– Иди и ни о чем не думай. Я все время смотрю по сторонам. Если попадется навстречу офицер, я скажу тебе, чтобы ты отдал честь.

Подошел трамвай.

– Я возьму билеты, – сказала мама.

– При мне еще были кондукторы. Мне рассказывали, что теперь без кондукторов. Научи меня, как теперь надо.

Мама дала ему два трояка, показала, куда их нужно опускать, где отрывать билеты. Он опустил их в нужное место, оторвал билеты.

– Просто?

– Просто.

В салоне никого не было, но мама отвела его в тамбур. Он смотрел в окно.

– Лиля, – он заволновался, увидев на остановке офицера. – Я должен отдавать им честь в трамвае?

– Нет, не надо. Только на улице.

– А если придерется?

– Если придерется? Тогда я начну вопить, что он меня за сиську схватил. Буду орать: «Если я с солдатом, то меня и за сиську можно?» Знаешь, как народ к солдатам относится. Он либо сбежит, либо народ на него кинется и сбежим мы.

– Ты правда так поступишь?

– Да.

– Спасибо.

Мать мне говорила, что тогда чуть не разревелась.

Жил Леша на Песчаной. У его матери была однокомнатная квартире в пятиэтажке.

Она действительно была очень больна. Лешу не видела почти два с половиной года и не то, чтобы обрадовалась, а скорее удивилась:

– Ты что, его подружка? – спросила она маму.

– Да, Вера Васильевна. Мы вместе работаем.

– А почему ты офицер, а мой – солдат?

Мама стала объяснять, но та особо не вникала:

– Поняла, ты хорошо работаешь, а мой лоботряс.

– Да все наоборот.

Пришел доктор. Долго осматривал. Потом отозвал в сторону мою маму. Очевидно, счел, что разговаривать надо с ней.

– Сердечко пошаливает. И очень. Я ей кое-что выпишу. А если станет хуже, звоните. Может быть, придется госпитализировать.

Мама взяла рецепты, побежала в аптеку. По дороге заскочила в магазин. Она уже проверила, что холодильник пуст.

Вернувшись, она дала Вере Васильевне лекарства, почистила картошку, накормила семью. Больная ела молча. Потом заснула.

Мама и Леша сели на диван.

– У тебя тоже плохое сердце. Ты должен себя беречь.

– Почему это? – удивился Леша.

– А там… когда тебя на гауптвахту.

И потом добавила:

– По моей вине.

– Почему по твоей?

– Ты убежал, чтобы меня не видеть.

– С чего ты взяла? Убежал и все. Ты ни при чем.

– Ладно. Но приступ у тебя был.

– Не было никакого приступа. Хочешь, я тебе расскажу? Я очень не хотел на губу.

– Я понимаю. Я очень переживала, а уж как, наверное, ты.

– Ну и взял с собой пачку таблеток пирамидона и пачку анальгина.

– И? – ужаснулась мама.

– Попросил Ленку остановиться, вышел на улицу, выпил обе пачки и запил водой.

Так вот зачем он пил тогда воду.

– Ты хотел кончить с собой?

– Нет. Просто хотел показаться больным. Мне рассказывали, что так получается.

– Дураки рассказывали.

– Ленка сдала меня в комендатуре и там меня послали в санпропускник. По дороге меня стало тошнить. И вырвало. Перед санпропускником надо пройти врача. Когда врачиха меня послушала, сказала: пусть идет помирать в свою часть, нам покойники не нужны.

– Какой ужас!

– Ну и меня отпустили. Пока ехал в казарму, совсем оклемался. Да так, что у нас в санчасти удивлялись, все в порядке. Просто нервный криз.

– А не могли вернуть назад?

– Все рассчитано. По армейским законам два раза не расстреливают.

– Почему расстреливают? – испугалась мать.

– Это пример. Второй раз на наказание не посылают.

– Какой же ты умный! Если бы ты знал, как я переживала. Конечно, не так как ты. Сны такие видела. Есть не могла. И меня тоже тошнило. Может, телепатия.

Она хотела было сказать: «Ты больше так не делай», потом вспомнила, что попал-то он на губу из-за нее и решила промолчать.

Вера Васильевна спала. Леша заторопился в казарму.

– Не хочу, чтобы ты одна ночью возвращалась.

