Алиса шагнула вперёд, чувствуя, как место, где она только что стояла, обновляется, очищаясь от следов её присутствия. Ещё шаг. Щётки робота надёжно отскребали от тротуара связь Алисы с оркестром, собравшимся в подвальном помещении. Шаг. Пространство исказилось, отделяя Алису от мира, завернув её в огромный мыльный пузырь, на стенках которого расстояния сокращались и вытягивались. Шаг.

Оглушительный гудок вырвал Алису из ступора. Она стояла посреди дороги, а сквозь лобовое стекло ей угрожающе жестикулировал какой-то мужик. Алиса побежала вперёд и взлетела по лестнице с перилами из имитации дерева, скрылась за стеклянной дверью и занавеской растений. Внутри вместо хором королевы фей обнаружилась барная стойка и высокие узкие столы вдоль окон с видом на те самые зелёные занавеси. На вопрос бариста, чего бы ей хотелось, Алиса ответить не смогла, но та понимающе кивнула и организовала ей что-то пенное и сладкое, от чего Алиса как-то сразу успокоилась и даже немного разомлела. По привычке уставившись в телефон, который так и держала в руке, она снова упёрлась взглядом в сообщение с контактами психолога.

Она позвонила прежде, чем начала соображать. Пока висела на линии, успела подумать, что та женщина наверняка уже сменила работу или занимает теперь какую-то управляющую должность, а не работает с пациентами, а ещё что она вряд ли помнит брата, а даже если помнит, у него-то совсем другие были проблемы, чем у Алисы, да и запроса никакого у неё нет, какой запрос, когда ей оказалось не по пути с собственной жизнью…

— Я бы хотела записаться к Лине Крамер, — выпалила она, едва ресепшенист взял трубку. — На как можно быстрее.

— Через полчаса пойдёт? — не растерялся он.

Когда Алиса вышла от психолога, небо уже потемнело, и теперь она видела негатив улицы — яркие дома на чёрном фоне. Она странно себя ощущала: вроде бы сходила на сеанс, как обычно, но всё прошло совершенно не так. Лина задавала другие вопросы и не показывала лицом и телом, как на них правильно ответить. Поначалу Алиса растерялась — она привыкла делать то, чего от неё хотели, а тут вдруг надо самой соображать. Но потом поняла, что у неё есть похожий опыт: разговаривая с Ясенем, она же не делала то, чего он хотел.

Она даже не замечала этого тогда, на Муданге, но теперь вдруг осознала, почему там всё было иначе. Во время концертов она делала то, чего от неё хотел Томислав, но в свободное время она решала сама, чем заняться, и даже нравоучения Ясеня её не останавливали. Лина вытащила из неё это осознание — сама Алиса так бы и бродила в потёмках, не понимая, чем её так зацепила странноватая планетка. Значило ли это, что Алиса хочет решать сама за себя? Значило ли, что она вообще может это делать?

В любом случае, угождать Томиславу она больше не собиралась: какой смысл? А если она перестанет делать то, что он хочет, то как ей дальше работать в оркестре? И зачем? Во время гастролей время, проведённое с оркестром, тянулось мучительней всего. Здесь, дома, она не замечала разницы, что там работаешь из-под палки, что дома из-под неё живёшь. А теперь оказалось, что можно иначе?

Лина дала ей список вопросов для размышления на досуге, но размышлять о таких вещах Алиса не умела. Неделю обмозговывать, как пришить воротник к особо хитроскроенному наряду, — это запросто, а тут какие-то страшные непонятные вещи, Алиса даже не представляла, как о таком думать.

Она остановилась посреди улицы и глянула в список в телефоне. «Почему вы работаете в этом оркестре?» Как тут ответишь?.. Алиса даже близко не могла подступиться к каким-то причинам. Она просто там работала. У неё же не было вариантов. Или были? Варианта поехать на Муданг у неё тоже не было, однако же поехала. Потому что папа не запретил. Уйти из оркестра папа ей тоже не запрещал, ей и в голову никогда не приходило спрашивать. А что было бы, если бы спросила?

