«Это не месть – это возмездие», – проносится у него в голове и, чтобы избавиться от ответственности за совершенное, он подносит дуло пистолета к виску и нажимает на курок. Хлопок выстрела, и наконец-то покой.

-2-

Гроссман очнулся и с недоумением смотрит на монитор своего ноутбука, который призывно мерцает белизной электронного листа. Голова раскалывается, словно ему в висок вбили гвоздь. Мысль о гвозде заставляет его сосредоточиться на идее о том, что именно боль является движущей силой творчества: ни любовь, ни честолюбие, ни дерзость, ни альтруизм, ни эпатаж, ни романтизм, – нестерпимое желание избавиться от мыслей, которые разъедают его мозг изнутри, словно кислота выжигает плоть…

«Почему я не могу подобрать адекватные слова к моим неадекватным мыслям, – на глаза наворачиваются слезы, – словно нам всем с детства мозги корежат настолько, что ничего неординарного они не могут вместить: любой успех измеряем деньгами, словно нет ничего другого, ради чего стоило бы жить. А ради чего стоит жить? Секс, наркотики, рок-н-ролл? Вот у кого вся впасть и все поклонение – у рок-звезд. Они наши боги, вот у кого серебряные и золотые гвозди в мозгах, через которые им напрямую транслируют музыку, под которую мы все пляшем. Настоящую музыку небесных сфер. Мне бы такой телуривый гвоздь в затылок и астральный рок-н-ролл до скончания веков».

Тут он замечает, что отвлекся от первоначальной идеи сосредоточиться на боли, потому что боль прошла. И теперь идея о том, что именно боль является движущей силой творчества, не кажется сейчас такой очевидной, как несколько минут назад. И монитор начинает раздражать своей пустотой.

«Вот было бы у меня слов побольше, я бы из них смог скроить для своих идей достойную одежду, чтоб не стыдно было их людям показывать», – закрывает ноутбук и отправляется в ванную приводить себя в порядок. Бреется и, глядя на себя в зеркало, отмечает, что вместе с щетиной словно безжалостно и безболезненно срезает отросшие за день воспоминания, отчего лицо наяву заново рождается, гладкое и опрятное.

«Как попка младенца», – подсказывает ему услужливо память эпитет крайне сомнительный, но отягощенный аллюзиями на Гомера Симпсона и весь сардонический юмор Мэтта Грейнинга, создавшего самого влиятельного персонажа американской истории, переплюнувшего Авраама Линкольна, Мартина Лютера Кинга и Томаса Джефферсона.

«Вот бы и мне так – фальсифицировать историю, сумев вымыслом заместить реальность. Кто-то говорит, что историю пишут победители, кто-то, что это процесс объективации божественного промысла, а на самом деле это становление коллективного бессознательного. Как Гомер – субъективная коллективная голливудская сублимация американского юмора. Вот чего мне не хватает – доброты. Точно – чуткости, нежности, легкой иронии и теплоты. А еще немного секса. О, да – мачизма с мужественной мускулатурой и легкой небрежности во внешности. Женщинам это нравится».

Гроссман внимательно, можно сказать ревниво, вглядывается в свое отражение, пытаясь найти в себе недостатки, и не видит ни одного: он само совершенство, безупречный во всем, – одно для него непонятно – почему женщины этого не замечают? С мысли о сексе и женщинах он невольно соскальзывает в воспоминания о своих связях и, залезая под душ, начинает непроизвольно сочинять рассказ под струями горячей воды. Название обнадеживает – «Порванный презерватив».

Такое случается с каждым мужчиной: рано или поздно, но случается, – вам начинает надоедать ваша женщина. Не так, чтоб очень, но с ней становится предсказуемо-неинтересно и хочется каких-то перемен. Требуется что-то новое. И тут возникает соблазн, начинающий после каждого соития будоражить где-то там на самом глубоком дне души давно угасший и превратившийся в черную слизь пепел вашей похоти и подтачивать верность любовных клятв провокативным едким вопросиком: «Я не попробовать ли мне это с проституткой?»

