– А я зачем нужен?

– Великому лоа нужно подарить ещё денег. Но это не главное. Тот лоа белый. Нам нужно придумать, как чёрный лоа может прийти в белый квартал. Только чтобы поговорить и подарить подарки.

– И всё?

Мудрый Том облегчённо вздохнул. Он по собственному опыту знал, что если проблему можно решить одними деньгами, то это даже не проблема, а всего лишь расходы.

– Сколько нужно денег?

– Реши сам. Ты с белыми больше всех дел крутишь. Сильно много не нужно. Это же просто знак внимания. Пусть будет достаточно и красиво.

– Тогда я решу этот вопрос. Мама Сесиль, кто будет встречаться? В смысле мужчина или женщина? Если придёшь на встречу ты сама – одно дело, если кто-то незаметный – другое, если несколько человек – третье. Стоит опасаться нарваться на полицейских или дело чистое, полностью в рамках закона?

– Том, я никуда не поеду. Я когда на приезжего лоа смотрю, боюсь, что описаюсь со страха. Мне ещё с великим белым не хватает встретиться! Меня тогда точно карачун хватит. Лоа сам договориться хочет. По виду он один из наших, которые у снежков прислугой ходят.

– Не знаешь, автомобиль он водит?

– Точно водит – ко мне на авто приехал.

– Если он один поедет, то вообще никаких сложностей не вижу. Единственно, надо на денёк хороший автомобиль одолжить. Не роскошный, а просто достаточно приличный с точки зрения белых.

– Для тебя это сложно?

– Никаких сложностей – один звонок и пара ассигнаций. Если, конечно, точно криминала не планируется.

– Лоа не врёт. Сказал, дело чистое, надо только поговорить с белым лоа. Я ему верю.

– Как скажешь! Я тебе тоже поверю. Если что… Сама понимаешь, объясняться придётся тебе.

– Объяснюсь, не пугай.

– Пугать мамбо? Я не самоубийца. Просто расставляю все точки над i. С машиной разобрались. За деньгами мне надо будет съездить в банк. А ты подбери для переговорщика костюм. Какой-нибудь приличный, но не слишком нарядный. Такой, как прислуга у богатых белых носит. И чтобы был по размеру, но не казался новым.

В это посещение мистеру Нельсону пришлось немного пройтись по аллеям, прежде чем его клиент нашёлся. Тот вместе с безымянным старожилом кладбища наблюдал за ритуалом похорон, а также за призраком усопшего.

Когда медиум подходил к компании духов, родственники и друзья уже закончили речи над свежезакопанной могилой, последний раз попрощались с покойным и стали расходиться. Священник – судя по атрибутам и одежде, проповедник какой-то очередной обновленческой секты – тоже сворачивался. А новопреставленный с непередаваемо блаженной гримасой заорал:

– Наконец-то свободен! – Затем, успокоившись и резко понизив накал эмоций, торжественно, от всей души продекламировал явно давно затверженную фразу: – В руки твои, Господи, предаю душу свою грешную!

После этих слов дух стал как будто выцветать и истончаться, а через мгновение его совсем не стало. Впрочем, из живых это смог увидеть только медиум.

– Чего это он? – задумчиво протянул Вилли Брасс. – Сам захотел уйти, да ещё вот так сразу.

– Верующий, – авторитетно пояснил безымянный дух. – Они стараются быстро уйти. У нас на кладбище хоронят людей любых конфессий. Я многие обряды видел, но почти все ускоренным порядком отправляют души за кромку. Мало, очень мало кто из отпеваемых остаётся дольше суток. Лишь некоторые, чаще с незавершёнными делами или желающие отомстить. Но и те тоже в свой срок уходят. И вы скоро уйдёте – у меня взгляд намётан.

Ловчила перевёл взгляд на подошедшего Нельсона.

– Джек, а ты чего скажешь?

– Что ты хочешь услышать, Вилли? Всё понимаешь сам. За кромкой мы все окажемся раньше или позже. Ты решил задержаться, я тебе в этом немного помог. Однако, чтобы задержаться в этом мире надолго, тебе нужен якорь.

– Якорь?

– Ну да. Что-то, держащее тебя здесь, придающее смысл пребыванию в мире живых.

Брасс посмотрел на место, где только что находился безымянный призрак. Тот уже сбежал, он вообще старался поменьше контактировать с медиумом.

