– Да, беда! – грустно подтвердил Николай. Ему стало жутко стыдно, что он даже не подумал заглянуть к своей классной, которая любила его больше всех, а Юрка-двоечник оказался человеком с большой буквы. – Да, Юра, здесь с кем ни заговори, все к бедности приходишь!

– А ты что хотел, Колян? Так будет в России всегда! Пока людей ценить не будут, нет будущего у России!

– Ты прямо афоризмами заговорил.

– Я, Коля, в отличие от тебя, природный ум и талант имею. Не по книжкам жизнь изучил. Весь мир исколесил. Познал успех на своей коже, на своем акробатическом хребте!

– Ну ты из меня-то дурака не делай, – раздраженно возразил Николай. Циркач задел его за живое.

– Не обижайся, брат. Вот Лас-Вегас – философия успеха. Люди в пустыне создали сказочный город.

– Город пороков и разврата!

– Не думаю так. Два года прожил и понял, что это американская мечта! Сюда каждый день приезжают сотни тысяч человек, чтобы уйти от обыденности жизни. Лас-Вегас – это город мечты. У людей в Америке мечта о богатстве патологическая.

– А в России, думаешь, сейчас не мечтают о богатстве? – перебил его Николай.

– Нет! Россия – это другое. В России есть бог. А в Америке бог – это деньги. Лас-Вегас – это волшебник, не добрый и не злой. Здесь можно выиграть состояние, можно проиграть все. Но игроков судьбы здесь не так много. Многие просто наслаждаются жизнью в иллюзорном мире этого города.

– Да, Юра, тебя занесла судьба далеко.

– Зато издалека я по-новому увидел Россию. Большое видится на расстоянии, – несколько пафосно, с грустью сказал циркач.

– Все же ты не зря в школе учился. Классиков цитируешь, – пошутил Николай.

– Не смейся! Я много стал читать. Как бы вторую жизнь живу. Каждый может несколько жизней за свой век прожить, главное – в себя верить, не отчаиваться, – весело подмигнув, сказал Юрка.

– Да, ты прав, – задумчиво подтвердил Николай.

– Ну, брат, прости, мне пора. Сегодня уезжаю. Надо собираться. А ты училку не бросай. Если страна ее бросила, то нам нельзя. Она нас любила. Она нас воспитала людьми. Грех это – своих учителей бросать. Большой грех.

– Не брошу, – только и вымолвил Николай вслед быстро удаляющемуся заслуженному артисту России.

***

Николаю вдруг вспомнился мальчик с кастрюлей на голове. Да, беда, если из России уезжает цирк. Цирк – это радость. Без радости Россия не сможет жить.

Приятный полет

Николай не любил летать. Он с детства панически боялся высоты. Пропасть, отделяющая самолет от земли, казалась ему ужасной. Особенно паника обострялась во время инструктажа стюардессы по технике безопасности полета. Коля, обладая хорошо развитым воображением, ярко представлял себе и эвакуацию через надувные трапы, и тесноту спасательного жилета при приводнении в морской стихии…

А кому может понравиться многочасовая рабская прикованность к креслу, когда ноги затекают свинцом и возникает ноющая боль в коленях? В это же время стюардесса, как нарочно, напоминает каждые полчаса своим сладким голосом, что экипаж сделает все возможное, чтобы полет на их комфортабельном лайнере был приятным.

Коле порой казалось, что самолетные неприятности, которые, по мнению стюардесс, свидетельствуют о желании экипажа украсить жизнь пассажирам, случаются только с ним: то утеря багажа, то турбулентность, сжимающая страхом все клеточки беззащитного тела, то вынужденная, из-за плохой погоды, приятная во всех отношениях посадка в запасном аэропорту в другом городе… Всех приятностей летной жизни не упомнишь, но главное удовольствие от полетов все-таки доставляют случайные соседи…