Когда это случилось со мной, я маялся от скуки, так как мне все уже давно осточертело, и хотелось перемен. Мной двигало простое любопытство относительно того, насколько далеко я позволю себе зайти. Лазая по сайту знакомств и перебирая анкеты, легко можно определить, кто здесь просто так, типа меня, а кто действительно по делу, выставив в сети свою фотографию лишь ради того, чтобы ясно обозначить те услуги, которые готов предложить: естественно, это секс, а детали и цена оговариваются по переписке.

Доверять таким анкетам гиблое дело, но глаза и фантазии мужчин всегда оказывают им медвежью услугу: все равно веришь, что если на фото горячая нимфетка, просто мечтающая о грязном сексе, то это действительно длинноногая модель без мозга, а не 50-летняя толстуха на свиноферме, от которой пахнет как от привокзального нужника. В этом смысле я ничем не отличался от остальной безмозглой половины человечества, когда задавал вопрос жгучей брюнетке 30-ти лет без комплексов: «Сколько стоят ваши услуги и как можно с вами связаться?».

Ответ пришел почти мгновенно: «1500 рублей в час, звони 8-966-666-06-66, в любое время. Лучше сейчас». И черт меня дернул позвонить.

Голос обнадеживал: низкий, с вульгарной хрипотцой и южно-русским акцентом, – который назвал адрес и попросил уточнить время, когда меня ждать. Мне было уже неловко отказаться, пришлось ехать.

Ее квартира была в районе станции Перерва, на 1-й Курьяновской улице: это было сплошное безумие – приехать сюда, в такую дыру, аж из Лефортово – и ради чего? По дороге, чтоб подстраховаться, я купил упаковку Виагры и заглотил здоровенную синюю пилюлю, прежде чем подняться в квартиру. Как известно, невинность можно потерять только один раз, но может ли ее потерять тот, у кого ее изначально не было или кто в нее просто не верил?

Во всяком случае, как оказалось, я слишком хорошо думал о себе, так как действительность превзошла все мои самые смелые ожидания своей нелепостью и новизной роли, в которой я оказался.

Дверь мне открыла излишне суетливая и немного испуганная провинциалка крупных, но не лишенных приятности форм. Она так хлопотала лицом, что все время казалось, что ее огромные с червоточинкой яблоки глаз выпрыгнут из орбит и поскачут по полу на перегонки куда глаза глядят. Действие Виагры не оставляло мне времени на то, чтобы привередничать и предъявлять к ней претензии за то, что ее компьютерный аватар не соответствовал действительности: мы немедленно приступили к постельным процедурам, но перед тем, как овладеть ею, она водрузила на орган моей страсти с особой осторожностью презерватив двумя пальчиками, – именно так, при этом старательно оттопыривала все остальное на руке, словно или боялась прикоснуться ими к моим гениталиям, или искренне верила, что именно так ведут себя интеллигентные женщины, но при этом здорово смахивала на жеманную Кустодиевскую купчиху.

Интенсивность нашего одноразового общения благодаря принятому мной препарату была так велика, что когда мы закончили наши межполовые упражнения, то на моем изрядно потрепанном копье желания были лишь жалкие остатки силиконовых лохмотьев вокруг узенького колечка, надетого на него в знак свободы от всяких обязательств в любовной верности кому-либо.

Увидев стертый до основания презерватив, невезучая на безопасный секс проститутка так перепугалась, что рухнула в обморок: пришлось изрядно попотеть, чтобы сначала привести ее в чувство, – а после весь вечер взаимодезинфицироваться мирамистином и давать клятвы верности друг другу в том, что ничем дурным до нашей роковой встречи мы не болели, боясь расстаться словно два робких любовника, не доверяющих собственным чувствам. Страх за собственную жизнь, так нелепо разменянную на желание пощекотать себе даже не нервы, как это практикуют отдельные рисковые люди, а просто придатки собственного гедонизма, превалировал в настроении и крутился проклятым безутешным вопросом в голове – и ради чего все это? Чтобы яснее осознать, что я мелкое трусливое ничтожество?