– Море? Сейчас? В такой холод, ты шутишь? – Стефания смотрела на него как на безумного.

– Море всегда придает сил. Вы выглядите уставшей. Можно же не выходить из машины. Посидеть рядом с ним, послушать, подышать. Возьмите зонт – правда, ни к чему плодить домыслы, – а когда соберетесь домой, просто вернете мне его. Я буду ждать у выхода, в красном «жуке».

Кристиан протянул зонт, раскланялся так, чтоб скучающий зритель мог прочесть в его жестах и мимике благодарность студента преподавателю за ценные инсайты, неловкость и удовольствие от внимания такого значительного человека…

Когда Стефания вернулась в читальный зал с зонтом в руках, все носы были спрятаны в высокие воротники и глубоко погружены в свое дело. Она посидела несколько минут за столом, сделала отметки в записях. Собрала вещи и, оставив книги на столе администратора, вышла.

Красная маленькая смешная машинка стояла немного в стороне от центрального входа. Водитель спал, уперев лоб в руки на руле, за волосами не было видно лица. Стефания постучала в стекло. Человек в салоне не шевельнулся. Она постучала еще раз, столь же безрезультатно. Послышался шелест протектора по дороге, Стефания испугалась неизвестно чего, дернула ручку дверцы заднего пассажирского сиденья и укрылась в салоне. Мимо проехало маршрутное такси, высадило группу студентов – теперь все сбиваются в стайки в целях экономии. И что же, Кристиан настолько крут – рассекать в личном авто в эти тяжелые времена? Не с первого тычка, но разбудила парня.

– Извините, задремал. Работаю ночами. Поедем?

– Хотела только зонт вернуть, но, кажется, едем. Одно условие – я должна быть здесь через два часа, ровно в пять. Меня будут ждать.

– Мы будем вовремя.

Кристиан повернул ключ в замке зажигания и плавно повел машину в сторону берега. В его манере вождения было столько же ленивой мягкости, как и во всех его движениях.

– Почему такая машина, Кристиан? Зонт принес красный, машина красная. Любимый цвет? – Стефании казалось, что она подчинилась каким-то навязанным ей условиям. Хотелось обозначить моральное превосходство даже такими мелочными придирками.

– Это бабушкина машина. Я не очень люблю водить, да и все находится рядом, лучше пройтись. Сегодня просто такой день.

– Бензина не жалко? Его уже просто так не достать – такси каких-то невероятных денег стоит. Моей предыдущей зарплаты на такси бы как раз и хватало. Я ведь взяла пары профессора Герхардта, а тебя ни разу на занятиях не видела, что нисколько не волнует, как ни странно, деканат. У тебя особое положение в институте?

– Отвечу в обратном порядке. Да, у меня блат. Что вы на замене, знаю. Бензин экономлю, как и все. Вы еще забыли отметить запах в салоне.

– Какой запах? Не чувствую ничего особенного.

Стефания втянула воздух носом, но ничего, кроме аромата своих влажных волос, не почувствовала.

– Сладкий запах – пудра, роза, что-то еще такое пыльное. Запах бабушки. Моей. Выветривается потихоньку.

Кристиан был спокоен и сосредоточен, смотрел на дорогу, к пассажирке излишнего внимания не проявлял. Он настолько не пытался понравиться или произвести какое-то особенное впечатление, что Стефания сама не заметила, как все ее иглы были сложены и укрыты, словно спицы зонта чехлом.

– Вот мы и приехали. Смотрите, мы здесь не одни. Многие островитяне приходят тридцать первого декабря к морю – попрощаться с уходящим годом, отдать воде все свои горести и тревоги, попросить удачи и счастья в году будущем. Бабушка верила, что в воде – большой воде – заключена невероятная магическая сила. Это была наша с ней традиция – провожать год у моря.

– Бабушки нет?

– Да, уже больше года. Я прошлый год пропустил, не поехал без нее, и вот что с миром случилось.

Кристиан так улыбался, что у Стефании слова сочувствия захлестнуло мыслью о том, что ее обществом заместили милую, безусловно, старушку.

– Соболезную. Видимо, вы были близки.

Ей удалось сдержаться и остаться в рамках хороших манер.

– Очень. Она была моим другом. Кажется, сильного ветра нет. Я бы вышел. Пойдете?

