Но самое главное – порох. Его нашли больше трех пудов. В бочонках, в бамбуковых пеналах, и в каких-то длинных «кишках» – Ивашка «Делон» предположил, что это что-то вроде фитилей для подрыва укреплений. Свинца почти не нашлось, ибо маньчжуры стреляли, в основном из пушек, но порохового зелья теперь имелось в изобилии. Санька даже подарил Галинге одну китайскую пищаль и восемь фунтов пороха. После пекторали он чохарского князя на руках носить был готов!

В целом, с поля боя никто не ушел обиженным. Ибо на берегу вражеских трупов лежало поболее, чем выжило союзников. И каждый смог обзавестись добрым ножом или крепкими сапогами или поясом с бронзовым литьем… много можно было снять с тел.

Мертвый враг оказался дороже живых. А ведь были и такие.

– Ну, на кой нам эти поганые? – в сердцах махал рукой мрачный Старик на черное мрачное пятно, растекшееся по серому ноздреватому льду.

Почти полторы сотни пленных согнали в кучу, повязали, как попало, да так и оставили. Всё равно здесь лишь те, кто не смог убежать в пылу сражения или не захотел. А значит, чего их охранять? Разноязыкие люди Минандали всю ночь жалишь друг к дружке, чтобы хоть как-то согреться. Разумеется, некоторые к утру окоченели.

Вопрос Тимофея был непраздным. Что делать с таким полоном, не знал никто. Дауры от подобного дувана отказались сразу: на амурской земле рабский труд не особо прибылен. А, если раб – вчерашний воин, да и родина его не так далеко? В лучшем случае, просто сбежит, в худшем – хозяина ночью придушит. Держать пленных в остроге тоже не хотелось: такую ораву не прокормишь. Менять? Не на кого. Выкуп с сунгарийских дючеров получить? Казаки с трудом представляли, как это организовать. По всем статьям, пленные выглядели обузой.

– Может, в Кумарский доставим? – неуверенно предложил Дурной.

– Ага, – разулыбался Ивашка. – Вот тебе, Онуфрий Степанович, три сорока душ. Ты уж не серчай, меха, камчу да зелье пороховое мы себе оставили, а тебе вот – самое лучшее!..

Даже Турнос заржал, представляя себе картину. Атаман покраснел.

– Ладно, – вздохнул он. – В Темноводном решим, что с ними делать. Пакуйте!

Но решили раньше и без ведома атамана. Уже на следующий день, в дороге, что петляла меж сопок и лесов (реку и оставшееся на ней войско Минандали обходили за семь верст) Дурной узнал, что пленных на рассвете прирезали. Случайно узнал, когда увидел, как казак с дауром из-за мехового полушубка грызлись.

– Кто?! – побагровев, заорал Известь. – Кто велел?!

– Я… атаман, – Ивашка стоял перед ним спокойно и слегка разведя руки.

– Тварь! Да как ты мог…

– А что делать, когда у атамана, разума не хватает, – совсем тихо, лишь для санькиных ушей, ответил «Делон». – Пришлось мне.

Дурной аж зашелся.

– Уймись, а то очи полопаются, – без тени усмешки осадил казак своего командира. – Ты ж Вещун, а простого не разумеешь. Боле ста ворогов в Темноводный вести велел. В наш тайный острог, который мы от чужих глаз бережем! Нешто веришь ты, что никто из ихнего племени не сбежит, да про наш дом богдыхану не поведает?

Дурной тихо выдохнул.

– Я-то тебя знаю, – покачал головой Ивашка. – Ты не сдюжишь такое повеление дать. А мне не зазорно…

Страшно признаться, но прав был «Делон». И сам Дурной тащил полон в острог только, чтобы отсрочить единственное возможное решение. Надеялся на какое-то чудо… Вот Ивашка им и стал.

По счастью, уже в первый день атаман прошелся среди полонянников и сразу выделил среди них шестерых человек, что и одеты были странно, и говорили по-особому. Знакомые интонации!

– Нихао, – выдало подсознание беглеца из будущего.

И попало в точку! Оказалисьв полоне шестеро обозных китайцев. Нашлась и пара амурских пленников, что могли с ними потолмачить. Четверо жителей Поднебесной были пушкарями и пришли из далекого Мукдена, где служили при Истинном Белом знамени. А еще двое попали в обоз в Нингуте и были… Дючеры сами толком не могли объяснить, и лишь с пятой попытки Дурной догадался: ссыльные. Враги режима, так сказать.

