* * *
У меня не будет возможности потакать своему настроению до гораздо более позднего вечера. Когда празднества заканчиваются, я, Франко и Катерина вместе со своими друзьями отправляемся на нашу собственную афтепати. Катерина убеждает нас пойти в ее любимый бар, закусочную в стиле двадцатых годов, и вскоре мы рассаживаемся полукругом на бархатных и кожаных диванах у кирпичной стены, потягивая коктейли из секретного меню.
Виски приятный на вкус после такого количества шампанского, тяжелый и дымный на моем языке. Я оглядываю зал и ловлю взгляд высокой, стройной рыжеволосой девушки, сидящей у бара, одетой в короткое мини-платье из зеленого бархата. Она почти сразу встает, направляясь ко мне на каблуках, которые подчеркивают каждый дюйм ее ног длиной в милю, и у меня немного пересыхает во рту, когда я думаю о том, каково это, когда они обвиваются вокруг моей талии, или, еще лучше, моей головы, пока я вижу, сколько раз я могу заставить ее кончить своим языком. Безусловно, мне больше всего нравится в Манхэттене то, что в этом городе, казалось бы, бесконечное количество женщин. Не думаю, что я когда-либо спал с одной и той же дважды.
Рыжеволосая останавливается передо мной, склонив голову набок.
— Не думаю, что я когда-либо видела тебя здесь раньше.
Я дарю ей свою самую очаровательную улыбку, протягивая руку, чтобы ослабить галстук.
— Это потому, что я никогда здесь не был. — Медленно я позволяю своему взгляду скользить по ней, отмечая ее узкую талию и маленькую грудь. На ней нет бюстгальтера под платьем, и я вижу, как ее соски упираются в ткань.
— Ты выглядишь как Рождественский подарок.
Ее длинные ресницы трепещут.
— Ты можешь развернуть меня, если хочешь.
Очень смело. Мне нравятся женщины, которые думают, что могут быть главными. Становится еще слаще, когда они узнают, что всего через несколько минут в моей постели они будут влажными и будут умолять о большем. Она улыбается мне, кивая головой в сторону богато украшенной двери в задней части бара, которая ведет в дамскую комнату.
— Сейчас вернусь.
Я знаю, что это приглашение. На мгновение я колеблюсь, задаваясь вопросом, действительно ли я хочу, чтобы сегодняшний вечер прошел именно так. Минет или быстрый трах в кабинке туалета, какими бы роскошными они ни были, меня больше не привлекают. С другой стороны, я был бы не прочь узнать, как ощущаются ее полные губы на моем члене.
Сделав еще глоток своего напитка, я решаю подождать, пока она вернется. Я люблю не торопиться, и это лучше всего делать в моей двуспальной кровати или, может быть, на кожаном диване. А еще лучше, у окна с видом на город. Кроме того, я с усмешкой думаю про себя, допивая напиток, будет лучше, если она узнает, кто сегодня будет командовать.
Мой мобильный телефон жужжит у меня в кармане, и я тянусь за ним, внутренне застонав. Я не знаю, кто мог звонить мне в такое время ночи, любой, с кем я мог бы захотеть поговорить, уже здесь. Что означает, что это, вероятно, будет не тот, кого я хочу услышать.
Конечно же, это Дон Росси.
Блядь.
Я встаю, бросаю взгляд в дальнюю часть бара, чтобы посмотреть, появилась ли рыжеволосая, прежде чем мне придется заняться Франко, и затем выхожу на улицу. Все, что я хотел сделать после последних нескольких отупляющих часов, это пропустить пару стаканчиков, найти самую горячую девушку в баре и отвезти ее домой, чтобы я мог забыться в сладком забвении идеальной фигуры и хорошей киски. Последнее, что я хочу делать сегодня вечером, это тушить пожар для моего босса.
— Лука, ты нужен мне на складе в Челси, немедленно. Как только сможешь туда добраться. Что бы ты ни делал или с кем бы ты ни был, брось ее и приезжай сюда.
Я подавляю стон. Неужели кто-нибудь другой не может справиться с этим одну чертову ночь? Я как раз собираюсь сказать именно это, когда Росси продолжает, и от слов, которые слетают с его губ, у меня по спине пробегает холодок.
— У них София.