Сегодня, возвращаясь в Москву из Одессы после кратковременной командировки, Николай опять вспомнил свой незабываемый перелет в Одессу недельной давности. Тогда, как назло, ему попалось «комфортабельное» неисправное кресло. Оно не закреплялось в вертикальном положении и устремлялось к единственному способу фиксации – положению сна. При этом стюардесса строго предупреждала о необходимости поддержания кресла в вертикальном положении при взлете до полного набора высоты. Спина Николая изнывала от напряжения, он старался удержать на ремнях кресло в вертикальном положении, чтобы не повалиться вместе с ним на колени сидящего сзади пассажира. Николай даже вспотел от гимнастики пресса и искренне сожалел о том, что в последнее время запустил тренировки в спортзале. Как назло, захотелось в туалет. Коля в панике соображал, как отлучиться от кресла, не уронив его при этом на соседа сзади. Ответственность за комфорт незнакомца сзади давила на него не меньше, чем переполненный мочевой пузырь.

После набора высоты Коля еще какое-то время держал вертикальный баланс, но, когда принесли обед и напитки, он почувствовал, что ни группа его мышц, ни мочевой пузырь не способны более нести груз ответственности. Николай отстегнул ремень и встал… Кресло, как будто специально смазанное для свободного падения, облегченно устремилось к положению горизонта. Не хотелось думать о приятных последствиях этого маневра кресла, но на них немедленно отреагировал пассажир сзади. Он резко стукнул кулаком по спинке кресла, этот удар толкнул Колю на столик с едой, и он опрокинул раскрывшуюся пластиковую коробку на мирно дремлющего соседа слева. «Этот человек не до конца понял приятность полетов», – подумал Николай, пытаясь себя успокоить.

– Извините, – обращаясь как бы ко всем пассажирам салона, пролепетал Николай, убегая в туалет.

– Братан, ты здесь ни при чем, – громко сказал пострадавший сосед слева. Голос его напоминал голос священника – низкий, густой, торжественный – но изрекал он словосочетания отнюдь не божественного содержания. – Это, командир, сзади нас кто-то не въезжает, что делает…

Возвратившись на свое место, Николай разглядел своего соседа слева внимательней. Роста он был просто гигантского. Колени свои верзила непонятно как умещал в узком проеме между креслами комфортабельного салона. Черная неаккуратная распутинская борода придавала ему поистине грозный вид. Маленькие зеленые глаза посверкивали жуткой бесовщинкой.

– Я и не помышлял вас испачкать. Ради бога, извините! Вы почувствовали, как меня толкнули? Кресло-то мое совсем поломано! Я старался его держать все это время, но не получилось, – размещаясь в злополучном кресле, продолжал оправдываться Николай, с подобострастием поглядывая на громилу. По-другому смотреть на него было бы неоправданной дерзостью.

– Спокойно, братан, я тебя не обижу, – перебивая Колю, произнес сквозь зубы Распутин, затем повернулся к соседу сзади и, видимо глядя ему в глаза, изрек: – А ты что, онемел, не извиняешься перед людями?

– Закрой свой рот, деревня, – раздался агрессивный визг пассажира сзади, видимо тоже счастливого от полета, но тщательно скрывающего добрые чувства.

Скосившись набок, Коля увидел нервически-подвижного маленького, толстого, лысого человечка. «Все люди похожи на зверей. Этот господин в прошлой жизни точно был шакалом», – решил Коля. После незаслуженного тумака он не испытывал к этому человеку теплых чувств, но мнения своего не высказывал и молча держал кресло, теперь уже двумя руками.

– Крестьянство тебе не нравится, свин ты городского типа? Ты в какой зоне так визжать научился? – прогремел, сотрясая своды самолета, громила. Глаза его горели злобой и жаждой крови. Коле показалось, что из-под копны взъерошенных волос виднеются два рога.

– Свят-свят-свят, – пробормотал Николай, вцепившись в кресло с новой силой. «На небесах и с чертом! Сейчас он будет в жертву сатане хрюндика приносить», – подумал он.

– Господа, уголовник на борту, вызовите милицию, – предчувствуя мученическую кончину, выкрикнул несчастный пассажир, но уже не агрессивно, а жалобно, отчего все участники этого исключительно приятного полета замерли.

– Смотри мне в глаза, мелкая свинота! – громко и властно произнес местный Мефистофель. Он начал страшно таращить глаза, грозно вздымать брови. Рысьи кисточки на его ушах встали дыбом. Голос звучал магически ровно и торжественно.