Бирк несколько раз пытался поговорить с начальством об этом странном субъекте: его выслушивали и обещали что-то сделать, но всё на этом и заканчивалось.

Бирк и раньше ничего толком о нём не знал, и тут такой внезапный «сюрприз». Рамен хорошо помнил его дурацкую привычку носить длинные волосы и выглядеть так, будто недавно из мусорки выбрался. Пряди челки, свисающие сосульками, вечно падали ему на глаза. За собой парень явно не следил. Даже возраст Дарика казался каким-то неопределенным. Можно было легко дать и двадцать, и все сорок.

Сейчас же Дарик был коротко подстрижен и гладко выбрит. Джинсы, на удивление, тоже были чистыми. А вот чёрная куртка была небрежно расстегнута, и под ней на футболке наблюдался дикий психоделический рисунок. Из этого Бирк сделал вывод, что прошлое для Дарика всё же отступило не до конца.

В больших серых глазах Джеймса не было прежней искры безумия, а лишь какая-то спокойная отрешенность и немного всё той же неестественной «стеклянности». Теперь Бирк понял, что Дарик-то – парень ещё совсем молодой: лет двадцать восемь – двадцать девять не больше.

Насколько Бирк знал, Джеймсу вполне официально удалось получить свободу. Он подозревал, что у того была жирная волосатая лапа где-то в верхах, так что Дарик смог выторговать себе спокойную жизнь за участие в какой-то сомнительной операции от правительства.

Рамен тогда даже хмыкнул: кому в голову взбрело иметь дело с этим неуправляемым психом? Он, конечно, профи в своём деле, но, твою ж мать, терпеть его заскоки – слишком большая плата за это.

Бирк видел в новостях, как Джеймс с какой-то женщиной смогли выкрасть химическое оружие в одной из лабораторий на Востоке, но дальше что-то пошло не по плану, и дамочку посадили, дав пожизненное, а вот Дарик вышел сухим из воды и получил амнистию, а с ней и свободу.

И вот теперь этот кристально чистый гражданин США стоял на его пороге в тысячах километров от дома. Бирк застыл, не понимая, чего ему ждать дальше, но Дарик, ничего толком не объясняя, бесцеремонно отодвинул его от дверного проёма с фразой:

– Хорошее место выбрал. Незаметное. Я поживу у тебя.

Так Джеймс Дарик внезапно оказался его жильцом. Выгнать его, Бирку показалось странным. Вроде, как бы там ни было, а многое вместе прошли, и он понадеялся, что тот сам скоро свалит из его халупы. Объяснил Джеймс свое поведение тоже странно, что, впрочем, было вполне в его духе:

– В США мне находиться нельзя, там меня не найдут.

«Кто не найдёт?» – Бирк не понял, но расспрашивать больше на эту тему не стал. Его тревожило только одно: кто-то будет искать Дарика, а выйдет на него. Но и здесь Джеймс предвосхитил его вопрос:

– Я уладил все дела, прошёл курс реабилитации и ушёл на покой. Я чист, Бирк, не беспокойся. ФБР сюда не приведу.

Бирк понял, что был прав в своих подозрениях: Дарик что-то принимал, когда они вместе работали.

Рамен представил местным бандам Дарика как своего бывшего сослуживца: поверили они или нет – это уже было их дело. Джеймс ему не мешал и, по ощущениям, всё ждал чего-то или кого-то.

Хотя Бирку и сложно было признаться себе, но с Дариком жить в этом районе стало даже проще. Рамен, наконец, смог спокойно спать, зная, что в соседней комнате находится один из своих. Кто-то из них двоих проснётся, да и среагирует случае нападения. Местная шпана иногда теряла берега и могла забраться ночью в дом в поисках, чего бы стащить. Оказалось, Джеймс спал чутко, и после того как он хладнокровно, как щенка, отшвырнул внушительных размеров пацана на три метра по улице, попутно разбив им чужое окно, больше никто не решался подходить к их дому без веской причины.

Бирк в сумерках шёл по пустынной улице, обходя лужи и грязь, прикрывая нос рукой в местах, где стоял особо сильный смрад. Где-то вдалеке голосили пьяные подростки, хорошо, что не рядом: столкновение с местной гопотой ему сейчас было ни к чему. В некоторых домах даже горел свет, за мутными стёклами мелькали неопрятно одетые, опустившиеся люди. Где-то справа истошно орала женщина:

– Спасите! Помогите!