В тот же час Санька велел отделить китайцев и их толмачей. Оказалось, вовремя – эти пленники всё еще были живы.

– Никанцев кончать не смей! – зло приказал Известь «Делону».

– А я и не собирался, – улыбнулся Ивашка, словно, и не приказывал только что убить больше ста безоружных человек. – Те никанцы нам пригодятся. Особливо, пушкари.

Дурной, как раз больше надеялся на ссыльных. Вдруг это какие вельможи, что рулили империей при прежней династии?

Только вот заняться пленниками всё не выходило. В пути – куча дел. В Темноводном – еще больше. А потом поездка в род Чохар… Тут Дурной и думать про китайцев забыл! Счастливый молодожен растворился в своей избраннице… Какие еще дела!

В Темноводном, опять же, не только свадьба была. Казаки втихую для своего атамана начали избу ладить. В две клети! Растроганный Санька попытался было отнекиваться, но тут не только свои, но и Нехорошко заявил:

– Ну, что ты за атаман такой! Со всеми вповалку живешь. Жена, опять же. Княгиня, не абы кто. И ты у нас теперь… почитай, князь!

– Вот так даже не шути! – одернул десятника Дурной. – Ты получше меня знаешь, кто вокруг Кузнеца вьется и что там про меня шепчут. Не надо мне новых проблем.

Турносу после битвы Санька стал доверять. Раз уж десятник его спас от смерти, то теперь и дальше с ним повязан будет. Другое дело, что и приказному Нехорошко тоже верен. И не только он. Надо эти байки про «князя» в зародыше душить.

Новой проблемой стали местные «гости». Если Аратан, Индига и Соломдига давно «прописались» в остроге, то остальных рядом с собой казаки не очень желали видеть. Дурного, с одной стороны, расстраивало, что процесс «слияния» народов постоянно сбоит. Но с другой: право жить вместе, действительно, заслужить надо. Как и доверие. Так что пришлые дауры и тунгусы начали строить выселок севернее Темноводного. Туземцам дали сухого леса, некоторые из них даже огородики успели разбить.

Санька с утра до ночи трудился на строительстве дома (своего дома!), чтобы по максимуму оправдать право на личное жильё. Иметь привилегии перед другими казаками казалось ему неправильным… Но жить в отдельном домике с Чакилган – это же чистое счастье. Молодая жена ценила вклад мужа, хотя, ей как раз казалось правильным, что жители острога что-то делают для своего предводителя.

Между тем, с юга на север, на амурские земли неуклонно накатывал май. Прекрасный, зеленый, свежий май, укутывающий весь мир сочной травой, нежными листьями. Даже вечные иголки елей, сосен и лиственниц наливались совершенно новым приятным оттенком. Хотелось жить, хотелось гулять! Рвать первые полевые цветы и дарить их любимой женщине.

Но май волновал Дурнова и по другой причине. Амур очистился от последних белых пятен, вернув себе хмурую, но благородную черноту. Вновь вернулось время навигации – а значит, пришла пора идти к Кузнецу. Опять. Ясак собран, даже с избытком. Да и из боевой добычи немало отложили. Будет чем порадовать приказного и остальных.

Хотя… Каждый визит Саньки к Кузнецу заканчивался не очень хорошо. Не было понимания. Кузнец не видел и не хотел видеть тот путь, который проповедовал беглец из будущего.

Но ехать надо.

– Уезжаешь? – всплеснула руками Чакилган. – Мы же только-только…

– Надо, черноглазая, – вздохнул Санька.

– Тогда и меня возьми! Я с тобой!

Юноше очень не хотелось говорить «нет» любимой. Но он помнил прошлое. Как познакомился с пленницей, как украл ее, как сидел за нее в железах… Незачем в Кумарском это прошлое напоминать.

– Но… Но зачем тогда ехать прямо сейчас? – искренние слезы набухали на глазах княжны. – Нельзя, что ли, позже отдать проклятый ясак?

«Можно, – не сказал вслух Санька. – Можно, родная. Но…».

Но не только «долг перед царем-батюшкой» звал Дурнова в дорогу. Манила его большая загадка. Практически, тайна.

Тайна «воровского полка».