Алиса подняла голову, скользнув взглядом по светящимся надписям на ближайшем здании и гирляндам огоньков на балконных деревьях. На Муданге она видела ночью звёздное небо, а тут — только вот такая имитация. Когда Алиса вернётся домой, ей придётся рассказать папе, как прошёл её визит к новому психологу и, скорее всего, получить нагоняй за то, что пошла к Лине вместо своего специалиста, которого папа так тщательно подбирал. Если не рассказывать, то рано или поздно он всё равно узнает.

Погружённая в свои мысли, она доплелась до станции телепорта и почти без очереди переместилась в свой спальный район. Мысли мешались и путались под ногами, так что она едва не свернула не туда на развилке, хотя ходила этой дорогой всю жизнь. Папа — не знает — почему — этот оркестр — небо со звёздами — свои ответы… Все эти идеи метались у неё в голове, как вспугнутые кошки. Надо было собраться, остынуть, нацепить привычную личину покорности и снова делать так, как скажут, но…

Войдя в дом, Алиса внезапно поняла сразу несколько вещей: во-первых, она оставила скрипку в зале для репетиций, во-вторых, она сбежала со второй половины рабочего дня и, в-третьих, папа всё ещё не вернулся. Его ботинок не было в прихожей, а вот коробок от доставки еды там прибавилось. Алиса проскользнула к себе, не веря в своё счастье: так долго папа никогда не задерживался, она была уверена, что уж сегодня он точно приедет.

Но его не было дома. И он не запретил. Алиса не могла отделаться от этой мысли: папа ещё ничего не запретил. И пока он не появится, запретить не сможет. А что если его не будет и завтра? А что если Алиса вообще больше с ним не встретится?

Дрожащими пальцами она распахнула бук и открыла сразу несколько страниц. Голова не варила, информация не соединялась вместе. Банковский счёт, письмо от курсов программирования, расписание паромов, договор… «Обдумать». Как обдумывать такие вещи, если от одного взгляда наступал панический паралич сознания? Алиса прикусила нижнюю губу чуть не до крови и нажала на кнопку «заявление на увольнение». Документ сформировался автоматически. Алиса выбрала какой-то пункт из выпадающего списка причин и нажала «подписать». Выскочило уведомление — согласно чему-то и чему-то разрыв отношений вступает в силу немедленно. Алиса понятия не имела, на каких условиях она работала в оркестре, но вздохнула с облегчением: ничего отрабатывать не требовалось.

В нервной лихорадке она закрыла вкладку и перешла на следующую, где купила билет на паром через три часа. До межгалактического космопорта ей было добираться около часа, там ещё очередь… Алиса запаковала кукол по коробкам, аккуратно разложила их в чемодане, потом вывернула туда же два ящика комода с одеждой и ящик с туалетными принадлежностями, а сверху кинула бук. К вечеру на улице похолодало, и она, недолго думая, натянула поверх футболки дарёный пиджак. Активировать дверной замок не стала.

— Министр-хон, — зазвучал в трубке встревоженный голос подчинённого, — у нас тут проблемка… Без вас не знаем, как решить.

Эндан молча вытер нос и пару раз глубоко вдохнул прежде чем позволить заместителю услышать его голос. Он только что закончил разговаривать с разработчиком, которому заказал создание портала «Фонда Яргуй» — первой на Муданге благотворительной организации. Казалось бы, разработчик всего лишь попросил подобрать снимок поудачнее, чтобы Яргуй на нём улыбалась поприветливее, а Эндан совершенно расклеился.

— Что за проблема? — спросил он вроде бы не гнусаво. И расклеился-то ведь не потому, что архив фотографий пересматривать пришлось, а потому что это было последнее зависящее от него действие, чтобы увековечить память о Яргуй. Дальше фондом будет заниматься управляющий, и эта лодка поплывёт по волнам сама, а Эндан останется на берегу и даже не будет смотреть ей вслед. Алтонгирел одобрил — мёртвых надо отпускать.

— У приглашённой особы виза истекает, — сообщил зам. — У нас такого ещё не случалось, чтобы они задерживались за срок.

Эндан нахмурился. У земных спецов срок визы совпадал со сроком рабочего контракта, даже немного с запасом, и если контракт продлевали, то и визу тоже, автоматически, об этом у Эндана были все договора с Землёй. Туристов возили организованными группами, и когда программа тура кончалась — давай до свидания, больше им тут было делать нечего.