Понятые сели на стулья у стены, с интересом наблюдали, что творится в доме, с восхищением оглядывали интерьеры и стоящие в нишах античные статуи. Гадали – как можно обыскать такой огромный дом?

Неожиданно в гостиную вбежала маленькая толстозадая женщина сорока лет южной национальности, стала извиняться:

– Александр Иванович, простите, так крепко спала…

– Всё нормально, Лола, принеси мне, пожалуйста, кофе. Ну, тот, что я люблю, и гостям чашки!

Сотрудники полиции продолжали ходить по комнатам, заглядывали под кровати, открывали шкафы, простукивали стены.

Неожиданно занавес, прикрывающий вход на второй этаж, зашевелился. Из-за него показалось детское лицо.

Бойко насторожился. Быстро встал и прошёл к лестнице. Из укрытия вышел мальчик, немного полный, с круглым светлым лицом и русыми короткими волосами. Он проскользнул мимо Игоря прямо к столу, прижался к сидящему Ефимову, обвил тонкими руками его шею, стал испуганно оглядываться.

– Не волнуйся, Даня, – Ефимов ласково похлопал сына по рукам, – всё нормально. Это формальность.

– Папа, ты же только освободился! – взволнованно залепетал мальчик.

Ефимов осторожно пригнул его голову к себе и поцеловал в макушку:

– Они сейчас посмотрят и уйдут. Иди к себе, поиграй! А я сразу к тебе зайду.

Даня отошёл от стола и снова повернулся к отцу:

– Папа, ты обещал, что больше в тюрьму не пойдёшь!

– Конечно, сынок! Не могут же они арестовать невиновного человека!

Мальчик улыбнулся, прошептал губами:

– Я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю, – отозвался Ефимов и приветливо помахал сыну. Тот неторопливо стал подниматься по лестнице.

В гостиной появилась Лола с чайником в левой руке. Правой она ловко держала поднос, на котором стояли блестящая металлическая банка с надписью поперёк «Кофе растворимый натуральный», сахарница, кувшинчик с молоком, чашки и ложки.

Ефимов помог ей поставить всё на стол и попросил принести овсяного печенья. Когда женщина ушла, предложил гостям:

– Угощайтесь! – пододвинул себе чашку, налил в неё кипяток. Открыл банку с кофе и взял оттуда несколько ложек коричневого порошка, положил в воду, стал мешать. – Никак не могу отвыкнуть от этой гадости! Ещё со времён СССР запал мне в душу. Может, ностальгия по тем временам? Все в доме пьют натуральный, а я вот только такой кислый с молоком! Не хотите вспомнить молодость?

Алексеев покрутил головой, встал и вышел на зимнюю веранду, начал осматривать врезные шкафчики, помогать подчинённым.

Рыков согласно кивнул и присел за стол рядом, пододвинул к себе чашку, усмехнулся:

– Я тоже такой в юности любил, родители где-то доставали, но другого и не было!

– Да, много чего не было, много чего было, – согласился Ефимов, добавляя молоко в чашку и неторопливо помешивая.

Лола принесла печенье и скрылась на кухне.

Рыков решил поддержать разговор:

– Сколько вашему сыну?

– Скоро одиннадцать, – улыбнулся Ефимов, – хороший мальчик, добрый. Не представляю, как он будет жить в этой стране. Готов сделать для него всё что угодно.

Рыков пожал плечами:

– Повзрослеет, научится. В детстве все были хорошими, потом некоторые поменялись.

– Поменялись те, кто никого не любил, – возразил Александр.

– А вы любили? – с усмешкой спросил Рыков.

Ефимов усмехнулся.

– Намекаете? – откусил печенье и хлебнул кофе, с наслаждением пожевал. – Я много накосячил, но первый срок за оружие тянул. Видели, наверно, в сведениях? Так вот, я тот пистолет своего старшего брата на себя взял. Ему за повторное лет восемь грозило, а он уже тогда болел, с онкологией боролся. А я несовершеннолетний был, меня в колонию отправили на два года, вышел через год за хорошее поведение. Любил брата очень. А вы говорите…

– И как брат, поправился?

– Не совсем, но прожил ещё долго, недавно похоронили.

– Это не любовь, – отрезал Рыков. – Ты просто избавил преступника от заслуженного наказания, это неправильно и аморально.

