– И к чему это? – свекровь медленно нащупывает стул и усаживает на него свое колыхающееся от нервов тело.

– А чтобы Костечке спину чесать, – съязвила я и специально открыла кухонный пенал.

– А там что? – голос мамы мужа провалился за грудину и вещал уже оттуда, выкарабкиваясь из раздувшихся легких.

– А там у нас электрическая мясорубка, миксер, мультиварка, йогуртница, а это, – отодвинув мультиварку, я выдвинула ма-аленькую вещицу, – а это подогреватель детских бутылочек.

– Подогреватель? А? – прислонившись спиной к стене, свекровь икнула два раза и вытерла испарину на лбу. – Мы в свое время ночами не спали. Ребенок орет, а ты встаешь и идешь греть на газу, в воде и ковшике. Никаких электрических приборов не было, все ручками, ручками, – покосившись на меня прищуренным глазом, она положила руки на колени и хлопнула в ладоши, озвучивая то, что я ждала последние пятнадцать минут. – Ах ты ж, лентяйка, – ее голова трепалась из стороны в сторону, чтобы придать позорных ноток моему «лентяйству», – в доме не метено, полы не помыты, а она сидит тут и чаи с собаками распивает.

– Ну почему же, моющий пылесос – лучший помощник.

– Какой пылесос?

– Моющий. Набрал воды и вперед.

– И сколько раз за день моешь?

– Один, а там уже робот-пылесос справляется.

– Какой робот?

– А вот он, сюда бежит собачью шерсть засасывать.

Круглый работяга с мелким шумом прикатил в кухню и встал перед ошарашенной свекровью. Покрутился на месте, пару раз стукнулся о ее от страха загнувшиеся внутрь пальцы и оббежал кухню, заглянув в легкодоступные места. Вновь приполз к свекрови, поморгал датчиком и укатил на базу – заряжаться.

– Он меня сглазил, – застонала Степановна, положив руку на сердце в районе живота. – Ой, я сейчас помру.

– Чтобы полегчало, выпейте чаю, он уже остыл, – моему ехидству можно только позавидовать. Валентина Степановна не в первый раз приходит, но раньше она не цеплялась ко мне так придирчиво. И про цветок знает, и про заварник. Но сегодня, видимо, особенный день, а возможно и праздник под названием «Проконтролируй невестку, и тебе на том свете воздастся».

– Иди ты со своим чаем, – глаза свекрови заблестели от нахлынувших слез. – Мне Костечка про стиралку говорил, мол, в ремонт сдали…

– Уже новую купили. Она и стирает, и сушит.

– Где сушит?

– В себе. Пойдемте покажу.

– Спасибо, не надо, – Степановна встала, сделала два шага в сторону прихожей, задержалась у ванной и все-таки заглянула за дверь. – Стоит, – убедилась в наличии стиральной машины и пошла к себе домой. Видимо, плакать от зависти.

Вечером ко мне пришла подруга и отблагодарила за сохранность ее бытовой техники бутылочкой красного вина.

– Через двадцать минут грузчик приедет, а завтра жду на новоселье. Наконец-то я купила отдельную квартиру подальше от родителей! – ликовала она.

Ближе к ночи с работы вернулся Костик, сел на диван и уставился в телевизор. По его отрешенному взгляду я поняла: что-то случилось из ряда вон выходящее.

– Мать совсем головой тронулась, – переключив на другой канал, он выдохнул через нос и уставился на меня. – Требует посудомойку и какой-то ходячий пылесборник. Что за сборник, я так и не понял, но судя по описанию, она хочет завести в доме мохнатую собаку. А я как раз у подъезда объявление видел: «Отдам пятилетнего комондора в хорошие руки по семейным обстоятельствам». Утром заберу пса и отвезу маме. Вот она обрадуется!

«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – „Сокольники“».

– На следующей выходите? – протискивался я сквозь плотную толпу пассажиров, стараясь быть вежливым и тактичным.

