– Этого не может быть, – прервал он наступившую тишину. – Мы любим друг друга. У нас двое прекрасных детей. Мы вместе прошли много трудностей во время службы на забытых богом заставах Средней Азии. И никогда не было повода усомниться в её надежности и любви.

– Вот ты и сам убедился, что нельзя верить во всю эту чертовщину, приметы, гадания! – старался успокоить я товарища не очень уверенным голосом. – Просто ты давно не был на побывке в Союзе. Обязательно поедешь в ближайшее время.

– Пойдём, проверим несение службы и освежимся горным воздухом, –предложил он.

Мы вышли из землянки. Тишина. Совершенно свежий горный воздух. Чуть пахнет дровами, которыми топили печки. Теми дровами, что привозят вертолёты! Самые дорогие дрова, если посчитать!

Пост над обрывом. Докладывает старший наряда, Ушаков. Славный парень. На беседе ещё на учебном пункте рассказывал, что он из неблагополучной семьи, отец и мать страдают алкоголизмом. А он твёрдо решил не стать таким, как они. Спиртного не употреблял, занялся спортом, успешно окончил техникум, готовился работать и учиться в институте. Его ждёт прекрасная невеста, письма пишет почти каждый день.

Нам бы погадать тогда и уберечь его от случайной пули, которая найдёт его сердце через два месяца!

На другом посту пулемётчик боец Саша Гизай. Улыбчивый спокойный парень. Ему судьба нагадала долгую жизнь, жену, детей, хорошую работу. И смерть в центре Луганска в 2014 году, когда украинский самолёт ракетами и снарядами атаковал мирное население.

Но это я знаю сейчас, когда пишу рассказ. Тогда это было неизвестное будущее.

Через несколько дней Валера улетел домой, на побывку.

Встретились мы с ним уже ранней весной. Когда оживала природа. Вылезали из-под камней первые скорпионы. Вот уже и змеи должны проснуться, побегут быстрые фаланги – большие ядовитые пауки. Прилетят твари бестелесные – москиты. И настанет лето. Нестерпимая жара. И днём и ночью среди раскалённых камней ущелья.

Вечером, когда мы пили чай в землянке, Валера рассказал о своей поездке к жене и детям.

– Карты не врут, – вздохнул он.

– Насколько не врут? – осторожно спросил я.

– Совершенно не врут. Отчаянно не врут. Досконально не врут. Хоть бы соврали для приличия. Приехал домой, всё в порядке, в любви и уюте. Можно было бы и не вспоминать. Но предательская рука потянулась за картами. Бес попутал. Погадал при жене. Хуже некуда. Бубновый король тут как тут. Упал на неё, бесстыжий, прямо при нас. Жена перестала смеяться. Побледнела. И вдруг совершенно серьёзно сказала, что это правда. Что она всегда мечтала о высоком блондине. И он появился. Инженер-бурильщик. Приехал воду искать в безводных районах. И нашел её, бубновую красавицу. Любит больше жизни, клянется, на всё готов ради неё. Ей уже тридцать лет, и это её лебединая песня. Так и сказала. Лебединая песня. По-моему, лебедь только шипеть умеет и отвратно гоготать, как гусь.

– И ты всё это спокойно выслушал? – удивился я.

– Да, три года войны приучили ко всему. Не рвать на себе или на других волосы в любой ситуации. Я ей помог спокойно собрать вещи. Детей она взяла с собой и пошла к своему бубновому королю. С детьми мы решили разобраться попозже: им и так хватило впечатлений, они не понимали, что происходит.

– Король с радостью принял её в свое королевство? – поинтересовался я.

– Нет, король увидел делегацию, не захотел к себе пускать, кричал, что она своими детьми испортила его возвышенные любовные отношения, которые подразумевали остроту тайны. Бубновая королева переночевала у знакомой. А утром отправила детей ко мне с «челобитной». Упасть на колени и просить папу, чтобы он взял маму обратно. Что она очень любит папу и молит о прощении.

– А ты после её ухода не принял спиртного, согласно традиции и сложившейся обстановке?

– Представь себе, нет. Люблю выпить, когда праздник, всем хорошо и весело. А я молча сидел в отчаянии, в полудрёме, мечтал, чтобы это всё мне просто приснилось.

