– Это из Паучьей крепости.

Джерди, ковырявший столешницу, замер. Моргнул раз, другой, точно испуганная птица.

– Неужели?..

– Да. Отряд выехал два месяца назад с королевским поручением. И с моей дочерью.

Рунд едет сюда – Тит ждал и одновременно боялся этого так долго, а сейчас, когда она и вправду отправилась домой, ничего не почувствовал. «Домой, скажешь тоже».

Тит аккуратно сложил последнее послание и посмотрел на Джерди. Тот, поняв все без слов, встал и заторопился.

– Пожалуй, пойду. Посмотрю, сменился ли караул. Тревожные новости приходят со всех сторон, а я еще даже не ужинал.

Ходил Джерди забавно – вразвалку, точно медведь. Улыбался чаще, чем Тит, но из них двоих сердце было только у одного. Тит смотрел, как Джерди, отряхиваясь, торопился покинуть комнату. У двери, однако, он остановился и обернулся.

– Уверен, Рунд все поймет. Она выросла, Тит. Поймет и простит.

– Конечно. – Тит постарался, чтобы голос его звучал уверенно. – Она поймет.

«Да так, что придется запирать на ночь двери и спать в обнимку с боевым топором, ожидая прощения».

Когда Джерди ушел, Тит пнул ногой бутылку, и та, опрокинувшись, окрасила деревянные половицы в цвет крови.

Глава 6

Кровь от крови

орлинка отцветала, и красные лепестки осыпались с высохших стеблей. Пахло медом, пылью, кровью и потом. В воздухе кружились прекрасные белые птицы – в империи их звали воллы, что означало – «свободные». Свобода здесь и впрямь была только у тех, кто мог летать. Солнце ласково припекало в спину – еще один славный день позднего лета. Рунд лежала на песчаной земле, боясь дотронуться до перебитого колена. Ее мучители стояли рядом, выкрикивали насмешки и ждали, когда же она поползет прочь. Тогда они догонят ее и снова изобьют. Рунд глотала тихие злые слезы, но двигаться больше не могла, да и не хотела. Умереть в такой прекрасный день казалось не так уж и плохо. Отец бы ею не гордился, да и пошел он. Подумав про Тита, Рунд слабо пошевелила пальцами и поднесла их к глазу. Кожу с них местами содрали, в раны набились песок и мелкие камни.

– Вставай, маленькая леди. – Рослая темная фигура загородила солнце, и Рунд поспешно закрыла глаз. – Думаешь, раз на тебе дорогие цацки, а твоя одежда чище нашей, так ты лучше? Вставай!

Лысый курносый мальчишка с забавно оттопыренными ушами, чье имя Рунд не успела узнать, протянул к ней руку, и она вцепилась в нее зубами. Так сильно, что свело челюсть.

– Ах ты дрянь! – Он ударил ее укушенной рукой по лицу и поднял палку. У них у всех были палки – тяжелые, норовящие выскользнуть из неумелых рук. Рунд, никогда не учившаяся сражаться, свою сразу же уронила. Сдалась без боя, как любил говорить своим воинам отец.

– Может, она хочет, чтобы мы ее прикончили. Но так неинтересно. – Разочарованный голос принадлежал белобрысой девочке, на вид младше Рунд. Младше, но крепче, жилистее, и у нее было два глаза. Два целых глаза – вот где удача. – Уродка. Наша леди – уродка, – добавила девочка и плюнула в Рунд.

Остальным это показалось веселым, и плевки последовали один за другим. Некоторые оседали в пыли, но большинство из них все же достигали цели. Налетел ветер, и десятки алых, точно кровь, лепестков взвились в воздух. Несколько месяцев назад Рунд отрывала бутоны от подаренных ей роз, и вокруг толпились слуги, которые пожелали с ней проститься.

– Ты смелая девочка. Ты обязательно вернешься домой. – Тит положил руку на ее плечо и сжал до боли. Но его выдали глаза, полные страха. Отец в это не верил, и она бросила розы ему под ноги: «Ты трус!» Случилась беда, и никого не было с нею рядом.

Не выдержав, Рунд разрыдалась – громко, жалобно, под смех улюлюкающей детворы. Горе сосало под ложечкой, и сердце ныло не переставая. Боль в теле не могла сравниться с болью в душе.