Душно, шумно, народу – не протолкнуться. Бабульки с тележками, ворчащие на всех и на все, заспанные лица, пытающиеся прочухаться после выходных. Да я и сам такой же: несвежий и помятый. Ничего не поделаешь, сам виноват: проспал, как студент после пьяной вечеринки. Сосед подбросить не смог – приболел бедолага. Денег на такси, как всегда, нет – пришлось бежать к метро. Это ж сколько лет я не спускался на эскалаторе и не вдыхал теплого подземного воздуха вперемешку с разнообразными колоритными запахами? С институтских времен, наверное. М-да, прекрасное время было. Есть что вспомнить. Бежали с ребятами наперегонки, запрыгивая на резиновые перила и дразня тем самым сотрудников метрополитена. Нас ругали, грозили пальцем, но поймать так и не смогли. Весело было, а главное – нестрашно. Безбашенные, молодые, дерзкие: перелетали через ступеньки, носились из вагона в вагон, пели песни в полночь, нарушая тишину опустевших станций. В ту пору мне было девятнадцать. Полон сил и идей. Думал, сверну горы: закончу институт, устроюсь на престижную высокооплачиваемую работу, стану директором лет через пять… Начну ездить по Европе, приобрету крутой автомобиль и двухуровневые апартаменты… Не сложилось. А сейчас у меня сорок с хвостиком за плечами и кучка седых волос на затылке. Работенка так себе – ведущий специалист, квартира – сталинка, досталась в наследство от любимой бабушки, машины нет, как и просвета в счастливое будущее, и за границей ни разу не был. Боюсь летать на самолетах, как выяснилось. Ладно, не буду себя оправдывать, денег нет – вот и вся причина. М-да, жизнь удалась. Одинок и бесперспективен. Друзей по пальцам сосчитать. Хотя, чего их считать. Сашка – вот и вся дружба.

– Мужчина, осторожно, – молодая женщина, сидевшая у выхода, спрятала ноги под выступающий край сиденья. – Смотрите под ноги.

– Простите, – извинился я, сделав шаг вперед.

Незнакомка улыбнулась через силу и отвернула в сторону свой симпатичный вздернутый носик. Присмотревшись в славянский профиль, отметил, какая же она хорошенькая: узкий лоб прикрывает рыжая челка, подмокшая благодаря утреннему снегу, розовые скулы, упревшие от спертого воздуха, и алые пухленькие губы, напоминающие своим видом бархат. И всю эту красоту увенчала темная родинка над верхней губой, похожая на мушку, которую рисовали знатные дамы в царские времена. Куколка, сущая куколка. Интересно, откуда и куда ты едешь? Взглянув по привычке на часы, понял – на работу, куда же еще? Разглядывая миловидную внешность и верхнюю одежду красавицы, я начал рассуждать, какую должность занимает эта прекрасная леди. С виду ничего необычного: серый пуховик, прикрывающий ноги почти до колен, вязаная шапочка цвета фуксии, кожаные высокие сапоги с острыми мысами. Замужем? Неизвестно. Руки спрятаны в перчатки такого же цвета, как и шапочка. Ох, я представил, насколько ее пальцы тонки и изящны. Пианистка, не иначе. Или скрипачка, а может, и вовсе директор какой-нибудь маленькой компании. Мало ли, сейчас даже директора одеваются как обыкновенные трудяги, получающие среднюю зарплату. Не в одежке дело, а в уме, как говорил мой начальник. Да, в уме, но мой ум так и не замечен… Что-то я отвлекся. Ну что ж, продолжим гадать. Судя по тому, что дама сидит, – едет с конечной станции. А может, ей место уступили или… Точно, уступили. Челка же мокрая, значит, вошла в поезд остановки две-три назад. И перчатки не сняла. Ай да я! Вот это Шерлок Холмс! Никогда не отличался развязыванием логической цепочки, а тут! Да мне надо было на следователя учиться, а не прозябать на инженерном. О чем раньше думал… Ух, отмотать бы ленту времени и окунуться в молодость. Беззаботная жизнь пролетела как фанера над Парижем, не оставляя за собой даже осколка шанса. Найти бы тот осколок, подобрать и загадать желание. Мысленно прохожу мимо храма Тихона Задонского и натыкаюсь на обломок шифера. Поднимаю и загадываю желание: хочу оказаться в парке Культуры в кругу двадцатилетних друзей и… и… О боже, почему так жарко? Чувствую, как по спине потекли капельки холодного пота, впитываясь в хлопчатобумажную рубашку и оставляя зудящий след между лопатками. Фу, как неприятно, и не почесаться даже. Вспотел, как пить дать вспотел. Отлично! Замечательно! А все от чего? Оттого что перед глазами всплыл образ той девчонки? Ну и что? Мало ли таких встречал на своем пути? Схватившись за поручень от резкого торможения поезда, вновь услышал знакомое: