– Ты прожил свою жизнь недостойно, свинота, и я исправлю ошибку природы, задерживающую тебя в мире людей!

– Какую ошибку? Что он говорит? – взвизгнул обреченно свинота (Николай так его стал называть про себя, так как не знал имени пассажира). Справедливости ради надо было признать, что в данный момент именно Коля больше смахивал на свиноту: его костюм переливался жирными пятнами от погостившей на нем пищи.

– Исправлю ошибку твоего рождения, свинота! – проревел защитник крестьянской чести. – Прилетим на место – никуда не спеши! Уже все равно поздно. Ты прилетел в ад! – этими словами Мефистофель закончил сеанс гипноза, умиротворенно откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.

Через несколько минут Николай услышал вкрадчивый шепот свиноты, направленный в заросшее черными волосами ухо Распутина:

– Простите, господин, а можно, я сам?

– Можно, – прошептал громила значительно. Николаю стало ясно, что его сосед – великий гипнотизер.

– Ой, вы что делаете? Вы же сгорите! Отберите у этого ненормального зажигалку, – раздался женский крик сзади.

Тут Николай почувствовал запах тлеющей тряпки. Обернуться не было ни малейшей возможности, поэтому понимать происходящее приходилось только по крикам, доносящимся из-за спины. Николай понял, что свинота решил предстать на земле перед Мефистофелем сразу в приятном жареном виде. Он заискивающе обратился к дремлющему гиганту:

– Вы не знаете, что произошло?

Если честно, Николай зауважал свиноту за смелость. Остальные люди вряд ли даже могли подумать о том, чтобы выступить против верзилы, а судьба маленького толстого храбреца была предрешена. Естественный отбор по Дарвину очередной раз трагически продолжил свою работу.

– Психологический этюд, братан, под названием «попытка самосожжения» завершен. Вот что такое лечебный гипноз, – спокойно ответил верзила, не открывая глаз.

– Но ведь мы все могли погибнуть, сгореть вместе с ним! – искренне изумился Николай.

– Не могли. У меня все под контролем, – сказал верзила, громко зевнув.

«Да, кошмарики», – подумал Николай.

– Как же мы в таком виде на работу пойдем? – снова привлек внимание верзилы Коля.

– Свинота все отстирает, – вынес приговор Мефистофель.

– Я готов, ребята, все сделать в лучшем виде. Я здесь живу рядом с аэропортом. Нет проблем, нет проблем. Все почистим, – отозвался радостно свинота. Было очевидно, что он трепетно внимал каждому слову, каждому вздоху верзилы.

Николай не хотел никуда ехать, но Мефистофель принял решение за него, сказав всего два слова: «Мы едем!»

Незадачливый путешественник даже не стал переспрашивать, так как почувствовал, что не в состоянии сопротивляться воле гипнотизера.

– Проходите, гости дорогие! – гостеприимно распахнув дверь, воскликнул бывший свинота.

После поездки на маршрутном такси он превратился для Николая в тезку Николая Ивановича, а Мефистофель – в Геру, просто парня Геру без всякого отчества.

Это приключение почему-то сплотило их, а еще – все-таки на земле приятней находиться, чем в воздухе!

Жилье Николая Ивановича располагалось на первом этаже пятиэтажного дома и представляло собой заурядную двухкомнатную хрущевку. Николай подошел по привычке к окну и посмотрел вниз. Николай Иванович тут же отреагировал с гордостью:

– Невысоко, правда? Удобно прыгать.

Николай улыбнулся, но тут же почувствовал, что хозяин квартиры не шутил, в его словах звучала уверенность счастливого обладателя квартиры с малым расстоянием до земли.

– Чудак, а что у тебя в туалете за вонь такая? – спросил повеселевший после дороги Гера.

– Мужики, мужики, все потом. Сейчас раздевайтесь до трусов, я сдам одежду в чистку, а мы пока поедим. Не успеем по рюмке поднять, а одежонка у вас будет как новая. Быстрей, быстрей, мужики, – суетился Николай Иванович.

– Милый он все-таки человек, этот Николай Иванович, и одесситы – гостеприимный, видимо, народ, – поделился Николай с верзилой нахлынувшими добрыми чувствами, аккуратно складывая костюм и рубашку в полиэтиленовый пакет.