– Понятно, детей встретил в хорошей форме.

– Да, детей встретил, потом и бубновую королеву.

– И как ты теперь сможешь на всё закрывать глаза? Не вспоминать, не упрекать? – поинтересовался я.

– Я её люблю. И мне кажется, что она теперь ещё больше меня любит. И дети у нас замечательные. Переживём. Будем считать, что виновата война. Разлука.

– Да, это правильно. Ты поступил как настоящий мужчина. Заканчивать тебе надо войну. Психологи правы: три года – это слишком много!

Мы вышли из землянки на свежий воздух. Большая луна взошла из-за скал, освещая огромные камни, и речку, светлеющую между ними, и тропу, идущую к кишлаку. И безветренный прохладный горный воздух. Мир и покой. Казалось, всё здесь вечно и неизменно. Кроме нас.

2022 год.

Вот только начни вспоминать Афганистан. И уже не уснёшь. О чём я ещё не написал в своих рассказах? Может, что-то главное упустил?

Про капитана Григорьева. Офицера военной контрразведки, который погиб на Куфабе. Вся его маневренная группа пошла на прочёску ущелья. Это малоэффективное и опасное мероприятие в той местности. Бандиты скрываются в щелях, заложенных камнями, стреляют через маленькие отверстия. В горах эхо, по звуку их не найдёшь. Солнце яркое – вспышки выстрела тоже не видно.

Григорьев запросил по радиостанции у своего шефа, где ему находиться на операции. Шеф позвонил большому начальству в Душанбе. Получил команду находиться в боевых порядках.

Во время прочёски убило пулемётчика группы. Григорьев лёг за пулемёт. Но и ему не повезло: пуля попала в голову. Был бы в каске, может быть, и спасся: пуля совсем чуть-чуть задела голову, но это оказалось смертельно.

Начальники испугались за свою шкурку, и все отрицали, что давали устную команду находиться в боевых порядках. Получалось, что он самовольно геройствовал.

Вот почему, когда я только приехал в Душанбе, один из замов начальника, тот, у которого голова похожа на дыню, сразу начал инструктаж на повышенных тонах: «Нам в Афганистане нужны контрразведчики, а не пулемётчики!» Я тогда не понимал, о чём это он.

Пулемётчиком я там не был. А вот гранатомётчиком станкового гранатомёта (СПГ) однажды пришлось стать.

В горах был туман. Уже несколько дней. Вертолёты не летают. Я на загранобъекте «Пашар». Застава мотоманевренной группы, 50 человек, плюс 10 миномётчиков.

Приходит местный житель кишлака Фи. Рассказывает, что в кишлак пришли бандиты, человек двадцать, требуют продовольствие с каждого двора. Что особо обидно, душманы не со своего кишлака, а «чужие». Хитрые жители просят защиты у шурави.

Взяли разрешение в оперативной группе на проведение мелкой операции без поддержки вертолётов, собрали всех, кого могли, ещё двадцать сарбозов (военнослужащих ДРА), которые жили рядом в кишлаке. Вышли по тропе под прикрытием тумана, который быстро рассеивался. Через час его уже не осталось совсем.

Сарбозов пустили вперёд, на прочёску кишлака. Но они дошли до крайних домов и попрятались там у знакомых. Наши бойцы вступили в бой.

Выходит на связь командир группы. (Попросили замолчать сарбозов, которым тоже дали рацию, и они в неё гордо кричали: «Дуст, дуст, манн меркес» (Друг, друг, я центр). Так им нравилось, что они центр.) Так вот, выходит ко мне на связь командир.

– Нас прижали огнём из пещеры. Которая выше кишлака. Ты её наблюдаешь в бинокль?

– Да, вижу.

– Попробуй попасть в неё из СПГ. Там повар учился когда-то на гранатомётчика, возьми его в помощь. Только прицел разбит, попробуй целиться через ствол.

Вызываю с кухни повара, приносим боеприпасы, начинаем стрелять. Наблюдаю, куда летят снаряды, и подкручиваю наведение. В пещеру попали два раза только, двадцать четвёртым и двадцать пятым зарядами.

Группа вернулась из кишлака без потерь. Офицеры улыбались за ужином.

– По цене зарядов ты выстрелил целый автомобиль «Жигули».