– А почему этот не уходит?

– Не знаю. Он не откровенничал со мной. Да я и про тебя не в курсе, почему ты здесь задержался.

– Теперь и сам не знаю. Что-то гнетёт меня. Всё больше и больше хочется покоя. Одно мне осталось совершенно непонятным: зачем жена так поступила со мной? Зачем отравила?

– Я, собственно, потому к тебе и пришёл. Думал, сообщить тебе или промолчать, но раз за тайник твоего приятеля остался немного должным, то решил всё же рассказать про причину твоей смерти. Хотя, может, и не стоит: расстроишься, веру в супружескую жизнь потеряешь.

– Джек, ты про что? Про Луци?

– Да. Готов выслушать? Или хочешь остаться в счастливом неведении?

– Говори, раз уж начал.

– Твоя жена Лукреция действительно отравила тебя. Я сначала не слишком в это верил – уж больно оно просто выглядит. Всё на виду: у неё есть мотив, она лично дала тебе пилюлю, полиции о витаминах тоже она рассказала. Как-то сразу дело становится понятным, в жизни так редко бывает. Это лишь моё мнение.

– В жизни всякое случается. Но ты продолжай.

– Детектив тебе рассказал про доктора, который выписал витамины, про аптекаря, который их продал, про редкую татуировку женщины, заказавшей их.

А я вдруг подумал: ведь твою вдову опознали только по одной особой примете – алой бабочке на запястье. А если её набила другая женщина?

– Джек! Ты молодец! Зануда, конечно, но правильный.

– Словом, нанял хорошее детективное агентство, они опросили всех китайских татуировщиков в городе и выяснили, что никто не набивал сорокалетней женщине похожую татушку. Решил было зайти от яда, поискать производителя, и мне вспомнилось имя твоей жены – Лукреция. А ведь когда-то гремела другая Лукреция – Борджиа, красивейшая, кстати сказать, женщина и, по слухам, талантливая отравительница. Она долго разводилась с первым мужем, но имела утешителя-любовника. Решил направить детективов поискать сердечного дружка.

– Люци мне с кем-то изменила?

– Скорее она изменила ему с тобой. Ты думал, что отбил подругу у импресарио? Нет! Парочка продолжала встречаться все эти годы. Сыщики проверили любовника и нашли, у кого тот заказал яд. Здесь ты оказался прав: изготовитель ничего не знал о тебе. Далее просто: жена получила яд от любовника, и вскоре муж скоропостижно скончался.

– Она изменяла мне со своим импресарио? С этим поганцем Таффи? Люци же уверяла, что он по мальчикам!

– Не могу никак комментировать – этот нюанс не расследовался. Но уже меньше чем через месяц пара узаконит свои отношения. Они хотели было сразу, но священник запретил – сказал, что хоть крошечную толику приличия надо изобразить, подождать хотя бы сорок дней после похорон мужа.

– Джек, ты меня поразил. Сколько же стоило это расследование?

– Денег в твоём саквояже хватило, даже осталось на другие дела.

– Нельсон… Ведь ты меня не обманываешь?

– А какой мне смысл? Хочешь увидеть отчёты?

– Ты знаешь?.. Пожалуй… Нет! А я ведь любил Люци. Ты не поверишь, очень сильно любил. Знал, что Лукреция – милая глупышка, а про измену даже не подозревал. Считал, если чего случится, она, по своему обыкновению, сама проболтается.

– Извини, Билли, что расстроил, но не хотел оставаться у тебя в должниках.

– Понимаешь, я легко обманывал кого угодно, но даже подумать не мог, что сам окажусь лохом, да ещё и рогоносцем. Знаешь, после такого мне оставаться здесь не хочется. Вот сейчас думаю: вдруг есть что-то в религии? Ты видел, как новенький ушёл? Быстро и с радостью. Может, и мне так? Как считаешь?

– Ничего не могу сказать. Я за кромкой не был, потому советовать не берусь.

– Тебя понял. Интересно, если жену прощу, хоть сколько-нибудь грехов мне спишется? И за панихиды, может, тоже? На седьмой день было, на тридцатый будет. Джек, у тебя вроде есть связи в соборе, сходи туда, похлопочи, спроси, что можно сделать. На День Всех Святых какое-нибудь поминовение устроить? Или ещё что придумать.