– Эй, что это вы здесь устроили, недомерки?

Рядом выросла еще одна тень, выше других. Размазав кровь и грязь по лицу, Рунд посмотрела на надсмотрщика – мальчишку на пару лет старше, рыжего, как пламя, с покрасневшим от гнева лицом. Но даже краска на впалых щеках не могла скрыть миловидность и тонкость черт. Рунд стало стыдно за себя и то, что ее так просто одолели. И особенно стыдно за то, что она, раскорячившись, лежит и не может сама за себя постоять.

– Мы должны помогать один одному. Если нас будет мало, старые боги тьмы победят и скверна захватит мир. Мы не враги друг другу! А ну, – рыжий повернулся лицом к притихшим детям, – попробуйте выбить палку из моих рук!

Никто не сдвинулся с места. И девочка, первая плюнувшая в Рунд, хмыкнула.

– Кажется, у леди завелся преданный пес. Пойдемте. В следующий раз мы ее достанем. Не сможет же он все время бегать рядом с ней. – Последнюю фразу она произнесла громко, чтобы Рунд услышала сквозь гул в побитой голове.

Когда последний из оборванцев скрылся из виду, мальчик, неожиданно вставший на ее защиту, наклонился и, нахмурившись, потряс ее за плечо.

– Эй, меня зовут Бёв. Не бойся, вставай, нужно отвести тебя в лазарет. Да вставай же!

Рунд вздрогнула и очнулась в провонявшей кислым потом комнате. Пустошь исчезла, но рука на плече никуда не делась. Язык во сне прилип к засохшему нёбу. Горло саднило, и очень хотелось пить. Не поднимая века, Рунд протянула руку, пытаясь нащупать брошенную на пол флягу, но наткнулась на холодную босую ногу.

– Да просыпайся, ну!

Проморгавшись, Рунд увидела плавающую в полумраке свечу и бледное встревоженное лицо Кации. Оглянулась – Бёва рядом уже не было, осталось только смятое и еще теплое одеяло.

– Что происходит? – Дышалось с трудом, и тяжелый липкий сон никак не хотел ее отпускать. Во рту появился металлический привкус. Рунд провела ладонью под носом и с удивлением обнаружила на пальцах темные капли. – Что ты здесь делаешь?

Вместо ответа Кация подобрала разбросанную одежду и бросила ее на постель.

– Девка вздумала рожать и вот-вот отойдет к праотцам. Вставай.

Спросонья Рунд не поняла, о какой девке говорит Кация, а после скривилась.

«А мы здесь при чем?» – хотелось спросить Рунд, но Кация уже поспешила прочь, звучно шлепая по полу. Приоткрытая дверь впустила в комнату встревоженные голоса, всхлипы и далекий крик роженицы. Нога после сна одеревенела, и пришлось долго массировать мышцы, разминать их и договариваться с болью. Порывшись в мешке, Рунд отыскала ус. Один комок засунула под язык, другой взяла с собой. Подумав, прихватила еще один нож, побольше, и стянула с матраса серую простыню.

«Зачем мне все это?»

«Ты дала клятву, – сказала бы Дацин. – Помогать каждому человеческому существу – врагу или другу».

«Как мне надоели ваши клятвы».

Рунд принимала роды не один раз, но тогда рядом с ней находилась наставница Дацин. Эта молчаливая суровая женщина выбрала в помощницы только ее одну – из двадцати девочек, мечтавших стать ценотами, лекарями. Бросила на Рунд внимательный короткий взгляд и сдавила подбородок сильными пальцами.

– Подойдет эта. Смерть ее боится – видишь, отступилась и оставила напоследок отметину? Она сможет помогать появляться новой жизни в этом мире. – Наставник Гатру молча покивал и на прощанье отвесил Рунд затрещину.

«Помни, о чем я тебе говорил, – прошептал он ей, когда Рунд проходила мимо. – Заставь их поверить в твою слабость».

Дацин не была лысой, как прочие наставники, и, уж конечно, не обладала боевой сноровкой, но боялись ее куда сильнее, чем всех остальных в Паучьей крепости. Наверное, из-за глаз – настолько светлых, что зрачки казались черными тоннелями, прорытыми прямо в белках. А еще из-за тяжелого взгляда и ударов палкой, на которые Дацин никогда не скупилась.