всего лишь от роду пять лет. Даже встречные сегодня почти не раздражают, как на время притихшая экзема: неприятно, что она есть, но пока не беспокоит. В агентстве на Чистых Прудах получает наряд на 10 писем и начинает свою неспешную прогулку по городу: отличный способ опроститься, заглядывая ненароком под личиной курьера в чужие истории, – офис, издательство, квартира, модельное агентство, бизнес-центр, архитектурное бюро, офис, офис, офис. Баста.

Сидя в чебуречной перед заслуженной кружкой пива на Страстном бульваре, он прислушивается к гулу голосов вокруг, пытаясь разобрать, о чем говорят за соседними столиками будущие инженеры человеческих душ: излюбленном месте студентов Литинститута. Сердце щемит от зависти к наличию идей у соседей, к которым он ревнует из-за ощущения того, что их жизнь проходит не напрасно и их или уже публикуют, или будут публиковать, что их ждет успех и признание.

В духовном вакууме собственного мегаэгоизма ему отчаянно обидно, что его никто не обожает: он жаждет поклонения, но его даже не замечают, словно он предмет мебели. Он чувствует себя как будто напрасно распятым: несмотря на добровольную крестную смерть никто не хочет верить, что он Бог. Хочется кого-нибудь убить.

И тут к нему подсаживается изрядно помятого вида девица легкого поведения: излишне яркий макияж, вульгарная одежда, похабные ужимки дрессированной обезьянки, обученной клянчить деньги, – и просит его угостить:

– Лапа, чего грустишь? Не угостишь девушку пивом?

«Наверняка сейчас появится подруга, – отмечает он про себя, прикидывая, насколько он может позволить себе потратиться, – попробуют меня раскрутить на бабки. Интересно, она делает минет только за деньги или может и бесплатно обслужить? Сказать ей какую-нибудь гадость? Наверняка сделает вид, что это ее не касается, пока все деньги из меня не вытянет».

Предсказуемо появляется ее подруга и бесцеремонно занимает место рядом с ней: она подшофе, истерически смеется каждые 30 секунд и все время подмигивает, словно ее мучит нервный тик.

– Лапа, это Наташка. Угостишь и ее пивом, будь джентльменом.

– А как тебя зовут, красава? – тянет та и смеется.

– Я Мастер, – неожиданно решает он, словно бросает вызов всем тем молодым и непризнанным гениям, ведущую такую недоступную для него жизнь.

– Ха, ха, ха, – давится от смеха Наташка, – а вот твоя Маргарита, – и тычет в бок своей подруге.

– Это точно, – шмыгает та носом и подтверждает, – меня и, правда, зовут Маргарита. Это судьба, не правда ли, Лапа? За это надо выпить. Закажи нам водочки!

Он внимательно следит за движением ее ярко накрашенных губ, которые то растягиваются в ленту ухмылки, то собираются в пучок вокруг выпускаемой струйки табачного дыма, когда она вынимает свою сигаретку, чтобы ею очертить перед носом у Гроссмана широкую загогулину, а он неотступно думает о том, почему все публичные женщины так любят красить губы в ярко-красный цвет, словно воспроизводя этим актом свои гениталии на лице.

Когда словесный напор шлюх становится нестерпимым, покупает нехотя бутылку самой дешевой водки и разливает ее по рюмкам, жадно заглатывает две стопки подряд и, снисходительно глядя на ужимки пьяных баб, безуспешно пытающихся понравиться, ждет, когда окружающий мир утратит свою неприятную четкость и станет чуть ярче и чуть неопределенней.

Для усиления эффекта он растворил в бутылке таблетку антидепрессанта и, когда окружающая действительность начинает плыть, а голоса доносятся словно издалека, слабо различимые сквозь шум прибоя крови, ему вдруг приходит в голову идея стать психопатом и убить этих нелепых существ, которые усиленно имитируют перед ним то, что в их среде именуют флиртом.

Та, что назвалась Маргаритой, нестерпимо-медленно тянется к нему своими ужасными руками с жирными и короткими пальцами, унизанными дешевой бижутерией, словно щупальца омерзительной твари, собравшейся полакомиться его плотью. Ох хватает вилку и всаживает в пухлую ладошку алюминиевые зубцы, которые легко гнутся, словно картонные, не причинив никакого заметного вреда домогающейся до него женщины.

Неудачная попытка причинить ей увечье приводит Маргариту в совершенный восторг, воспринимая поведение Гроссмана как отчаянную попытку эпатировать ее, чтобы произвести впечатление крутого мачо. Она мило визжит, словно так и надо, чем выбешивает Гроссмана окончательно. В отчаянии он сует руки в карман своего видавшего виды макинтоша и нащупывает ручку кухонного ножа, который и выдергивает на свет Божий к вящему своему ужасу, а затем, словно наугад, тычет перед собой и старается глаза зажмурить или на худой конец отводить их в сторону, чтобы не видеть, как попадает.

Лезвие ножа сначала упирается во что-то твердое, но тут же соскальзывает и входит по самую рукоятку в «мягкое», он инстинктивно в страхе отдергивает руку, но тут же снова тычет и так много-много раз, без счета и уже без всякого сопротивления чужой плоти, про себя повторяя, словно заклинание перед сном, чтобы поскорей заснуть:

«Раз овца, два овца, раз овца, два овца», а буквы-то, черт побери, при возглашении сами собой переставляются в «Агнец Божий, Агнец Безгласый», жертва Богу угодная, а фоном звучит хорал «с опресноками чистоты и истины», ибо «наша Пасха, Христос, заклан за нас» и возносится ввысь ангелическими голосами с таким демоническим звучанием, словно зуд душевный в неизбывную радость переходит, а мелодия все гудит басом, словно в пустой бочке пчела «Ради крови Завета обрезания и пасхальной крови Я избавил вас из Египта» и «Стал я Агнцем Божиим, вземлюющим грех мира».

-3-

Каждый раз встречая его, он не знает, что ему сказать: он кого-то ему напоминает, но он не может вспомнить – кого?

«Омерзительный тип, самое непонятное – что он делает каждое утро в ванной комнате? Зачем он мне строит рожи, пока я привожу себя в порядок после вчерашнего?» – словно злой демон неотрывно следит за Гроссманом и пародирует каждое его движение. Ему стоит невероятных душевных усилий, чтобы сразу не разбить зеркало и не избавиться навсегда от незнакомца.

Он решает помолиться: может, это ему поможет, – и запирается в туалете. Сидя на унитазе, он молится Господу своему как может, так как убежден, что именно такая жертва ему угодна, ведь она искренна и от всего тела, строго по словам божьим «бескровная и добровольная». Этот абсолют святотатственный акт избавляет его от каких-либо сомнений относительно своей исключительности: каждый раз извергаясь, он чувствует свою правоту, словно избавляется от мерзости душевной, олицетворением которой являются фекалии, – позволяя и дальше двигаться по своему пути в долину смерти.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

6
{"b":"865536","o":1}