Ефимов кивнул.

– Аморально? Да, избавил, потому что любил… А вы вот, товарищ подполковник, сможете своей свободой пожертвовать ради любимого человека?

Рыков вздохнул:

– За любимого человека сесть в тюрьму? Это смешно! Преступник должен отвечать за то, что совершил! И никакая любовь его спасти не может и не должна! А ты прекращай свои занзибарские уловки! Кто Марину убил?

Ефимов не ответил, покачал головой, спросил:

– Можно закурить?

– Да ради бога, – согласился Рыков, прихлёбывая кисловатый кофе. Увидел, как Алексеев подаёт ему знаки из коридора и вышел к нему.

Тот взял Виктора за предплечье, сообщил:

– Похоже, ничего интересного здесь не найдём, – разочарованно сообщил он. – Заберём компьютеры и телефоны, будем изучать содержимое. Может, там что есть.

Рыков согласно пожал плечами:

– Ты здесь главный, тебе решать.

Муж в течение многих лет службы приходил домой поздно или вообще не появлялся до следующего вечера, но это Анну раньше не беспокоило. Она знала, за кого выходила замуж. Видела, что среди оперативников больше половины разведены, и объясняла это трудностями семейной жизни. Браки разрушались от постоянного отсутствия супругов дома из-за усилений, засад и командировок, их опасной работы и профессионального риска. Она гордилась, что смогла выдержать все неурядицы, вырастить детей в любящей полной семье.

Но теперь, после двадцати лет брака, у неё точно открылись глаза. Вероятно, за пеленой созданного ею искусственного героизма службы она была слепа и не видела истинных, более глубоких причин разводов, а может, не верила в них. Как посмеялись бы над ней сейчас те бывшие жёны, бросившие своих неверных супругов!

Скрывающаяся ранее мерзость, возмущённая невниманием к себе, стала выходить на поверхность, бить фонтаном, обливать с ног до головы зловонной грязью. И не увидеть её стало совершенно невозможно! Это оказалось реальное, безудержное распутство неконтролируемых кобелей, поверивших в свою безнаказанность, прикрывающихся служебной необходимостью. Пользующихся неограниченным доверием, наивным душевным пониманием жён, что их мужья несут ответственную миссию – помогать людям!

После начавшихся регулярных звонков неизвестного её сознание словно перевернулось. Каждая задержка Рыкова теперь казалась ей изменой, а отсутствие его ночью – запланированной попойкой со шлюхами в банях и пригородных отелях.

После прошлой засады у ресторана она уже ждала звонка как неотъемлемый атрибут их новых отношений с мужем. Как недостающее ранее звено, соединяющее их семейную жизнь интимным греховным многоугольником.

На этот раз неизвестный сообщил, что встреча будет проходить в массажном салоне на проспекте Большевиков, назвал номер дома.

Анна посмотрела адрес на Яндексе. Это было недалеко от метро, и можно было такси не брать, но надо было дождаться конца, когда муж выйдет из салона. А потом свершить правосудие, посмотреть в глаза его очередной пассии. Высказать ей всё, что о ней думает. Послушать её жалкий бессмысленный лепет оправданий, плачь и мольбы.

Изредка муж действительно жаловался на боли в спине, и они вместе шли к остеопату недалеко от дома. Но массаж! Рыков никогда не рассказывал, что ходит разминать свои мышцы. Воображение Анны уже рисовало массажную кушетку, обнажённые тела и возбуждённые сладострастные стоны.

Был десятый час, но дети ещё домой не пришли. По пятницам они частенько встречались с друзьями и задерживались допоздна – назавтра занятий не было.

Анна позвала кота, положила ему в блюдце немного сметаны. Тот молча подошёл и принялся есть. Никогда не благодарил за еду, надменно считая это обязанностью хозяев.

Она быстро оделась и не стала вызывать такси – поймать частника на улице можно было гораздо быстрее и дешевле. Проверила наличные в кошельке и вместе с телефоном положила в карман куртки. Вернулась на кухню, взяла складной нож, сунула в карман. Вспомнила, как порезалась, и решила переодеться – надеть чёрную куртку мужа с красными погонами – в ней карманы глубже. Затем вышла на улицу.