– Лучше бы я не знал этого гостеприимства, зато был бы чистым и встречался сейчас с братанами, – незло огрызнулся бывший Мефистофель.

Стол, на удивление гостей, был накрыт быстро. Запотевшая бутылка недорогой водки символизировала примирение трех страдальцев в трусах. Для чего разделся до трусов Николай Иванович, оставалось только догадываться. Видимо, он считал этот ход неким актом мужской солидарности.

Николай Иванович куда-то позвонил по телефону, через пять минут в квартиру вошла женщина и громко прошептала:

– Костя если дома, то я проходить не буду.

– Нет! Что ты! Костя два дня как уже не ночует! Не бойся, проходи. Я тебя с друзьями познакомлю, – весело приглашал гостеприимный хозяин.

– Нет, постираю все, выглажу, позвоню, если Кости нет, то зайду, а если дома – сам приходи за вещами, – тихо ответила женщина.

– Хорошо, Любаш, беги, работай! – быстро согласился Николай Иванович.

– Вот и все! Прошу к столу, – весело запел он, широко раскинув свои толстые руки. Предчувствие скорого поглощения заветной рюмочки зазвучало самой радостной мелодией в его голосе.

Настроение хозяина передалось гостям. Первые три тоста – за встречу, дружбу, чистоту – сопровождались чавканьем и хрюканьем голодных мужиков. Слегка насытившись, Гера снова задал свой вопрос о специфическом запахе в туалете.

– Это, ребята, моя беда, – начал рассказ Николай Иванович. – Мой сын – наркоман, а в туалете он колется, окаянный.

– Он что, колется валерьянкой? Там ведь не наркотой пахнет, а сбором всяких лекарственных трав! – загремел Гера.

– А ты что, знаешь запах наркоты? – поинтересовался Николай.

– Я самый известный народный целитель по части отлучения от наркоты. Я ее и на себе, и на других, знаешь, сколько испробовал? А этот твой сын – какой-то гурман! От такой гадости на тот свет быстро попадет! – спокойно, выпивая рюмку без тоста, произнес Гера.

– Ничего с ним не станет, окаянным! Он нас всех переживет. У него рост – на полголовы выше тебя, Гера, и посильней он раза в два. Я-то много в детстве болел, а мои гены могучие! – многозначительно подняв палец вверх, произнес Николай Иванович.

– Ладно, могучий, не трави ерунды! Лучше наливай! – с ухмылкой скомандовал Гера.

– А что эта женщина, прачка, его так боится? – поддержал разговор Николай.

– Его все боятся, – ответил с ужасом в глазах бывший свинота. – Он в последнее время как лекарств наберется, так агрессивным становится. Жуть! Всех убить норовит, особенно, конечно, меня. Вот, мужики, что я храню под подушкой для обороны. Живу, как на войне, – Николай Иванович откинул подушку, и они увидели зловеще блеснувший новенький топор. – Я и вам приготовил по-дружески по топорику на случай, если он вдруг заявится сегодня.

«Приятный полет, приятная послеполетная беседа», – подумал Николай, поставив топорик к стене под правую руку.

– Да не бойтесь! Он сегодня, скорее всего, не придет. Уже два дня домой не кажется, – успокоил Николай Иванович.

– А за что он вас-то хочет убить? – спросил робко Николай.

– Безумие, Коля, не имеет объяснения. Налей мне, Гера! История вроде простая, но для вас может оказаться интересной, – грустно произнес хозяин приятной квартиры. – В восемнадцать лет я женился.

– Я сразу увидел, что ты ненормальный, – вставил Гера. – К таким, как ты, спиной нельзя нигде находиться. Вот, Колян, мы с тобой в самолете и попали, – захохотал верзила.

– Родился у меня сыночек, – продолжил гостеприимный хозяин.

– Сыночек – два метра росточек, – улыбнулся благодушно Герасим и очень громко икнул, да так, что рука Николая от испуга схватила топорик.

«Нервный отдых», – подумал Коля, успокаивая себя и ощущая ухмылки товарищей по столу.

– Так бы все хорошо и было, но однажды на лекции в техникуме, где я преподавал, ко мне подошла девчонка и объяснилась в любви. Любви чистой, детской, как говорится, с первого взгляда! – загадочно улыбаясь, произнес Николай Иванович.