Он выбрался из машины, поплотнее запахнул пальто, открыл пассажирскую дверцу и предложил ей руку. И правда, «галантный кавалер» – должно быть, стоит поблагодарить бабушку за воспитание внука, подумала Стефания.

– Надо подумать обо всем, что было, и честно назвать все события. Вот я, например, поругался с отцом, мы не общаемся уже месяцев пять. Я не знаю, кто из нас больше неправ. Но я переживаю, мне плохо, и ему плохо… Никто не идет на перемирие – каждый держится своих принципов. Я понимаю, как это глупо. Я дурак и признаю это. Хочу поумнеть в следующем году и всем здоровья. Как-то так. Помолчим, да?

– Помолчим.

День был хороший, не солнечный, но светлый и относительно сухой – в воздухе висела едва ощутимая кожей водная пыль. Смеркаться начало неожиданно и быстро – море темнело скорее неба. Стефания прикрыла глаза: небольшие, но тяжелые волны ворочали донные камни и ворчали о своем тяжком труде; чайки пролетали с таким пронзительным криком, что казалось, они несутся на невероятной скорости; ветер посвистывал, перебрасывая волосы то в одну, то в другую сторону, не в состоянии выбрать одно направление; пахло водорослями, солью, мокрым песком, холодной водой и тоской… Ей очень хотелось в следующем году встретиться с мамой. Здоровой, обычной, нормальной своей мамой.

– Я замерзла, Кристиан. Ты все успел, мы можем ехать? Наверное, уже пора.

– Едем, я готов.

Совсем не хотелось разговаривать. Всю дорогу провели в согласном молчании. На подъезде к зданию института Стефания попросила высадить ее у бокового входа – тетка наверняка приехала раньше, сидит и терпеливо ждет. Прошла сквозь корпус, встретила парочку своих студентов, обменялась приветствиями, вышла прямо к большому белому внедорожнику. Задняя дверца распахнулась, и из глубины салона Марта поманила пальчиком: иди, иди сюда. И откуда взялись такие замашки? Помолчать не удалось – Марте надо было обсудить новогодние традиции «этих русских», уместность своих подарков, успехи Ханны, рабочие условия Стефании, погоду, экономику, политику… В общем, всё что угодно, кроме самой Марты и ее дел. Марта была верна себе – и безмерно раздражала! В какой-то момент Стефания отключилась, ушла в свои мысли, и Марта перенесла свое внимание на водителя. Их голоса – рокот прибоя и крик чайки. Что она забыла попросить у моря?

Оказалось, что Новый год – это самый главный праздник. Отмечать его следует широко, готовиться желательно неделю. Стефания уклонилась от предварительных мероприятий и теперь с подозрением смотрела на яства на столе, с сомнением оценивала подготовленный ей маскарадный костюм, с интересом угадывала всех остальных.

– Не угадаешь – и не пытайся. Это наш, так сказать, праздничный фольклор. И мы все слегка «недоделанные», – развел руками Макар.

– Какие, какие? – шутливо нахмурилась Лариса и замахнулась полотенцем.

– Это они шутят, – пояснила прибывшим смущенная Маша.

– Нет, это они разминаются! Бху-кха-кхе! – подал голос Прокопий.

– Я пират! – выступил Ян и натянул на глаз черную повязку.

– Уа-а-а-а-а, – заплакала Ханна.

– И вот так на любую декорацию на лице она реагирует, – сказала Лариса, перекрывая собой внука. – Я же сказала, сними, пожалуйста!

– Я могу вручить свои подарки? – пискнула Марта.

– Нет! Нет! Подарки в полночь приносит Дедушка Мороз и прячет их под новогодним деревом! – понизив до густоты голос, возвестил Макар.

– А дерево это вот, – выдала следующее пояснение Маша, указывая на кадку в углу с увешанной игрушками и блестящей мишурой пальмой.

– А я как же? Мне же через пару часов назад ехать! – забеспокоилась Марта.

– Мы всё учли. Подарки подпишем и всё сделаем как надо. Садимся за стол! – скомандовала Лариса.

Все расселись и начали есть. Бедная Марта. Стефания уже немного познакомилась с этой тяжелой праздничной кухней, а тетке всё было в диковинку: и странновато, и страшновато. Сама напросилась – пусть теперь не жалуется. Всё же Марте удалось влиться в коллектив: и едой насладиться, и застольную беседу поддержать. Молодец.