– Я уже придумала, как надо. Мы возьмем такси, я отвезу тебя в казарму и вернусь сюда. С Верой Васильевной нужно побыть.

– Зачем?

– Мне так сказал доктор.

Доктор так не говорил, но мама решила, что так лучше.

– У меня нет денег на такси.

– У меня есть.

Сидели до восьми часов. Потом мама покормила всех ужином.

– Мы поедем, – сказала она Вере Васильевне. – А я скоро вернусь.

Такси нашли быстро. Заехали сначала к маме домой. Леша хотел посидеть в машине. Но мама настояла:

– Посмотришь, как я живу.

– Боишься оставить меня без присмотра.

– Считай себя Джульбарсом сколько хочешь, но оставлять тебя одного не буду.

Мама тогда жила в большой коммунальной квартире, в скромно обставленной комнатушке. Дома она взяла большую сумку, натолкала туда два платья, любимую кофту, юбку, пакет с зубной щеткой, белье.

Поехали в казарму.

– Я вернусь, – сказала мама таксисту, – честное слово.

– А куда ты денешься! – засмеялся таксист. – Тут казарма, девочек не пускают. Только вы уж не больно долго целуйтесь.

– Не будем.

– Да уж нет. Целуйтесь, сколько хотите, подожду. Сам солдатом был.

Они вошли в казарму.

– Спокойной ночи. За Веру Васильевну не волнуйся.

– Может, поцелуемся? – смущенно предложил Леша.

– Здесь? У тебя для этого было достаточно времени в другом месте.

– Довезите меня до метро, – сказала она таксисту.

– А дальше?

– На метро поеду.

– Денег нет?

– Пусть и так.

– Я сам три года в армии отбарабанил и знаю, что такое хорошая девчонка. А ты – хорошая девчонка, солдата в казарму за свои деньги возишь. У метро выключу счетчик и дальше повезу бесплатно.

Вера Васильевна не спала.

– Я, Лиличка, была для Леши плохой матерью. Все своими делами занималась. Времени на него не было. Так и рос. Вот ты уже всего добилась, а он…

Мама пыталась возразить, но Вера Васильевна продолжала:

– Ты уж не обижай его. Обещай мне.

– Да я и без обещаний.

– Обещай.

– Обещаю.

– Следи за ним.

Ночью ей снова стало плохо. Мама вызвала неотложку.

– Надо везти в больницу.

– Я поеду с вами.

В больнице мама сидела до трех утра. Потом вышел врач и сказал:

– Спасти не удалось.

Утром мама, не заходя в лабораторный корпус, направилась в штаб.

– Сегодня ночью у Сапунова умерла мать.

И рассказала все как было.

– Родственников у него нет. Он один.

– Пусть едет домой, все оформляет, – распорядился полковник. – Выпишем увольнительную на пять дней.

Потом, подумав, добавил:

– Ему надо помочь, один он не справится. Ты, Быстрова, уже в курсе. И ты все-таки офицер. Я тебя на эти дни отпущу. Не возражаешь?

В канцелярии добрый майор вместо пяти дней увольнения написал семь и приписал «по случаю кончины матери».

– Это разжалобит даже столб, – добавил он.

Когда мама вошла в лабораторию Леши, тот держал в руках колбу.

Увидел ее, положил колбу на стол.

– Она умерла?

Поехали сначала в больницу. Им сказали, что тело в морге. Вера Васильевна совершенно не изменилась. Леша расписался в каких-то бумажках. Потом поехали к нему домой.

Не убрано, пахнет лекарствами. В шкатулке на комоде счета и деньги. Очень немного. Просто крохи. Вера Васильевна еле сводила концы с концами. Хоть бы на похороны хватило.

– Сначала надо переодеть тебя в штатское.

Гардероб у Леши был скудный. Мама нашла свитер и брюки.

– Переодевайся, больше не хочу смотреть на твою форму.

Мама отвернулась к нему спиной и вытащила из принесенной вчера сумки платье.

– Я прямо как солдат на медкомиссии.

Мама повернулась к Леше и увидела, что он стоит босиком в одних трусах.

– А вас разве не заставляют носить подштанники? – наивно удивилась она.

– Во-первых, не подштанники, а кальсоны. А во-вторых, я и зимой хожу в трусах.

– Какой ты сильный! – мама подошла к Леше вплотную, взяла его за плечи.