ЛУКА
В доках пахнет рыбой и мусором. Я шагаю по причалу к складу, чувствуя, как напрягаюсь, приближаясь к нему. Я чувствую перемены в себе, в человеке, которым я становлюсь, когда требуется выполнить эту часть работы. Я не получаю удовольствия от пыток, но Братва отняла у меня слишком много, чтобы с моей стороны могли быть какие-то настоящие колебания. Я видел тело моего отца перед похоронами. Это должен был быть закрытый гроб для всех остальных. Вот насколько ужасны были вещи, которые они с ним делали.
Сегодня вечером мне все давалось ни капельки не сложно. Все, что для этого потребовалось, это эти три слова: у них София.
Меня не так уж сильно волнует сама девушка. Я не видел ее с тех пор, как ей было двенадцать. Но мой отец умер, мстя за нее. Он дал клятву, и будь я проклят, если позволю этим гребаным русским устроить смерть моего отца, и отца Софии напрасно. Жениться на Софии Ферретти, это последнее, что я хочу сделать. Но я еще ни разу не нарушал обещаний и не собираюсь начинать сейчас.
Внутри склада на стуле сидит мужчина со связанными за спиной руками. Его рот уже окровавлен, глаза опухли и чернеют, и я вижу Росси, стоящего там с несколькими его людьми, окружившими кресло. У мужчины смирившееся выражение лица, как будто он уже знает, чем все это закончится. Он знает, что не выйдет отсюда живым. То, что он говорит или не говорит, зависит от того, сколько боли лежит между настоящим моментом и этим концом.
— Лука. — Голос Росси сух и невозмутим. — Рад тебя видеть.
— Я добрался сюда так быстро, как только мог. Кто это?
Один из людей Росси сплевывает на пол.
— Его зовут Лео. Он один из псов Братвы. Но мы уже знали это.
— Мы больше ничего от него не добились, — мрачно говорит Росси. — Несмотря на работу, которую мои люди проделали с его лицом. Поскольку это так лично для тебя, Лука, я подумал, что, возможно, здесь могло бы пригодиться твое мастерство.
Я хмурюсь, направляясь к стулу. У мужчины отчетливо русские черты лица, его седеющие светлые волосы стали жесткими от засохшего пота и крови у линии роста волос. Он поднимает голову, когда я подхожу к нему, на его лице явно написано отвращение.
— Итак, Лео, это правда? — Я сажусь на корточки перед ним. — Ты из Братвы? Ты подчиняешься Виктору Андрееву?
— Пошел нахуй, — говорит он своим голосом с сильным акцентом, сплевывая на землю. — И твои дети тоже.
Удар наносится прежде, чем он успевает это увидеть, мой кулак соприкасается с его щекой с тошнотворным стуком и звуком ломающихся зубов. Из уголка его рта сочится кровь, он прикусил язык.
— У меня нет детей, — хладнокровно говорю я. — Но я могу быть уверен, что и у тебя их никогда не будет, если ты не будешь говорить.
— Ты собираешься убить меня. Так что поторопись и сделай это. Я не скажу ни слова. — Он выплевывает еще один глоток крови.
— Может быть, и нет, — говорю я непринужденно. — Может быть, я отрежу тебе яйца и отрежу несколько пальцев, а затем позволю тебе вернуться к своему хозяину, как кастрированному коту. Может быть, я позволяю тебе жить такой жизнью, вместо того чтобы милосердно убить тебя. Ты не заслуживаешь доброй смерти, Лео. Но ты можешь ее заслужить.
Краем глаза я вижу мрачную, удовлетворенную улыбку Росси. Он позвал меня сюда не просто так, я лучший в этой игре. Даже лучше, чем он, и он это знает, потому что получает слишком много удовольствия от пыток. Он не знает, когда остановиться, но я умею останавливаться. Я делаю ровно столько, чтобы заставить их говорить, и как только они понимают это, то выкладывают все, что знают, от секретов босса до рецепта бабушкиного печенья.
Этот парень собирается сделать то же самое. Он просто еще не знает этого.
Тридцать минут спустя мужчина рыдает. У него разбита губа, два зуба на бетоне, и один из его ногтей торчит рядом с ними. И я все еще стою перед ним, невозмутимый и собранный, даже несмотря на его кровь и плевки на моей рубашке и куртке, с плоскогубцами в руках.