Едва слышен был мужской голос, который что-то повторял и повторял. В местные разборки алкоголиков Бирк не ввязывался. Хватило одного раза, чтобы понять, что оно того не стоит: окажешься в любом случае крайним. В первый же день пребывания в этом районе он дал в морду мужику, избивавшему жену. А потом жертва – пьяная женщина со спутанными волосами и синяком на пол-лица – заливаясь слезами, нападала на него, пытаясь выцарапать глаза грязными ногтями, с криками, что он покалечил её мужа.

Бирк дошёл до небольшого ларька в конце улицы.

– Два пива, Стефан, – Рамен протянул деньги пожилому толстяку в маленькое окошко. Оставалось загадкой, как тот в таком месте дожил до своих лет.

Вся витрина ларька была закрыта ржавой решёткой, на которой то тут, то там клочьями свисала облупившаяся краска, и поцарапанным пуленепробиваемым стеклом, а сам продавец маячил в маленьком отверстии, размером чуть больше ладони. Стефан кивнул и протянул прохладные запотевшие бутылки. Бирк молча взял их, вложив деньги в руку, покрытую коричневыми старческими пятнами.

– Как там твой парень поживает? – спросил Стефан хрипловатым голосом: сегодня он явно был в настроении поболтать. Стефан знал здесь всё про всех, и Бирк иногда этим пользовался, так что старался поддерживать доброжелательные отношения со стариком.

– Да, нормально, – хмыкнул Рамен, всем видом показывая, что о своём не слишком желательном соседе он вести беседы не намерен.

Бирк уже собрался было развернуться и уйти, как ему будто Святая Дева лично явилась…

Незнакомая женщина шла по грязной улице, освещая её своим присутствием: такие небожительницы никогда не спускаются к простым смертным. Бирк подобных ей только по телевизору и видел. Рамен даже пару раз усиленно моргнул, чтобы видение рассеялось, но ничего не изменилось.

Контраст был слишком разительным: обшарпанные, выцветшие от времени и отсутствия ухода одноэтажные дома с грязными окнами и потрескавшимися деревянными рамами, кое-где уже даже нежилые с выбитыми стёклами пустых оконных глазниц; одиноко стоящие стены, тоже когда-то бывшие чьим-то жильём, а ныне раскрашенные многочисленными граффити, кричащими об отсутствии таланта у их создателей; асфальт, разбитый до такой степени, что местами от него остались лишь воспоминания; годами не вывозимый мусор, лежащий вонючими кучами у обочин и… неизвестная женщина в дорогом чёрном элегантном пальто – явно от именитого бренда – вкупе с тонкими перчатками, обтягивающими изящные руки как вторая кожа. Пальто точно по фигуре облегало незнакомку, подчёркивая её узкую талию, а два ряда пуговиц с витиеватым узором, зрительно делали её ещё стройнее, поблёскивая в свете единственного фонаря. Её невообразимо узкая длинная юбка имела внушительный разрез, который скромно скрывался за кромкой пальто. Лицо больше, чем наполовину скрывала чёрная фетровая шляпа с короткими полями, наподобие мужской. Тёмно-серая тень от полей, будто так и было задумано, кончалась на уровне ярко-красной помады на чуть пухлых губах. Тон помады гармонировал с небольшой сумочкой, которую она небрежно держала в правой руке. Этот броский цвет был явным вызовом окружению: незнакомка не боялась и не скрывалась. Звонкое цоканье её каблучков гулким эхом раздавалось в тишине мрачного, грязного квартала.

В такт шагам качались тяжёлые длинные серьги с прозрачными, как слеза, бриллиантами. Эта женщина должна была быть где угодно, только не на этой улице. Как минимум: она должна была бы сейчас идти по Бродвею, освещаемая яркой рекламой баснословно-дорогих бутиков и элитных ресторанов.

У Бирка мелькнула мысль: «Обычно женщины в таких кварталах озираются и стараются быть незаметными, обходят компании подростков стороной, потому что отморозки страшны толпой. Ей лучше было бы поберечься».

Но эта дама противоречила всему, что он знал о женщинах. Она шла по центру улицы, будто была сейчас в самом безопасном месте на планете.